25 ноября 1940 г., по возвращении в Москву, В. Молотов (после консультаций с И.Сталиным) пригласил к себе немецкого посла Шуленбурга и просил сообщить в Берлин, что советское правительство «готово принять проект о пакте четырех держав, который касается политического сотрудничества и взаимной экономической поддержки». Присоединение СССР к Тройственному пакту оговаривалось в переданном В.Молотовым заявлении рядом условий, а именно: 1) немедленным выводом немецких войск из Финляндии;
2) заключением пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Болгарией, и размещением советских военных баз внутри полосы Босфора и Дарданелл (Сталин намеревался ввести советские войска в Болгарию, поэтому Москва предлагала подписать в рамках «пакта четырех» протокол относительно военных и дипломатических мер на случай «оппозиции этим планам со стороны Турции»);
3) отказом Японии от концессий на добычу нефти и угля на Северном Сахалине; 4) признанием зоной территориальных устремлений Советского Союза область к югу от Батуми и Баку в направлении Персидского залива (имелись в виду Турция, Северный Иран и Ирак). Москва предлагала также приложить к «пакту четырех» пять секретных протоколов, три из которых фиксировали бы согласие остальных участников пакта на вышеизложенные требования СССР (127*). '
Из сказанного выше видно, что Иран, Восточное побережье Персидского залива и район мосульских нефтепромыслов в Ираке занимали в 1940-е годы видное место на шкале внешнеполитических приоритетов СССР. Именно поэтому 10 декабря 1940 г. коллегия НКИД СССР и приняла решение «считать целесообразным с января 1941 г. возобновить деятельность представительства СССР в Саудовской Аравии». Однако осуществить это решение из-за начавшейся Второй мировой войны не удалось (128).
Новые попытки реанимировать связи СССР с Саудовской Аравией были предприняты Москвой только пять лет спустя. 4 января 1945 г. Султанов, второй секретарь советской миссии в Египте, в беседе с Зирекли, советником миссии Саудовской Аравии в Каире, поднял вопрос об открытии советской миссии в Саудовской Аравии. Во время этой беседы Зирекли, судя по материалам Архива внешней политики СССР, выражал «сожаление и недоумение» тем, что СССР отозвал в свое время своего представителя из Джидды, «хотя для прекращения дипломатических отношений, — как он говорил, — со стороны Саудии никаких причин не было, и нет до сих пор». Султанов информировал Зирекли о намерениях советского посланника в Египте А.Д.Щиборина после вручения верительных грамот встретиться с поверенным в делах Саудовской Аравии. И что если последний пожелает побеседовать с А. Щибориным на эту тему, то «наверняка вызовет в нашем посланнике интерес к данному вопросу и встретит с его стороны благоприятный отклик»(129).
1 февраля 1945 г. на обеде, устроенном МИД Египта, советский посланник А. Щиборин имел беседу с директором Арабского департамента МИД Саудовской Аравии Азамом, сопровождавшим в поездке в Египет короля Абдель Азиза. По словам А.Щиборина, Азам интересовался, почему СССР, поддерживая дипотношения с Саудовской Аравией, не имеет в Джидде своего дипломатического представителя. Более того, высказывал, мнение, как утверждал А.Щиборин, что обмен такими представителями между СССР и Саудовской Аравией в значительной мере способствовал бы улучшению отношений между Советским Союзом и арабскими странами в целом. Ответ А.Щиборина на такие высказывания Азама сводился к тому, что если бы правительство Саудовской Аравии обратилось по данному вопросу к советскому правительству, то определенно встретило бы, по его мнению, благожелательную реакцию. Азам, со своей стороны, обещал, что сделает все, что в его силах, чтобы инициировать постановку саудовским правительством этого вопроса перед СССР в официальном порядке (130).
В Москве стали полагать, что и в Саудовской Аравии не прочь были бы сделать шаг навстречу СССР в деле нормализации двусторонних отношений. Такие предположения еще больше усилились после того, как в августе 1945 г. заместитель министра финансов Саудовской Аравии Сурур Сабан, находясь в Каире, по собственной инициативе нанес визит советскому посланнику в Египте. По словам С. Сабана, как сообщал в Москву советский посланник, король Абдель Азиз Аль Сауд навряд ли сам инициирует вопрос о возобновлении отношений с СССР, так как «без спроса» англичан и американцев сделать это не решится, а «они не заинтересованы в этом». Но если советское правительство, высказывал предположение С.Сабан, «проявит инициативу» и официально обратиться к Абдель Азизу Аль Сауду с предложением «восстановить дипотношения в прежнем объеме», то король едва ли откажет в этом (131).
Никакой реакции из Москвы на все эти высказывания и соображения официальных лиц Саудовской Аравии не последовало. Представляется, что причиной тому, с одной стороны, нежелание советского руководства, пребывавшего на лаврах побед над фашистской Германией и милитаристской Японией, первым сделать шаг в сторону Саудии, и тем самым признать ошибки, допущенные Москвой в отношениях с Абдель Азизом. А с другой стороны, чрезмерная осторожность НКИД СССР, задавленного, затравленного и приниженного репрессиями. Все это, в конце концов, и свело на нет открывшиеся, было, возможности для восстановления Советским Союзом взаимопонимания с Эр-Риядом сразу же в послевоенный период. В обоснование правомерности такой точки зрения можно сослаться на указание НКИД СССР советскому посланнику в Египте (начало сентября 1945 г.) насчет того, чтобы «самому вопроса об обмене диппредставителями в контактах с саудовцами не поднимать». Если же они, отмечалось в этом указании, сами, по собственной инициативе, стали бы затрагивать в беседах данную тему, то посланник должен был отвечать, что «в случае предложения Сауда обменяться представителями, советское правительство отнеслось бы к этому благожелательно» (132).
Несмотря на такую жесткую установку Москвы, А. Щиборин, на свой страх и риск, имея в виду активизировать работу НКИД СССР на саудовском направлении, направил все же наркому
В.Молотову докладную записку (23 мая 1946 г.) с предложением учредить представительство в Саудовской Аравии (133). Никаких решений по ней принято не было.
В 1947 г. в ООН обсуждался так называемый палестинский вопрос. Москва, как известно, заняла, по существу, произраильскую позицию, что привело к резкому ухудшению настроений в отношении СССР во многих арабских странах, в том числе в Саудовской Аравии.
Попытки Москвы восстановить диалог с правящим семейством Аль Сауд в конце 1940-х — начале 1950-х годов позитивных результатов не дали. Реакция Эр-Рияда на них была однозначно отрицательной. Причиной тому — ярко выраженное недоверие Саудовской Аравии к Москве и ее внешней политике. В мае 1949 г. во время состоявшейся в Джидде закрытой встречи Абдель Азиза с личным представителем президента США король по собственной инициативе заговорил о «коммунистической угрозе» Арабскому Востоку и призвал Вашингтон к совместным действиям по защите от этой угрозы всего исламского мира. Десятого апреля 1950 г. в беседе с заместителем госсекретаря США Дж. Макги король Абдель Азиз еще раз затронул вопрос об американской помощи Саудовской Аравии в «противодействии коммунистической угрозе» (134).
1950-е годы во внешней политике Эр-Рияда были довольно противоречивыми, в том числе и с точки зрения политических настроений Саудовской Аравии в отношении государств-участников «социалистического лагеря» во главе с Советским Союзом. С одной стороны, позитивная в целом реакция Эр-Рияда на идею госсекретаря США Джона Даллеса о создании регионального восточного союза как части планировавшейся Вашингтоном глобальной схемы противостояния с Москвой (весна 1953 г.). С другой — отказ от участия в Багдадском пакте, созданном на основе договора от 24 февраля 1955 г. (о борьбе с левыми повстанцами), подписанного в Багдаде между Ираком и Турцией (впоследствии к нему присоединились Англия, Иран и Пакистан). Открыто, к слову, поддержала тогда Саудовская Аравия и линию президента Египта на сотрудничество с Москвой в вопросах военных закупок (сентябрь 1955 г.).
