Постучав два раза, я стала ждать, пока Дороти откроет мне дверь.

На две минуты повисла тишина, неслышно было даже шороха, который бывает, когда человек подходит к двери и осторожно смотрит в глазок, ее собака тоже молчала.

Может, Дороти нет дома, и она на вечерней прогулке?

Подрастеряв весь примирительный настрой, я развернулась, чтобы дойти до своей двери, но услышала, позади щелчок замка.

— Чего тебе? — послышался старушечий недовольный голос.

Я обернулась и выдавила из себя приветливую улыбку.

— Здравствуйте, я хотела поговорить.

Миссис Скотт открыла свою входную дверь ровно на двадцать сантиметров, высунув аккуратно причесанную седую голову в проем.

— Говори, — строго сказала она.

— Я хотела…

— Чем это пахнет? — спросила она, зашевелив носом.

Я вспомнила, что держу в руках бумажный пакет с сэндвичами и подняла их выше. Но не успела я и рта раскрыть, как Дороти сказала:

— Ты принесла мне ужин?

Ее тон был таким недружелюбным, что я уже пожалела, что решила примириться с ней. Сориться с кем-то всегда проще, чем просить прощения.

— Это сэндвичи, — объяснила я, — они для вас.

Старуха недоверчиво взглянула мне в глаза.

— Ты отравила их?

— Нет! С чего бы мне делать это? — спросила я. Она, конечно, была не ангелом, но это же не повод травить ее как подвальную крысу.

Это точно было плохой идеей, сейчас она позвонит консьержу и скажет, что соседская блудница решила ее отравить, мои сэндвичи заберут на экспертизу, а меня в полицию, где долго будут допрашивать о мотивах отравления старушки.

Иисусе.

Но Дороти поступила по-другому, она выхватила у меня из рук пакет и закрыла перед моим носом дверь, не сказав ни слова.

Это было, странно.

Я несколько раз моргнула, ожидая, что она снова откроет дверь, и может быть, что-то скажет. Но Дороти не показалась больше, и я решила вернуться домой.

Во мне теплилась надежда, что Дороти увидев сэндвичи, пригласит войти меня в свой дом, где мы могли бы обе поужинать и поговорить о том, чтобы зарыть топор войны. Но все пошло не так, как я себе представляла.

Что ж, я сделала первый шаг, теперь остается ждать ответа от нее.

Вечером я решила принять душ, высушить и сразу завить волосы. Только я схватилась за плойку, на прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Это был Блейк.

Тогда на пляже в Лонг-Бич, куда Блейк привез меня после парка аттракционов мы немного повздорили с ним. Хотя скорее это я отреагировала слишком остро на его вопросы обо мне и Конраде.

Блейк решил исправить эту ситуацию, и на следующий день он снова пригласил меня в клуб, а еще через пару дней, мы побывали в баре с живой музыкой. Оба раза мы были не одни, а с его друзьями.

— Привет, — раздался уставший голос Блейка в трубке. — Я закончил свою работу здесь и завтра вылетаю в Нью-Йорк.

Компания, принадлежащая семье Джефферсон, занимала лидирующее место в строительстве в Европе и Северной Америке, их офисы располагались по всему миру. Поэтому Блейку приходилось работать в нескольких странах и городах одновременно.

Прошлую неделю Блейк с его отцом провели в Сиэтле. А завтра, он возвращается в Нью-Йорк. Я не могла сдерживать эмоции по этому поводу и заулыбалась.

За то время, что мы не виделись, я стала ловить себя на мысли, что скучаю по нему. Это так странно для меня, ведь я никогда и ни по кому не скучала. Мама, отец, бабушка, брат. Не было людей, по которым я тосковала, возможно, потому, что мне всегда нравилось быть одной.

— Привет, это здорово, — отозвалась я. — У тебя все в порядке?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Ты звонишь так поздно, — объяснила я.

— Сейчас только девять вечера.

Беззлобный смешок сорвался с моих губ.

— В Сиэтле. Девять вечера в Сиэтле, а в Нью-Йорке двенадцать часов ночи.

В трубке на секунду повисло молчание.

— Я разбудил тебя? — спросил он.

— Нет, и тебе повезло, первый кто встречает меня после пробуждения, удостаивается самой страшной кары.

— Тогда мне точно повезло, — усмехнулся он. — Если ты не спишь, то чем занимаешься так поздно?

— Я только что вышла из душа, — пожала плечами я. — Через пятнадцать минут буду спать.

В трубке снова повисла тишина.

— Если ты только что из душа, значит ли это, что ты замотана в полотенце, как мой рождественский подарок в подарочную упаковку? — раздался его соблазнительный рокот в трубке.

Я рассмеялась. Блейк не был бы им без пошлых намеков и оговорок.

— Спешу огорчить, я уже оделась.

— И что на тебе надето? — его голос стал ниже и происходил, будто из глубины его груди. От этого звука, я сначала на секунду опешила, ведь было ясно к чему ведет Блейк. Но потом почувствовала тепло, прокатившееся по моей коже и устремившееся к низу живота.

— На мне новый комплект белья, — соблазнительным голосом поведала я, забираясь в кровать под одеяло.

— Да? Расскажи мне о нем больше, — попросил он.

В трубке послышалось какое-то шуршание. Готова поспорить, именно таким является звук расстегивающейся ширинки.

— Ну, хорошо. Хочешь узнать? — медленно спросила я.

— Угу.

Я сглотнула и перевернулась на бок, крепко прижимая телефон к уху.

— Он состоит из двух предметов.

— Так, — выдохнул он, и я снова услышала на фоне его голоса шуршание.

— Я купила его сегодня.

— Продолжай, — хриплым голосом сказал Блейк.

Шуршание стало более выраженным.

— В женском отделе, — добавила я, вслушиваясь в его тяжелое дыхание.

— Да, Джоанна.

— Для тех, кому за семьдесят.

Я почти слышала, как он подавился. Голос стих, все звуки исчезли.

— Что? — громко спросил он.

Я не могла сдержать смеха.

— Не дождешься, я в пижаме.

Но он и здесь выкрутился.

— Мм, а расскажи поподробнее, — в его голосе снова появился игривый тон.

Я мельком оглядела воротничок своей пижамы и пожала плечами.

— Черная, шелковая, прочная ткань. Длинные штаны и рубашка.

— Рубашка? — хрипло спросил он.

Я почувствовала, как в моей груди медом разливается тепло. А в животе возникло приятное ощущение, словно лопаются маленькие пузырьки газировки.

— Да, застегнутая на все пуговицы. Вот так вот.

Он рассмеялся.

— Ладно, а ты совсем не даешь мне пофантазировать.

— Нечего тебе фантазировать на ночь. Как по мне ты слишком впечатлительный. Насмотришься ерунды, а потом расхаживаешь с голым задом у туалетных кабинок.

— Дикарка.

— Я не Дикарка, и не называй меня так. Когда слышу это прозвище, то ощущаю себя какой-то первобытной женщиной. Понимаешь?

— Да, — выдохнул он. — Я рад, что ты ответила, Дикарка. Мне нравится твой голос.

От его откровения, мои щеки залило краской. Это была такая мелочь, но отчего-то меня наполнило радостью.

Я быстро успокоила затрепетавшее сердце и сказала твердым голосом:

— Я же попросила.

— Прости, — вздохнул он, в голосе слышались смешливые нотки. — Ты собиралась спать.

— Да, — заторможено ответила я, все еще думая о его словах.

— Спокойной ночи, Дикарка.

— Ах, ты!

Блейк повесил трубку.

Я откинула телефон на прикроватную тумбочку и замоталась в одеяло.

Ему нравился мой голос, может ему нравилась и я? Нравилась по-настоящему, а не в качестве сексуального объекта?

Вчера Барбара сказала, что Блейк мог в меня влюбиться, и я ответила ей строгим «нет», я бы и дальше так думала, но этот звонок, заставил меня засомневаться в своем ответе.

Если он действительно начнет чувствовать ко мне что-то, даже самую маленькую влюбленность, мне нужно будет отступить. Я хотела поиграть с человеком, который состоит из тьмы, в котором не было ни капли света, ничего хорошего.

Я винила его в том, как он обходился с девушками. А что, если все они понимали на что шли? «Я не тот, кто принуждает. Я люблю, когда девушка сама желает этого», «я не стану делать что-то без твоего разрешения» — говорил он. Блейк не скрывал от меня ничего в нашу первую ночь, но я была так зла на него, что решила проигнорировать его предупреждение. Выходит, что из тьмы, скорее, состояла я. Моя злость на отца и зависть брату были так сильны, что я решила отыграться на Блейке, за все, к чему он вообще не был причастен.