Что касается Бенни Трилби, то он был в своей стихии. Прежде, хотя это и не было особо заметно, он напоминал рыбу, выброшенную на берег и вынужденную влачить свое жалкое удушливое существование. Но стоило им только лишь войти в вертящиеся стеклянные двери пассажа, как газетчик перестал выглядеть сонным, взгляд его обрел цепкость и подозрительность. Куда только делись его нескладность и неловкость. Сказать, что он был как рыба в воде, значит существенно преуменьшить. Нет, скорее он походил на рыбака, который залез в шкуру выпотрошенной рыбы, застегнул эту самую шкуру на все пуговки и нырнул на глубину, прикидываясь там своим, но только до поры до времени. Глазенки Бенни бегали по лицам посетителей пассажа, а руки нервно поглаживали кожаную сумку на ремне.
Местечко под названием «Я-знаю-одно-хорошее-местечко», о котором Бенни прожужжал своим спутникам все уши по дороге, оказалось небольшим кафе на втором этаже пассажа. Столики были расставлены на террасе тесно, между кресел фланировали официанты в кремовых передниках, а в воздухе носились небольшие заводные аэростаты и здоровенные упитанные мухи — это все же был Тремпл-Толл.
Доктор выбрал столик по центру террасы — на достаточном удалении как от прохода, по которому блуждала толпа, так и от края галереи, с которой открывался вид на весь пассаж: Натаниэль Доу не любил места с широким обзором — они ему напоминали театральные ложи, которые он тоже просто терпеть не мог.
Как только официант к ним подошел и они сделали заказ, Бенни Трилби, осклабившись и откинувшись на спинку кресла, ударился в рассуждения. Судя по всему, болтун в нем нисколько не уступал писаке.
— Я про ограбление банка! — пояснил Бенни, неумело повязывая салфетку — делал он это исключительно потому, что так делал доктор Доу, и он не хотел отставать в манерах. — Липкий сюжетец!
— В каком это смысле? — удивился доктор.
— Все следят за этим делом, — рассмеялся репортер. — Я просто разливаю джем, а мухи липнут. Залипают. Статейки — это клей для мух. Вы только поглядите на них… жжжж… жжжж… жужжат и липнут.
Он кивнул на прочих посетителей «Вирчунс». За столиками вокруг джентльмены и дамы все скрывались за страницами газет. Куда ни кинь взгляд, он тут же утыкался в бурую жирную, как какой-нибудь раскормленный тетушкин кот, надпись «СПЛЕТНЯ».
— Я мажу липкую жижу по лицам этого города, а ему это нравится, и он постоянно просит добавки.
Доктор лишь покачал головой, а Джаспер как следует поморщился — словно ему под нос сунули нечто крайне зловонное.
— Вы только представьте! — продолжал Бенни Трилби. — Что было бы, если бы у них в руках не было газет? Им ведь пришлось бы говорить друг с другом! Слушать! Терпеть! Вникать! Отвечать! Стараться или не стараться, но все равно — это так тяжко и утомительно — поддерживать беседу с людьми. Люди, бррр… Выносить их решительно невозможно. Они такие глупые, эти люди. И все так считают. Город глупцов какой-то! Но вилочки для пирожных пока что не воткнуты соседу по столику в глаз только потому, что руки заняты разворотом газеты, глаза уперты в страницу, а рубильники в ушах, отвечающие за слух, стоят на отметке «автономный режим». И все живут. И все умеренно счастливы. Идиллия. Я считаю, что этот город должен мне и моим коллегам. Иначе к окулистам выстроились бы целые очереди болванов с вилочками для пирожных в глазу.
Доктор Доу глубокомысленно поднял брови, и Бенни Трилби понял, что его собеседники уже наелись его уличной философией. Тогда он решил подать второе блюдо — под названием «Переход к делу»:
— Так что вы там говорили о взаимовыгодном сотрудничестве? — Бенни сделал ударение на «взаимо».
Доктор едва заметно покачал головой.
— Насколько я понял из ваших статей, — сказал он, — Дом-с-синей-крышей не торопится делиться с вами подробностями расследования и…
— Ну, это явное предположение…
— …и, — продолжил доктор, — вы вынуждены вынюхивать, подслушивать, даже придумывать, чтобы чем-то заполнить колонку. Мы же, со своей стороны, предлагаем вам самые свежие и правдивые сведения о ходе расследования. От нас вы узнаете о подозреваемых и обо всем прочем. Это и есть тот самый эксклюзив.
— Неужели больше не придется лазить по помойке возле Дома-с-синей-крышей? — усмехнулся репортер. — Вот так удача на меня свалилась! Мог ли я подумать этим утром, когда пылесосил носки, что все так обернется!
Доктор нахмурился.
— Мы можем рассчитывать на некую толику серьезности от вас, мистер Трилби?
Бенни тут же состроил на лице гримасу «Сама серьезность».
— Так вы сказали, подозреваемые? Они у вас уже есть?
— Возможно, — вставил Джаспер, и репортер улыбнулся, отметив, как передернуло доктора. Мальчик поспешил добавить: — Сперва расскажите про ограбление…
Бенни кивнул, почесал щетинистый подбородок и начал рассказывать.
— Банкиров Ригсбергов в Тремпл-Толл, как вам известно, боятся все, включая… кхм… полицию. Поэтому ничего удивительного нет в том, что все констебли в Доме-с-синей-крышей последние дни стоят на ушах не хуже цирковых акробатов. Но это вы и так, должно быть, знаете. Первостепенная задача для всех служащих полиции Саквояжного района найти злоумышленников и вернуть награбленное. Но пока что они не слишком-то преуспели. Я слышал, сержанта, что был поставлен на это дело, выгнали из дома посреди ночи вместе с женой и детьми, а сам дом опечатали и конфисковали. Человек Ригсбергов заявил, что это никак не связано с некомпетентностью сержанта и его неспособностью отыскать грабителей, просто он якобы невнимательно прочитал какой-то договор, его дом был включен как залог в один из старых долгов, и так уж, мол, вышло, что пришло время погашения ссуды. Вот такое вот совпаденьице — обожаю! После этого заменивший бедолагу сержант и его люди из кожи вон лезут, чтобы не повторить судьбу своего предшественника. Они совсем озверели — чуть только сквозняк доносит до их носа запах чего-то, что хотя бы отдаленно может быть связано с грабителями, как они набиваются в свой этот железный фургон и несутся по городу, невзирая на семафоры и рытвины на дороге. Уже выпотрошили половину Саквояжни, думали даже, что грабители скрылись за каналом, в трущобах Фли.
— Фли?
— Да-да! — с широкой улыбкой покивал Бенни Трилби, весьма довольный тем обстоятельством, что его внимательно слушают и не пытаются ткнуть зонтиком или швырнуть в него ботинком. — Но насколько я знаю… — он вдруг спохватился и понизил голос: — насколько я знаю, никого они там не нашли. Они в ярости… И я сейчас говорю не про полицию, а про… серых людей, банковских агентов. Это те еще, — газетчик кашлянул, маскируя ругательство: — кх-мрази. У них осведомители есть даже среди блох. Вокзал, порты, аэровокзал, все причалы и выезды из города — все под наблюдением. Они патрулируют даже небо, опасаясь, что грабители скроются на личном дирижабле.
Доктор Доу покачал головой.
— Ригсберги настроены очень серьезно, — прокомментировал он. — Но никто и не сомневался. Они не успокоятся, пока из данного прецедента не сделают наглядный урок для всех и каждого. Что-то вроде «Вы можете попытаться ограбить нас, но потом вас выловят из канала».
— О, канал! — махнул рукой Бенни. — Это столь скучно и неизобретательно! Уж они, поверьте на слово, придумают что-нибудь похлеще. Но в целом вы правы, доктор. Все официальные заявления из банка сводятся лишь к угрозам в адрес дерзких грабителей: «Мы вас найдем!», «Вам не скрыться!», «Вы пожалеете о том, что совершили!». Как только стало известно о происшествии, все тут же стали требовать комментариев от основателя банка, старого господина Сессила Уортингтона Ригсберга, но он давно не покидал своих люкс-апартаментов в Старом центре и не показывался на публике. Многие (но не я) считают, что он давно умер. Пока же в банке на площади Неми-Дрё заправляет, — Бенни снова понизил голос: — Сама. Так ее зовут все на площади Неми-Дрё. Мадам Вивьен Ригсберг, старшая дочь старика. Она сидит во главе совета, состоящего целиком из ее младших братьев и сестер. Никто из них с газетчиками не общался, предоставив это управляющему банка, мистеру Портеру. Ну а тот, к негодованию жаждущей новостей общественности, был крайне лаконичен. Ограничился упомянутыми угрозами в адрес грабителей.
