— Мы же собрались бодрствовать? А чай для сна заварили, — пояснила свои действия, а то Мила уже возмутиться хотела.

— Ну, хоть пирожков-то можно? Вкусные. Когда еще вдоволь наедимся?

Насчет еды возражений не последовало, и мы честно поделили угощение на четверых. Засиделись допоздна, подбадривая друг друга разговорами. Мила клевала носом, но стойко держалась. Я не выдержала и сжалилась.

— Ляг, поспи, а я присмотрю. Девочки, и вы ложитесь. Я подежурю первой и через три часа разбужу Марфу, чтобы сменила, а после Дарья покараулит.

— Все равно страшно, — прошептала Мила.

— Оберег дам, который защитит от ведьмы, хочешь? — предложила я, и подруга закивала болванчиком.

Стащив с запястья красную нитку, повязала Милке на руку. Амулет же повесила себе на шею, использовав ленточку вместо шнурка. На одну ночь сойдет.

Поскольку Марфе первой меня менять, то постелила ей на лавке, а Дашка с Милкой на кровати валетом улеглись. Дополнительные одеяла и подушки из другой комнаты притащили, так что все устроились с удобством. Я облюбовала плоскую крышку вещевого сундука, приглушила свечи и настроилась на ожидание.

Через полчаса подружки размеренно засопели, а у меня мысли крутились вокруг странностей, начавшихся с нашим приездом. Если Акулина воспитывала меня, как дочь, и отношения были теплыми, чего ж тогда приветила настороженно? Так врагов встречают или тех, кому не рады. Я ведь приехала сюда за воспоминаниями. Возможно, я повела себя не так, как обычно? И Акулина догадалась, что со мной что-то не так? А сны эти? А доказательства, что обнаружились благодаря им? Вдруг, Мара — это она?

Неожиданно Милка вскрикнула, забормотала непонятное, завозилась, одеяло на пол сбросила. Приснилось чего? Я подошла, чтобы поправить одеяло и разбудить, ведь явно что-то неприятное увидела. Только тронула девушку за плечо, как она резко перехватила меня за запястье. Видение накрыло внезапно, врываясь в мысли яркими картинками.

Прошлое. Мое. Обрывки детских воспоминаний. Я совсем маленькая. Мне холодно и страшно. Живот сводит от голода. Вокруг полно детей. Они злые, норовят отобрать еду, шпыняют, обзываются. И повсюду мерещатся страшные тени. Некоторые преследуют по пятам, другие только в определенных местах появляются. Жуть, да и только! Но потом появляется защитник, и сразу становится легче. Он старше и не дает в обиду другим детям, не позволяет отнимать еду и держит за руку, когда не получается уснуть. Мальчик тоже видит черные тени и умеет их прогонять. Рядом с ним безопасно. Не хочу, чтобы он уходил.

— Ты не бросишь меня? — спрашиваю ночью, проснувшись из-за кошмара.

— Никогда, Асенька. Мы всегда будем вместе, — отвечает, крепко сжимая мою ладошку. И мне становится хорошо и спокойно. Засыпаю с улыбкой на губах.

Снова скачок во времени, я чуть постарше. Наша дружба стала крепче, другие дети нас со Славиком опасаются и сторонятся. Немудрено! Теперь я знаю, что черные тени — это призраки, души умерших, не нашедшие упокоения и преследующие живых. Мы их видим, другие — нет, поэтому люди считают нас ненормальными. Славик учит, что никому нельзя говорить о призраках. И с ними тоже нельзя говорить, иначе голову заморочат и сведут в могилу.

Но не все призраки плохие. Я это знаю. Один привел в лес, где я нашла раненого ворона. Мальчишки подбили. Они злые, птиц стреляют, живность мучают. Прячу ворона, чтобы никто не нашел, тайком таскаю еду. И Славику не говорю, потому что он не любит, когда я мало ем. Мне ведь не нужно много, а поделиться не жалко. Ворон такой добрый, истории показывает, когда его гладишь. Будто где-то есть родные, которые меня ищут. Они живут в огромном доме, каких я отродясь не видела, одеваются в красивые наряды. Лучше, чем у купчихи Митрофановой, покровительницы приюта! Люди обращаются к ним «ваши светлости» и низко кланяются. В приюте каждый ребенок представляет, что его по ошибке потеряли или забыли, и вот-вот найдут. Но никто не придет и никому мы не нужны. Так сказал Славик, а он никогда не обманывает.

Следующая картинка отдает тревогой. В приюте пропал мальчишка из старших. Вчера Васька отобрал еду, которую я несла ворону, и ударил больно по лицу. Я никому не говорила, даже Славику, но он узнал и разозлился. Взрослые ушли в лес на поиски, а вернулись странные. Сначала запретили спрашивать о Ваське, а потом сказали, что его забрали родственники. Глупости! Не было у него никого. Но никому нет дела, пропал и пропал. А потом Славик вдруг узнал, что я хожу в лес и ношу еду птичке. Ворон клюнул меня в руку до крови, я стерпела, хотя было больно. Славик будто почувствовал, что меня обидели, и прибежал запыхавшись. Первый раз он накричал, обзывая глупой девчонкой. Хотел убить птицу, но я вцепилась в его руку, повисла на ней, умоляя не делать этого. И тогда я увидела! Увидела, как Славик подкараулил Ваську в лесу и забил до смерти. Я заплакала, спрашивая, зачем он это сделал.

— Потому что он посмел тебя обидеть! Не стоило распускать руки! — И никакого раскаяния в глазах.

Хорошо, что ворон к тому времени поправился и отлетел на безопасное расстояние, спрятался среди ветвей. Несмотря на запрет, я все равно носила еду и оставляла под деревом. Она исчезала на следующий день. Я верила, что это ворон забирает, а не дикие звери растаскивают.

А потом в приюте случился пожар. Славик вытащил меня, но там остались другие дети. Я плакала, умоляя спасти их, и он сжалился. Ушел, наказав мне ожидать на опушке. Я и ждала, пока не появился пернатый знакомый. Обрадовавшись, я побежала за ним и не заметила, как выскочила на дорогу. Кучер еле успел направить лошадей в сторону, иначе затоптали бы. Испугавшись, я присела на корточки, закрыв глаза руками. Тяжелая карета остановилась совсем рядом. Сквозь раздвинутые пальцы я увидела огромное колесо с налипшим снегом и кусочками грязи.

— Что случилось? — Из кареты выскочил пассажир. — Кто это у нас тут? — Наклонился и легко подхватил меня на руки. — Как тебя зовут, маленькая? Что ты на дороге одна делаешь? Потерялась? Родители, наверное, ищут, беспокоятся.

— Не ищут. Не нужна я никому, — пискнула в ответ. — Приют наш сгорел. Теперь и жить негде. Асей меня зовут.

— Ох! Вот оно что! — Мужчина озадаченно оглянулся на зарево, освещающее небосвод.

— Что там такое, Трофим? — Из кареты выглянула миловидная женщина.

— Да вот, сиротку едва не задавили. Говорит из приюта. Думал, домой ее отвести, а, выходит, что некуда. Сгорел приют. И что нам с тобой теперь делать?

И что ему отвечать? Смотрела на него полными слез глазами, кусая губы, чтобы не заплакать. В приюте слезами никого не разжалобишь.

— Барин, что решили? Ехать нужно, — окликнул кучер, поторапливая пассажира.

— Ладно, с собой заберем, а там посмотрим, что делать, — после недолгих размышлений, ответил мужчина и забрался внутрь кареты.

Там меня рассмотрели со всех сторон, расспросили, накормили пирогами. А чего мне скрывать? Родителей нет. Сколько себя помнила, жила в приюте. Никому не нужна. Славик только беспокоиться будет, искать.

— А кто такой Славик? Старший брат? — уточнила женщина. Добрая, с мягкой улыбкой и ласковыми руками.

— Нет, это друг. Он защищает от мальчишек, обижать не дает и еду отнимать. Расстроится сильно, я ведь ждать обещалась. Надо ему сообщить, где я. А куда мы едем?

— Домой, Настенька, — выслушав мою историю, ответил мужчина. — Родители мы твои, папа и мама, а ты — наша дочка. Нашлась вот нам на радость. Да, Валюша?

— Да, родной. — Всхлипнув, женщина распахнула объятия. — Иди скорее, обниму тебя, дочка.

Видение развеялось, и это совпало с тем, что Милка успокоилась и отпустила мою руку. Подружка счастливо улыбнулась, будто увидела что-то приятное, повернулась на бочок и сложила руки под голову лодочкой. А я, огорошенная неожиданными откровениями из прошлого, доковыляла до сундука и рухнула на него, без сил.

Та маленькая девочка — я, это мои воспоминания. Как же получилось, что их увидела Мила? А прежде Дарье открылась часть моего прошлого. Нехорошая догадка царапнула сердце острыми коготками. Раннее детство, приют и удочерение — эти воспоминания достались младшей из подруг. Дарья с ее тяжелым прошлым увидела лучшую часть — жизнь в кругу семьи и любящих родителей. Но ведь есть и третья подруга! Марфа — самая крепкая и выносливая из нас. Возможно, в ее памяти сокрыта оставшаяся часть моего прошлого? Неужели я нарочно сделала это, заместив их воспоминания своими? Девчонки сами рассказывали, что я помогла им освоиться в гимназии. В голове не укладывается, что такое возможно.