Глянув в сторону перекрестка, туда, где их улица пересекалась с Карла Маркса, обнаружил, что рядом с бело-голубым зданием «Буревестника» в небо поднимается огромное, похожее на дуб дерево, на первый взгляд куда выше самого большого дома в городе, с раскидистыми ветвями и корой цвета шоколада…

Забыв обо всем на свете, Пашка двинулся в ту сторону.

По Карла Маркса ездили машины, прокатила маршрутка, лавируя между громадными цветами, что росли и здесь. Над каждым поднимался настоящий фонтан искрящейся пыльцы, и это было удивительно красиво.

Но дойти до дерева Пашке не дали.

Едва он миновал угловой дом, магазин «Продукты», как сзади прозвучал гнусавый, хриплый голос:

– Эй, мелкота, куда спешишь?

Пашка сжал кулаки, оглянулся, но замедлить шаг и не подумал.

Так и есть, вот он во всей красе, Андрюха Котлов по прозвищу Котел, пятнадцатилетний оболтус: огромная башка в рыжих кудряшках, глаза навыкате, нос картофелиной и тупая улыбочка.

Пашке этот тип всегда напоминал дикого человека из книги «Борьба за огонь» – нарядить его в волчьи шкуры, дать дубину и запретить мыться, чему, наверное, он будет только рад.

К счастью, сейчас Котел один, без банды шакалья, готового выполнить любой приказ вожака…

– Куда спешишь? Бабло есть, чо? – рыжий насупился, пошел быстрее.

Он промышлял мелким рэкетом со школьников по всему Молодежному бульвару. Несколько раз его забирали в полицию за разбитые стекла, раскуроченные вывески и дурацкие надписи на стенах, но всякий раз он выкручивался, и отвечал кто-то другой из его компании.

– Не твое дело, – ответил Пашка, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

Да, пару раз было, что и у него отнимали деньги, но никогда он не отдавал их сам, никогда не праздновал труса.

А сейчас Котел один, и это значит, что от него можно убежать.

– Да ты оборзел, мелкота! – и рыжий бросился вперед.

Но Пашка сорвался с места на миг раньше, свернул налево и помчался по тротуару что есть духу. Громадное дерево осталось позади, жаль, что не посмотрел на него, тяжелый топот за спиной утих, а затем и вовсе прекратился.

Кулаками махать Котел может, а вот бегун из него никакой…

Пашка остановился, разрешил себе оглянуться – вон он, рыжий, стоит, уперев руки в колени, дышит тяжело, морда красная, и перекошена так, словно целый лимон в рот засунул.

Курить надо больше.

Только тут Пашка вспомнил, зачем он, собственно, из дома выбрался – хотел узнать, только ли у них в квартире нет воды и света. Ага, вон на другой стороне улицы вывеска над автомагазином огоньками мигает, значит там с электричеством порядок, насчет же воды…

А вот тут во дворе дядька в моторе бежевой «десятки» копается.

Пашка еще раз оглянулся, убедился, что Котел мрачно потопал обратно, и сам зашагал в сторону дядьки.

– Извините, – сказал он. – А у вас вода дома есть?

Обладатель бежевой «десятки» повернулся, уставился на Пашку, маленькие глазки его заморгали.

– Есть, а чего не быть-то… – буркнул он подозрительно. – А тебе зачем, пацан?

– Но у нас нет. Вы же видите, что случилось…

– А что случилось? – дядька нахмурился.

Пашка на несколько мгновений потерял дар речи.

Так уж вышло, что он с самого детства не мог врать, если пытался это делать, всегда чувствовал себя так мерзко, словно наелся мыла, да еще и запил его бензином. Может быть поэтому отлично чувствовал ложь, любую фальшь в словах собеседника, даже крошечную.

И сейчас готов был поклясться, что хозяин «десятки» не врет, что он и вправду ничего не заметил!

Пашка собрался указать туда, где в рядок выстроились мохнатые «бочки», наверняка и тут заменившие мусорные баки, но тут сверху донесся протяжный вскрик и ритмичные хлопки – словно кто-то вытрясал очень большой половик.

Они подняли взгляд одновременно.

Из-за ближайшей крыши показалось нечто крылатое, темно-бурое, и по крутой дуге пошло вниз.

– А… э… – прохрипел хозяин «десятки», глаза которого стали очень большими.

А у Пашки второй раз за утро ожили волосы на затылке.

Крылатая фигура развернулась, босые ступни с тяжелым «тумм» вмялись в асфальт. Скорбящий ангел, еще вчера сидевший себе преспокойно в Центральном парке, взмахнул раскрытой книгой, и ее страницы, то ли медные, то ли бронзовые, издали шелестящий звук.

Дядька пискнул, как придавленная мышь и бегом ринулся к подъезду.

Споткнулся, едва не полетел кувырком, но в следующий момент скрылся за дверью, из-за нее донесся утихающий топот.

– Э… здравствуйте, – сказал Пашка, ноги которого словно примерзли к земле.

Ангел склонил огромную голову, разглядывая мальчика с интересом, развернул крылья, точно красуясь. Помахал книгой еще раз, даже рот открыл, но ничего не сказал. Затем последовал мощный толчок, и обретший жизнь, научившийся летать памятник оказался в воздухе.

Пашка проводил его взглядом, а затем побрел обратно в сторону дома.

Он узнал, что хотел, а значит можно возвращаться.

– Ох, ты живой! – воскликнула бабушка, едва Пашка переступил через порог. – Господи! Я уж тут натерпелась!

– Да что со мной будет? – сказал он с натянутой улыбкой.

Пока шел обратно, решил, что про летающего над городом ангела ей не скажет. Понятно, что соврать не сможет, если бабушка спросит напрямую, но вряд ли ей придет в голову такой вопрос.

– Тут Анна Марковна звонила! – продолжила бабушка, нервно тиская носовой платок. – Вот почти сразу как ты ушел, и она…

– То есть как звонила? – вмешался Пашка. – Что, телефон заработал?

Анна Марковна была подругой бабушки чуть ли не с девичьих времен – они приехали в Тольятти одновременно на строительство АвтоВАЗа, работали в одном цеху, и на пенсии продолжали дружить, хотя жили вовсе не по соседству.

– Он зазвонил, я трубку взяла, поговорила, а потом все опять умерло. Не работает… Да, так вот она сказала, что у них все в порядке, и свет и вода, разве что Татищев по улицам на коне скачет.

– Какой Татищев? – не понял Пашка.

– Да Василий Никитич, то есть его памятник, – бабушка моргала растерянно. – Или ему? Ну на берегу стоит… или стоял… Носится по улицам теперь… Ерунда какая-то, розыгрыш наверняка…

Если бы Пашка не встретил Скорбящего ангела, он бы подумал, что у Анны Марковны что-то случилось с головой. Но если Весна неведомым образом вдохнула жизнь в один памятник, то почему бы ей не проделать то же самое и с расположенным на берегу Волги монументом основателя города?

– Ты знаешь, – сказал он задумчиво. – Может быть, тогда тебе к ней поехать? Квартира у нее большая, она рада будет… Я думаю, что у нас все так быстро не починят.

Выросшие за одну ночь громадные деревья, цветки размером с автомобиль, «бочки» – и это только то, что Пашка увидел за время короткой прогулки, наверняка появилось еще много что.

Пока с этим всем разберутся, может не один день пройти.

– Но как же! А ты? – бабушка предсказуемо заохала, запричитала.

– А я останусь, пригляжу за квартирой, – сказал Пашка. – Вечером приеду.

Анна Марковна жила в Портпоселке, на маршрутке ехать минут сорок.

– Я не могу тебя оставить! Что ты будешь есть!

– Еды полный холодильник, и все равно ее надо ликвидировать, – этот аргумент заставил бабушку задуматься. – Ты возьмешь свой сотовый, у меня останется мой, и как все заработает, мы тут же свяжемся.

– А может быть, вместе там останемся? – предложила она. – Соседку попросим. Людмилу Петровну из второго подъезда… Чтобы она нам позвонила, как дом починят.

– У нее память дырявая, да и сердце больное, зачем ее напрягать, – буркнул Пашка. – Давай, собирайся, поедем.

Пока маршрутки ходили, это он видел, но подозревал, что такое положение вещей сохранится не так долго.

Бабушка собралась с невероятной для себя скоростью, за пятнадцать минут.

Пашка проверил, взяла ли она очки, не забыла ли тонометр и разные нужные таблетки. Уговорил не надевать пальто, поскольку на улице тепло, и в зимней одежде можно изжариться.