Радостный скрип выбил из меня мучительный стон. Питомец пришёл в себя и мгновенно отозвался на данное ему имя. Винить его в произошедшем было глупо. Все равно что предъявлять годовалому ребёнку, что он невовремя обкакался. Но и сдержаться было сложно, учитывая те последствия, которые могли иметь эти какашки для всех нас.

— Смотри вот, что наделали, — ткнув в сторону лежащей без сознания девушки произнёс я, — Что делать теперь? Как думаешь?

Никита сделал вид, что ничего не заметил, хотя по лицу десятника было понятно, что он всерьёз переживает за моё душевное состояние. Если говорить культурно. Маленький леший почувствовал моё недовольство, ободряюще похлопал меня корешком по плечу и что-то успокаивающе проскрипел. А потом посмотрел в сторону Марьи и озадаченно затих.

— Ооо! — внезапно выдал Куст что-то похожее на членораздельную речь и тут же, с сосредоточенным скрипом, развил бурную деятельность.

Фамильяр ловко спустился на землю и ускакал в сторону поляницы. Несколько секунд он носился вокруг воительницы. Трогал веточками её кожу и даже, как опытный реаниматор, какое-то время держал за руку, видимо, прощупывая пульс.

Солнце палило беспощадно. Время приближалось к полудню и на открытом месте становилось очень жарко. Я с интересом следил за передвижениями и озабоченным скрипом лешего, подумывая о том, что стоило утащить всех наших пленниц в тень, а то ведь и перегреться могут. А кто виноват потом будет? Леха!

В итоге Куст заякорился у головы пациентки, эффектно распустил крону и коснулся корешками висков девушки. На деревянном подобии лица появилось уморительно-серьезное выражение. Не хватало только буддистского "оммм". Его заменил протяжный и довольно мелодичный скрип.

Длился он секунд пять, а потом с кроны лешего упали на землю несколько жёлтых листиков. И одновременно с этим ярко полыхнули руны на доспехе поляницы, а следом Марья прерывисто вздохнула и открыла глаза.

Куст наклонился вперёд и приветливо помахал веточкой растерянно моргающей воительнице. После чего, посчитав свою задачу выполненной, унесся на свое прежнее место и торжественно развернул над моей головой защитный зонтик.

Едва очнулась главная поляница, по всему полю послышались стоны пробуждающегося отряда. Мои гридни нервно забегали глазами по сторонам, не зная как уследить за всеми сразу. В спешке перетаскивать пленниц никуда не стали и сейчас дружинникам приходилось следить за всеми вокруг.

— Мы не договорили, — когда Марья смогла сфокуссироваться на моем лице, добродушно улыбнулся я, — Вышло небольшое недоразумение…

Предводительница амазонок резко села и растерянно осмотрелась по сторонам. Увиденное стало для неё настоящим шоком. Непобедимый отряд поляниц превратился в кучку связанных и беспомощных женщин. Повсюду стояли мои воины с обнаженными мечами в руках, готовые пустить их в ход при малейшем признаке угрозы.

По крайней мере, мне очень хотелось так думать. Потому что, откровенно говоря, мне было немного страшновато. Если эти дамы готовы были зарезать первого встречного за то, что тот с ними заговорил… Не оскорбил или унизил, а просто заговорил. Так иногда делают люди и все об этом знали. Но не в этом случае.

Послышался скрип доспеха и голова Марьи повернулась ко мне. В глазах девушки застыло безразличие и ледяное спокойствие.

— Делай что должно, воин, — глядя мне в глаза, произнесла поляница, — Я ошиблась. Коли есть в тебе хоть капля чести, то не станешь ты глумиться над моими сестрами и отправишь их вслед за мной.

— Не-не, — замахал руками я, — Вы меня неправильно поняли!

— Смеёшься? — горько усмехнулась Марья, — Что ж… Не думала я, что однажды боги так надо мною подшутят.

— Прохор! — выкрикнул я, — Скажи своей подруге, что ей ничего не угрожает! Она меня не слушает!

Воевода поспешил мне на помощь, закрыв своей тенью нас обоих. Воительница безразлично смотрела куда-то вдаль, словно прощаясь со своими любимыми полями. Выглядела она довольно странно. Будто уже и не в нашем мире была.

— Что такое? — прогудел воевода.

— Она меня не слушает! — возмущённо повторил я, — Я ей говорю, что, мол, ошибочка вышла. Что мы вобще мимо проходили… А на уже чуть ли не помирать легла! Смотри!

Я помахал перед лицом амазонки рукой, но у той не дрогнул ни один мускул. Говорить с человеком в таком состоянии было бессмысленно. Мелькнула мысль треснуть девушке пощёчину или ущипнуть, но я быстро себя остановил. Мало ли как она отреагирует.

— Ушла она, — коротко взглянув на Марью, проворчал Прохор, — Не в обычае поляниц в плен сдаваться. Много дурного произойти может. Только смерть в бою девы достойной считают. Но ежели вышло так, что захватили кого из них, то есть у них средство, чтобы разум свой от бесчестия сберечь. Уходят они. Почитай умирают, а тело ещё живёт.

— Марья! — с ужасом подумав, что моя собеседницва прямо сейчас совершает ритуальные самоубийство, выкрикнул я и тряхнул поляницу за плечи.

— Без толку это, княжич, — покачал головой воевода, — Не вернуть её, коли сама не захочет.

Я ещё раз встряхнул предводительницу амазонок, но та никак не отреагировала. Глаза Марьи были открыты, а на лице появилась лёгкая улыбка, словно все тревоги этого мира остались позади.

Я обернулся на остальных воительниц и увидел те же бессмысленные взгляды. Кто-то сидел, кто-то лежал на боку и смотрел в одну точку.

— Да это же бред какой-то! — растерянно произнёс я, — Пол сотни бойцов. Да они на первой же стоянке могут попробовать сбежать! Что за фатализм?!

— Таковы заповеди предков, Алёша, — хмуро произнёс Никита, — Не берут поляницы пленных и никогда не брали. Для утех разве что. И им все враги той же монетой отвечают. Испокон так повелось.

— Фигня это всё, — судорожно соображая, что можно предпринять, пробормотал я, — Предки-шмедки… В жизни всякое случается. Что теперь, дохнуть на каждом шагу?

Из вариантов в голову приходило только обнуление. Если ещё раз шарахнуть по этим камикадзе дестабилизацией, то у меня будет время подумать. Правда, велик был шанс, что второй разряд пленницы не переживут. Мало ли куда они там ушли? А вдруг не смогут вернуться?

По большому счету, люди эти мне были глубоко безразличны. Я сделал все, что мог, чтобы урегулировать ситуацию и решить дело миром. Не моя вина, что со мной даже разговаривать никто не стал! Какого хрена они вообще все на тот свет решили отправиться? Ну связали, ну обезоружили… Что страшного? Да эти бабы голыми руками могли врагов убивать! Что за нахрен?!

Здравые мысли звучали где-то в стороне и не очень громко. Ситуация оказалась до того нелепой, что я не понимал с какой стороны к ней подойти. Ладно бы дело было в бою. Там не до мыслей о вселенском добре и человечности. Можно и за причиндалы врага укусить, только бы выгрызть себе шанс на победу.

Но видеть, как глупо умирает пол сотни девчонок, которым даже не угрожает ничего — это уже за гранью! Мозг лихорадочно искал и не находил подходящих вариантов. Взгляд всё чаще падал на иконку дестабилизации.

Реверс? Так он только на моих парней подействует. А этим может и ещё хуже станет. Какие-то другие навыки из моего арсенала тоже не подходили. Бафы на чужаков не подействуют, а от атакующих толку не будет. Что же делать?

— Оружие будем брать? — деловито спросил десятник, который, по всей видимости, уже вычеркнул всех воительниц из списка живых, — У поляниц добрая сталь. Лучшие кузнецы в наших землях. Можно ещё…

— Оружие! — подскакивая с земли, воскликнул я, — Никита, ты гений!

— Благодарствую, — как-то невесело улыбнулся десятник, а я заметался из стороны в сторону в поисках нужного клинка, — Ещё часть брони можно взять. Что на мужей сгодится. Остальное продадим.

— Меч! — воскликнул я, — Мне нужен её меч.

— Трофей? — спокойно спросил Прохор, но во взгляде воеводы читалось неодобрение моим нездоровым ажиотажем, — Подле коня смотреть нужно.

Как выглядел клинок Марьи я запомнил, но на земле валялось и много всего другого. В итоге я нашёл его и тут же понесся обратно, рухнув на колени рядом с воительницей. Узорчатая рукоять легла в ладонь поляницы и я сам сжал её пальцы.