Если верить слухам о сфере деловых интересов моего мужа, похоже, у него нюх на возможности делать деньги. Поговаривают, что до того, как федеральное правительство два года назад отменило сухой закон, Энтони был бутлегером и промышлял контрабандой алкоголя с Кубы.

Говорят, что он, подобно многим американцам, которые укрепляют свои позиции в Гаване, дружен с Батистой, и, должно быть, это обстоятельство в значительной степени повлияло на решение отца поженить нас. В наше время породниться с человеком, к которому прислушивается самая влиятельная персона на Кубе, – это большая удача.

– Ты много путешествуешь по делам? – вопрошаю я, предпринимая очередную попытку предугадать наше будущее. Насколько мне известно, большинство мужчин хлебом не корми, только дай поговорить о себе, но мой супруг явно не горит желанием распространяться о своей жизни.

Такая продолжительная беседа у нас с ним, пожалуй, впервые.

– Иногда.

Я ожидаю продолжения.

Когда становится ясно, что его не последует, я предпринимаю новую попытку:

– Тебе нравится путешествовать?

На мгновение может показаться, что мой вопрос приводит его в замешательство.

– С годами область моих интересов расширилась, важно держать все под контролем. Можно нанять хороших работников, чтобы они трудились за тебя, но надо поддерживать личный интерес, напоминать им о том, что стоит на кону.

– А что насчет твоих интересов на Кубе? Ты намерен туда вернуться?

– Разумеется, там у меня тоже есть бизнес – отель и казино. Ты соскучишься и захочешь увидеться с семьей.

Нет смысла формулировать это в виде вопроса; ему отлично известно, как много для меня означает семья и на что я готова пойти ради них. Отец захотел, чтобы я вышла за Энтони, и я подчинилась, потому что мне с детства была привита необходимость беспрекословно исполнять желания родных.

Я завидую праву мужчин выбирать себе спутниц жизни. Они прицениваются к нам, точно к фруктам на рынке, а мы лишены права голоса.

Энтони рассказывает о доме, в котором мы проведем медовый месяц, а я наблюдаю за тем, как шевелятся его полные губы, и ничего не слышу, только киваю с понимающим видом, делая вид, будто бы я здесь, хотя на самом деле я далеко в море, тону, вскидываю руки, прошу проплывающих мимо людей прийти мне на помощь.

– Так годится? – спрашивает Энтони, и я, точно марионетка, дергаю головой.

Как мне выжить в этом странном браке?

– Зовите меня Элиза, – мурчу я. – Так меня называют все близкие друзья.

Это не совсем правда – для всех я Элизабет, а чаще всего, когда мама раздражена, а для нее это обычное состояние, – Элизабет Энн Престон. Впрочем, здесь, в поезде, следующем по железной дороге восточного побережья Флориды, это вряд ли имеет значение, и я могу быть Элизой, если мне так хочется. И трюк сработал, как я на то и рассчитывала. Студентик, сидящий напротив, пунцовеет, когда я откидываюсь на спинку кресла, – его взгляд моментально переключается с моего лица на бледный изгиб моей ноги, и тут я снова скрещиваю лодыжки.

Кто сказал, что поездка в Ки-Уэст – страшная скука?

С тех пор как на Пенсильванском вокзале я села в поезд, которому предстояло проехать почти две тысячи километров, за окном по большей части мелькали унылые безымянные городки и ничем не примечательные виды. Наконец пейзаж изменился. Коричневое и серое стало бирюзовым и сапфировым, и дорога мистера Флаглера начала оправдывать свою хваленую репутацию. Когда-то Флаглер с моим дедом были друзьями – ну, если точнее, добрыми знакомыми. Как бы ни мечтала моя матушка о другом, но таких денег, как у «Стандарт ойл», у нас даже в лучшие дни не было. Фамилия Престон, пожалуй, кое-что значит в этой стране, но если ты – седьмая вода на киселе, тогда участие в семейных сборищах, которые случаются раз в несколько лет – свадьбах и похоронах, – это максимум, на что можно рассчитывать.

Мы со Студентиком играем в эту игру по меньшей мере пять штатов. Он учится в каком-то мудреном университете в Коннектикуте и едет домой на каникулы, а мне, прямо скажем, очень не по себе при мысли, что путешествие вот-вот закончится.

Мы начали флиртовать, когда поезд отошел от вокзала в Нью-Йорке, – при виде его широких плеч и элегантного костюма мысль о долгой дороге уже не казалась настолько устрашающей. Мы обменялись любезностями, вступив в известную игру – нашли общих знакомых, его приятелей по колледжу, которых я знала тысячу лет. В вагоне, вопреки ожиданиям, многолюдно, вероятно из-за того, что это выходные перед Днем труда и железнодорожная компания объявила о заманчивой скидке, но нас как магнитом потянуло друг к другу – не успел поезд тронуться, а мы уже вместе курили и потягивали виски из фляжки.

В Ки-Ларго я позволила его взгляду проникнуть чуть глубже в вырез моего платья – оно уже несколько сезонов как вышло из моды, и такого старья в моем шкафу полным-полно.

Кто-нибудь скажет, что мне не следует привлекать к себе внимание, но меня чужое мнение всегда волновало мало, и в этом, пожалуй, одна из моих проблем. На мне красное платье в тон волосам и помаде, и этот цвет приковывает взгляды всех мужчин в вагоне – кроме одного.

Мужчины в сером костюме.

Я заметила его, когда он сел на поезд в Майами и без лишней суеты занял сиденье напротив меня. Я продолжила наблюдать за ним, потому что он упорно не замечал меня на протяжении нескольких часов, пока я строила предположения относительно того, кем он может быть.

В отличие от прочих пассажиров, которые по мере приближения к Ки-Уэст принялись глазеть в окна, восторгаясь видами величественного Атлантического океана с одной стороны и равно ошеломляющего Мексиканского залива – с другой, он оставался полностью погруженным в чтение, точно окружающие красоты его ничуть не интересуют.

– Вы видели? – спрашивает взволнованный Студентик. – Там внизу рыбы!

У мужчины в сером костюме кривится уголок рта.

– Мило, – с растяжкой говорю я, не удостаивая вниманием косяк рыбешек, проплывающий в каких-нибудь пяти метрах под нами, и продолжая смотреть на мужчину, сидящего напротив. С тех пор как он сел в поезд, эта полуулыбка – первое подобие человеческого чувства, которое мне удалось увидеть на его лице. И тем не менее…

Он не поднимает взгляда от газеты.

Что там такого интересного в этих старых пыльных страницах?

– Пойду проверю, может, в тамбуре обзор лучше, – объявляет Студентик.

Я отпускаю его небрежным взмахом руки, он – легкая добыча. Теперь мое внимание полностью приковано к мужчине в сером костюме, искушение слишком велико, чтобы его игнорировать. Путешествие почти подошло к концу. Он должен поднять глаза.

Я наклоняюсь и легко толкаю книгу, лежащую у меня на коленях – я и не думаю скрывать свои намерения.

Книга со стуком падает на пол.

Какой-то звук, очень похожий на вздох, слышится со стороны мужчины в сером костюме.

Я жду.

Он шевелится и, распрямляя крупное тело, наклоняется, чтобы поднять оброненную мной книгу. Я перемещаюсь на сиденье и подаюсь вперед точно в тот момент, когда он начинает выпрямляться, – я отлично знаю, что сейчас впечатляющее декольте моего плотно облегающего платья окажется прямо на линии его взгляда.

Он издает звук – нечто среднее между резким вдохом и бормотаньем, и я усмехаюсь.

Серый Костюм молча протягивает мне роман Патриции Вентворт.

У него глаза красивого темно-карего цвета и коротко подстриженные светлые волосы, местами каштановые и, пожалуй, чуть стального оттенка. Ему, должно быть, не меньше тридцати. Красавцем его не назовешь, но у него военная выправка и ровная квадратная челюсть.

– Я ждала, когда вы меня заметите, – с придыханием говорю я, хлопая ресницами и пытаясь придать щекам соответствующий румянец – увы, теряю навыки. Эта Депрессия катком проехалась по моей светской жизни, и сноровка у меня уже не та, как в ту пору, когда мужчины роились вокруг и угождали мне во всем.