Однако при всей значимости таких поездок главную роль в постижении Елизаветой Фёдоровной православной жизни всегда играла Москва. Почти постоянное нахождение среди святынь и древностей Первопрестольного города, ощущение сопричастности с его историей, обычаями и традициями, вскоре ставшими почти родными, стремление соответствовать здешним устоям и приобщение к местному благочестию помогали не только лучше понять русскую духовность, но и, радостно приняв, сделать её основой своего бытия.
Ежегодным апогеем церковного календаря было, конечно, празднование Светлого Христова Воскресения, проходившее в Москве с особым колоритом. В доме Сергея Александровича и Елизаветы Фёдоровны к нему готовились тщательно. Усиленно молились, исповедовались, читали духовную литературу. И с волнением ждали несравнимого ни с чем настроения Пасхальной ночи, когда многотысячная масса людей соберётся в Кремле в ожидании первого удара колокола! За рекой сияет Замоскворечье, незримая рука зажигает огоньки на Иване Великом, а на решётке под Успенским благовестником вспыхивает белый яркий крест. Стихают все разговоры, загораются пасхальные огни, и богомольцы вынимают припасённые свечи. Чувство напряжённого ожидания охватывает каждого. Отблески и тени на стенах собора, алеющие внизу грани Ивановского столпа — всё создаёт удивительную и в чём-то сказочную картину. Приближается полночный час. Староста звонарей в красном кафтане с позументом и муаровым поясом, с золотой медалью на шее и медалями на груди занимает свой пост у большого колокола. Первого удара в Кремле ждут во всех московских храмах, чтобы уже со второго подхватить праздничный звон, разносящий благую весть. В ту же минуту небо расцвечивается ракетами и «римскими свечами».
Великокняжеская чета прибывала в Успенский собор около полуночи, а затем вместе с крестным ходом шествовала вокруг храма под орудийный салют в семнадцать выстрелов и оглушительный гул колоколов. «Нет таких слов и красок речи, — писал один из очевидцев, — которыми можно было бы изобразить величественный пасхальный звон в Кремле... В этой силе исчезает всё: и начавшаяся пушечная пальба, и пение хоров в появившихся крестных ходах, и вздохи волнующейся массы тысячей людей. Только слышен один звон, видны разом море свечей и как бы огненные змеи, вьющиеся между свечами многотысячной толпы. Этих движущихся огненных потоков разом шесть... Сущее торжество!»
Затем начинались поздравления. По свидетельству Джунковского, «в самый день Пасхи утром Великий князь и Великая княгиня христосовались с прислугой, не только своей, но и лиц свиты». Днём Великий князь делал несколько визитов, а вечер тихо проводил с женой. На следующее утро первую семью Москвы поздравляло дворянство (приходило до пятисот человек), специально приезжал московский митрополит. Потом наступала очередь военнослужащих, городских дам и многих других. «Великий князь, — вспоминал его адъютант, — с каждым христосовался, Великая княгиня подавала руку... Было очень интересно наблюдать за всеми подходившими, некоторые давали Великому князю и Великой княгине по красному яйцу».
Зимой 1900 года Сергей Александрович и Елизавета Фёдоровна были осчастливлены известием о том, что предстоящую Пасху царь собирается встречать в Москве. Как же прекрасно, если Государь, подобно своим далёким предшественникам, испытает радость праздника в самом сердце Отечества, если здесь, на родной исторической почве станет ещё ближе к своему народу и почувствует то, что ощущала в Москве Великокняжеская чета — биение сердца Православной России! И вот уже приехавшие в Первопрестольную император Николай II и императрица Александра Фёдоровна всю Страстную седмицу ежедневно присутствуют на богослужениях в Кремлёвских храмах, говеют, приобщаются Святых Тайн. По словам Государя, он, объединяясь в молитве со своими подданными, молится, чтобы Господь помог ему в служении России, в служении к её славе.
В Страстную пятницу Сергей Александрович написал брату Павлу: «Сегодня ночью в 3 ч. мы пошли с Царями в Успенский собор на вынос и хождение за плащаницей! Это было что-то удивительное — никто Их не ждал — фурор громадный — общий народный восторг, ибо Они стояли с народом в соборе и с народом же ходили кругом собора!.. Они сами остались в восторге». Апофеозом события становится Пасхальное богослужение. «Ещё в 9 часов вечера, — сообщают «Московские церковные ведомости», — вереницы празднично разодетой публики потянулись в Кремль, в котором ярко освещёнными окнами, бросавшими большие снопы света, резко выделялось грандиозное и величественное здание Большого Кремлёвского дворца. Народ с каждой минутою прибывал, и к 11 часам весь Кремль представлял одно сплошное море голов. Через полчаса сильными раскатами пронёсся над Москвою пушечный выстрел. К этому времени вся официальная и знатная Москва была во дворце».
Ровно в полночь, когда на площади появился крестный ход с иконой Воскресения Христова, подаренной собору Сергеем Александровичем, царь с пышной свитой направился в дворцовую Верхоспасскую церковь. На нём, как в день коронации, был Преображенский мундир, на царице — шитое золотом белое русское платье и жемчужный кокошник. В древнем храме перед византийским образом Нерукотворного Спаса, привезённым в Россию Софьей Палеолог в XV веке, они выстаивают Светлую заутреню, и многим кажется, что в эту ночь воскресла сама Святая Русь!
Около трёх недель император находился в Москве, встречаемый при каждом появлении на улице громадными толпами. Люди стеной выстраивались вдоль маршрутов его кортежа, простаивая порой долгие часы, чтобы выразить свой восторг. Газеты пестрели характерными заголовками: «Царь и Москва», «Царь и народ». Подсчитано, что за всё послепетровское время такое случилось лишь в пятый раз. «Русский листок», оценивая происходящее, восклицал: «Царь встречает пасхальную заутреню в Кремле среди народа... Царь запросто христосуется со своими слугами и с нижними чинами... Царь посещает митрополита... Представляется ли, что строки эти написаны по поводу событий, только вчера совершившихся на глазах счастливой Москвы? Так и кажется, что мы переживаем страничку из истории древней Патриархальной Руси, когда и жизнь была проще, и люди больше любили друг друга... Есть что-то глубоко трогательное в этом возвращении к старине. Трогательное, а вместе с тем возвышающее душу и наполняющее её верой в будущее».
О сердечном народном радушии, «которое росло с каждым днём» и «выливалось в подлинное ликование любви и восторга перед правящей четой», Елизавета Фёдоровна с радостью сообщала вдовствующей императрице: «Ты видела и знаешь, как это благотворно и как полно возмещает тяготы жизни Государя. И это вошло в сердце Аликс, а нас осчастливило — она должна была почувствовать, как любят русские, ни в одной стране так не умеют любить и являть всю свою теплоту и преданность! Ники с его милыми глазами... толпа называла “наш светлый ангел”. Его обезоруживающая скромность, глубокая вера и любящая улыбка внушили безмерную любовь, ибо это больше, чем восхищение; в воздухе, казалось, витали радость, “мир и благоволение”».
Венценосные гости и радушные хозяева посетили московские монастыри, совершили поездку в Троице-Сергиеву лавру и отдали должное светскому веселью. По части последнего Елизавета Фёдоровна приготовила сюрприз — «исторические танцы» пяти эпох в соответствующих костюмах. Ещё задолго до праздника её гостиная и мастерская стали напоминать ателье — повсюду лежали куски материи, а Великая княгиня с фрейлинами и подругами суетилась между ними, что-то рисуя, раскраивая и подшивая. Сергей Александрович не мог сдержать улыбки — этих женщин «хлебом не корми, а подавай им коптеть над материями, рисунками, костюмами». Однако за результатами следил придирчиво и, заинтересовавшись, хвалил точность некоторых деталей. Для помощи обратились в театральные мастерские, пригласили балетмейстеров, подобрали и необходимую музыку, нашли танцоров. По замыслу постановщиков, танцоры представили эпохи Владимира Святого, Ивана Грозного, Петра Великого, Екатерины Второй и, наконец, Александра Первого. Всем увиденным Государь остался очень доволен, а в ходе репетиции особо заинтересовался нарядами X века.
