С ролью столба, подпиравшего дверь, Джеймс справился блестяще. Под его раздражённоскучающим взглядом мастера работали в два раза быстрее. Не прошло и десяти минут, как мне вынесли образцы тканей. Я перебирала шелка и бархаты, не зная, что выбрать. Бросила умоляющий взгляд на Джеймса, но он только нахмурился в ответ.

Наконец я остановилась на трёх шёлковых платьях и одном бархатном. Зелёное, голубое, винно-красное. И белое — очень уж мне понравился нежный оттенок с глянцевой фактурой.

Потом с меня снимали мерки. Это растянулось на полчаса. За ширмой меня освободили от платья и обмерили мерной лентой поверх нижней рубашки.

Я смотрела на Джеймса поверх верхнего края ширмы. Он отводил глаза, но потом снова встречался со мной взглядом. От осознания, что меня скрывает лишь ширма, сердце начинало биться быстрее.

Наконец обмеры были закончены. Мне помогли одеться, ширму убрали.

— Франне угодно выбрать покрой сейчас или прислать каталог в Академию? — спросил мастер.

— Пришлите каталог, — сказала я. Сейчас я была совершенно не в состоянии разбираться в рюшах и складках. — Я сообщу о своём выборе не позже завтрашнего дня.

— Будем очень признательны, франне.

Мастер и его помощницы склонились в поклоне. Я прошла мимо них и вышла, опираясь на руку Джеймса.

— Теперь к ювелиру, — распорядилась я.

Увесистый мешочек перекочевал из рук Джеймса к хозяину ювелирной мастерской. А я оказалась хозяйкой трёх комплектов тончайшей работы: колье, браслет и серёжки из изумруда, рубина и нежно-голубых бриллиантов.

— Теперь не будешь грустить по старому браслету, — сказал Джеймс. — Когда ты вступишь в должность официально, закажем тебе амулет у нашего мастера. А пока носи камни для красоты.

Я слушала его вполуха. Всё рассматривала тончайшую серебряную оправу и любовалась бликами на гранях бриллиантов.

— Убери цацки в шкатулку, Ио, — хмуро сказал Джеймс. — Ещё уронишь.

— Вот ещё! Я такую красоту не выпущу! — упрямо ответила я. Но Джеймс был прав. Карета — не лучшее место наслаждаться украшениями.

Я аккуратно уложила украшения в футляры из голубого дерева. Полюбовалась напоследок, как красиво они смотрелись на тёмном бархате. Ах, вот это жизнь! Теперь бы ещё перекусить где-нибудь…

— Ты не взял с собой что-нибудь попить? — спросила я Джеймса. — А то так есть хочется.

Джеймс закатил глаза. Нет уж, дорогой, взялся развлекать женщину, так не отступай на полпути.

— Едем в «Трёх острохвостов», — велел он вознице.

— Это таверна? — спросила я. — Там подают рыбу?

— Да, если она тебе ещё не надоела. Острохвосты — дрянь, хоть и фирменное блюдо, зато тебе точно понравятся рыба-книгочей и чернильник.

— Ты по названиям выбрал самых подходящих рыб для сотрудницы Архива? — рассмеялась я.

— Наоборот. Они так названы, потому что их издавна подавали на парадных обедах в Архиве. Ещё до основания Академии. Так что сегодня ты попробуешь старейшие блюда аттамской кухни. И голубую икру, конечно.

— Джеймс, ты прелесть, — искренне улыбнулась я.

Он самодовольно улыбнулся.

— Признаться, твои походы по лавкам утомили меня. Я и сам проголодался.

— Долго нам ещё ехать?

Джеймс открыл рот, чтобы ответить, но возница вдруг остановил лошадь и приподнялся.

— Впереди перевернулась телега с брёвнами пёстростволов, — доложил он, обернувшись.

— Позвольте ехать в обход.

— Езжай как хочешь, лишь бы не умерли здесь с голода, — мрачно разрешил Джеймс. И повернулся ко мне: — Вот тебе и ответ, Ио. Ничего, Аттамия не настолько велика, чтобы мы успели сильно проголодаться.

Нам пришлось свернуть с широкой парадной улицы. По пути я была слишком поглощена мыслями о предстоящих покупках и не обращала внимание на вид за окном. Сейчас же я смотрела во все глаза.

По обеим сторонам парадной улицы росли огромные деревья, дававшие прохладную тень. Золотистые листья трепетали на ветру с моря. Дома здесь были под стать — каменные, с большими окнами, богато украшенные статуями, розетками и резьбой. Стоило нам свернуть, картина изменилась. Здесь стояли дома пониже, победнее. Но они тоже были симпатичными: с балкончиками, арками, даже сохнувшее на верёвках бельё выглядело по-своему живописно.

— Здесь так красиво, — сказала я, не отрываясь от вида за окном. — Аттамия прекрасна, даже её трущобы!

— Это пока ты не прожила здесь, сколько я, — отозвался Джеймс. Он по сторонам не смотрел: достал пилку и преспокойно полировал ногти. — Я хочу скорее доехать до таверны, а не мозолить глаза бедняцкими домишками.

— Скучный ты, — бросила я. — А я рада, что увижу Аттамию. Я так и не успела осмотреть её перед отбором.

Мы ехали в сторону, противоположную порту. Здесь я не была и любовалась видами, как туристка.

Вывеска «Трёх острохвостов» уже маячила впереди. На ней не только была изображена рыба с узким плавником на хвосте, но и написано название. Сразу видно, заведение для грамотных, а значит, для богатых.

В животе заурчало от предвкушения роскошного обеда. Но по пути я услышала шум в переулке и попросила подъехать. Джеймс закатил глаза, но не возразил.

Шумели в одном из низких и, судя по всему, небогатых домиков. Там были открыты все окна и двери, и люди в одинаковых серых камзолах вытаскивали ларцы с украшениями и даже кое-какую мебель.

— Что здесь происходит? — спросила я Джеймса. Он не ответил, и я тронула за плечо возницу

— Известно что. Долги взыскивают, — ответил он. — В прошлом году по городу хворь ходила, все лавки-рынки прикрыли, дохода с торговли было с гулькин нос. А налоги изволь заплатить целиком. Вот и выносят всё, что сколь-нибудь ценно. Всё это пойдёт в счёт.

Меня захлестнула ярость. Я привычно сжала руки, но магия молчала. Ах, как невовремя!

— Неужели никто не пытался сопротивляться? — спросила я, с отчаянием глядя на семью: женщину с тремя детьми и мужчину, который рвался из рук двоих гвардейцев.

— А толку? Этих серых только больше набежит. Дом заберут, хозяина в тюрьму посадят за оскорбление властей, вот и делов.

Стиснув зубы, я обернулась на Джеймса.

— Сделай что-нибудь!

Он не шевельнулся. Глядел скучающим взглядом куда-то сквозь разоряемый дом.

— Ты второй человек в городе! — накинулась я на него. — Первый заместитель ректора Академии! Помоги своим людям!

— Ио, ты глупая добрая девочка. Ты не понимаешь, как устроен мир, как устроена Аттамия. Помоги одному — и весь город перестанет работать и будет ждать помощи.

— У тебя нет сердца!

— Отчего же? Я же не отменил этот дурацкий Закон Порога, по которому в Академию каждый месяц приходит какая-нибудь бездельница. Корми её, пои, пристраивай замуж — и ради чего?

Я отвернулась в бессильной ярости.

— Трогай, — сказал Джеймс вознице.

— Нет, подожди! — Я наугад схватила ларец и рванула крышку. — Если у тебя лапки, то помогу я!

Сколько стоят рубиновые серьги? Я понятия не имела, поэтому выдернула из бархатного ложа ещё колье. Теперь точно должно хватить.

— Что ты делаешь? — Джеймс схватил меня за запястье. Крепко, намертво.

— Отпусти, мне больно! Отпусти немедленно!

— Положи украшения обратно.

— Я всё равно помогу им! Выберусь ночью из Академии и помогу!

— Ио, ты совсем? Это просто семья бедняков. Чужие люди. Ты дурь-травы объелась?

— Я тоже выросла в бедной семье! Отпусти, ты мне руку сломаешь!

Джеймс закатил глаза — в который раз за этот день! Развязал кошель и бросил женщине несколько серебряных монет.

— Этого точно хватит, чтобы заплатить налог? — я впилась в него взглядом.

— Это был первый и последний раз, когда я взял тебя в город, — прошипел Джеймс. Снял с пояса весь кошель и швырнул его под ноги женщине одним метким ударом.

Женщина удивлённо смотрела на серебро, не смея его поднять. Я отвернулась и попросила возницу ехать дальше.

Предвкушение праздника испарилось. И чего я, дура, ждала? Что магия волшебным образом сделает мир лучше и чище? Да по одному лицу Джеймса, напыщенного и самовлюблённого, было понятно, что здесь работает право сильного. Мы сейчас будем есть голубую игру и разных дорогущих рыб, каждая из которых, наверное, стоит как весь этот домик. Будем веселиться, а вечером я закажу платья, за стоимость которых можно купить весь бедный квартал. А чем и где будут ужинать «должники»? И сколько их?