По щекам Татьяны побежали слёзы. Но эти слёзы больше не вызывали у Евгения жалости. Они, как и сама Алексеева, с этой секунды вызывали у него лишь отвращение. Он несколько минут смотрел на неё, чувствуя, что трепет, с которым он к ней относился, оборачивается невиданной ранее ненавистью. Он даже не хотел её ударить или убить. Он даже не хотел к ней прикасаться.

Громов понимал, что ему нужно уйти, что он больше не может её видеть, что от её рыданий его вот-вот стошнит.

— Женя! — сквозь слёзы простонала Таня, попытавшись схватить его ладонь, когда он проходил мимо, но Евгений вовремя приподнял свою руку, не давая ей коснуться себя, а затем вышел из кабинета. — Же-еня! — закричала изо всех сил Таня, сгибаясь пополам, обнимая себя здоровой рукой за живот. Она мысленно умоляла его вернуться. Лучше бы он кричал от ярости или ударил по стене, столу или по ней самой. Только бы не оставлял её.

С самого начала их совместной карьеры она понимала, что в один момент их сказке наступит конец. Её прекрасный принц уйдет, а она останется ни с чем. Но именно тогда, когда Женя показал, что влюблен в неё, радуя Таню, что её чувства взаимны, она понадеялась, что у их сказки теперь может быть только один конец. Тот, в котором герои живут долго и счастливо.

Она уже отпустила мысль о том, что у их сказки может быть плохой конец, когда она закончилась именно таким образом. Так, как сказки заканчиваться не должны.

Мир Татьяны рухнул в эту секунду. Вся её жизнь, которая только в последние два месяца обрела хоть какой-то смысл, рухнула. И сделала это с громким треском, пронесшимся волной по всему телу. Она понимала, что вместе с медалью Олимпийских Игр она только что потеряла и Евгения. И виновата в этом сама, потому что азарт, захвативший её после чемпионата Европы, ударил в голову и заставил поверить в то, что она сильная спортсменка, что она теперь достаточно опытна чтобы принимать решения за них двоих. Но всё это оказалось большой ошибкой, которую с самого начала предвидел Громов, будучи действительно опытным и сильным спортсменом. Татьяна подвела его. Татьяна его убила, лишив того, к чем он шёл всю сознательную жизнь. Она предпочла сомнительное серебро бесценнейшему золоту. Она разменяла победу их двоих, на проигрыш вместе с другими.

Громов слышал её крик, переходящий в громкие стоны, сопровождаемые слезами и начинавшейся истерикой. Слышал. Но словно это было очень далеко. И не с ним. Евгений до конца не понимал, что произошло. До конца не мог принять то, что о золотой медали нужно забыть. Что он не проиграл её в борьбе, а попросту отдал её. Подарил.

Единственное, что чувствовал сейчас Громов — боль. И она нарывала внутри, пульсацией ударяя по всему телу, особенно в район сердца. И эту боль нельзя унять медикаментозной блокадой. Её нельзя унять ничем. Он доверился этой девушке. Она знала, как это важно для него. Она знала… Знала и ударила именно по самому дорогому.

Евгений сел на скамейку и наклонился, принимаясь развязывать шнурки. Ему хотелось убежать отсюда. Убежать туда, где не будет никого. Где не будет осуждающих людей. Где не будет Тани. Но пальцы, словно одеревеневшие от пережитого, отказывались слушаться, и он так и остался сидеть в ботинке, расшнурованном наполовину. Громов резко откинул голову назад, специально ударяясь ею о стену, желая привести себя в чувства. Но и это не помогало. Он всё ещё был контужен тем, что произошло.

— Какого черта ты ещё здесь? — подбежал к нему запыхавшийся Мельников. — Где Таня?

— Таня для меня больше не существует, — выдохнул Евгений, закрывая глаза.

========== Используй меня! ==========

— Что значит «Таня для тебя больше не существует»? — психовал Мельников, понимая, что ей и Громову необходимо выйти на лёд через пять минут. — Меня ваши личные разборки не интересуют! Таня всегда должна существовать для тебя как партнерша! Где она?

Но Евгений ничего не отвечал. Чтобы ответить на вопрос — нужно его услышать. А Громов не слышал уже ничего. Он сидел на скамейке, смотря в одну точку перед собой и практически не моргая. Евгений ушёл в себя. Услышанное минутами ранее оглушило и столкнуло в бездну воспоминаний, которые сразу же окутали его, не желая возвращать к жизни. И Евгений полностью отдался им, понимая, что готов уйти из жизни настоящей и жить в этих воспоминаниях. В них ему хорошо. В них есть она.

— Ты мне не разрешаешь наступать на лёд на улице, — рассуждал маленький, четырехлетний Женя, сидя на скамейке у выхода на площадку большого ледового дворца.

— Это — совсем другой лёд, — отозвалась молодая женщина, заправив прядь русых волнистых волос за ухо. — Давай сюда ножки, зашнуруем твои коньки.

Женя послушно сложил свои ноги, обутые в небольшие черные коньки, на колени маме. Она принялась неумело управляться с их шнурками, пока он большими серо-голубыми глазами следил за другими детьми, присутствовавшими на катке.

— Ну, и кто это у нас тут? — обратилась к нему тренер, подъехав к борту и оставаясь по ту его сторону.

— Женя! — гордо вздернул нос мальчик, смущая свою маму и заставляя улыбнуться строгую, несмотря на молодой возраст, Ольгу Андреевну.

— И сколько тебе лет, Женя? — приподняла брови она.

— Четыре! — продолжал воодушевленно отвечать он, а затем выставил вперед свою ладошку, сгибая большой палец и наглядно демонстрируя тренеру свой возраст.

— И не стыдно тебе, Женя? — усмехнулась Ольга Андреевна. — Такой большой, а коньки тебе мама зашнуровывает!

— А я… — мальчик растерянно посмотрел на то, как его мама длинными, тонкими пальцами затягивала шнурки. — Я не умею.

— Ничего, Женя, — решительно кивнула тренер. — Сделаем из тебя человека. Пошли на лёд!

И без того выразительные глаза будущего фигуриста округлились ещё больше. Огромная ледовая площадка пугала, но он всё же опустил ноги вниз, первый раз вставая на коньки. Стоять на лезвиях на резиновом покрытии было непривычно. Он чувствовал, что его качает, и сильнее сжал теплую ладонь мамы. Она довела его до выхода на ледовую площадку. Ему осталось перешагнуть небольшой порог и сделать первый шаг на лёд, в удивительный мир фигурного катания. Малыш испуганно посмотрел на маму, не желая отпускать её ладонь.

— Родной, — тепло улыбнулась она и свободной рукой успокаивающе провела по его русым волосам, — тебе нужно отпустить меня.

Женя сильнее вцепился в ладонь мамы, а затем и вовсе обнял её за ногу, спрятавшись за ней от строго взгляда Ольги Андреевны.

— Малыш, — ласково обратилась к нему мама, развернувшись и опустившись перед сыном на корточки. — Если ты не держишь меня за руку — это не значит, что я далеко. Я всегда рядом.

Женя перевел взгляд на ладонь мамы, чувствуя, как его начинает охватывать страх.

— Ты ведь большой мальчик, — улыбнулась она. — Отпусти меня.

Женя медленно, пальчик за пальчиком, разжал свою ладошку, а затем решительно переступил на лёд. Он оглянулся назад на маму, а затем сделал неловкий толчок и упал, ударившись носом.

Его мама почувствовала, будто упала вместе с ним. Она поспешила на лёд, но Ольга Андреевна выставила ладонь вперед, строго посмотрев на неё. По взгляду тренера Юлия поняла, что Женя должен подняться сам. И он, поставив ладошки на лёд, ощущая его обжигающий холод, встал, а затем увидел испуганные и полные слёз глаза мамы, когда из его носа пошла кровь, красными каплями разбиваясь о лёд и сразу же замерзая на нём.

— Мама, — улыбнулся Женя, не чувствуя, как кровь, стекающая с его губ, теперь окрасила красным и его маленькие молочные зубы. — Я теперь фигурист?

— Ты теперь — чемпион, — ответила она дрожащим от слёз голосом.

— Женя! — к бывшему партнеру и стоящему рядом с ним Мельникову прибежала Алиса. — Четыре минуты до выхода! Что происходит?

Калинина пристально посмотрела на Громова, который всё так же сидел без каких-либо движений. Казалось, что он даже перестал дышать.

— Абонент вне зоны действия сети, — раздраженно вздохнул Арсений.