– Тебе снова нужно составить компанию? – спросила я, тщательно подавляя удовольствие в голосе.

– От хорошей компании не отказался бы. Посоветуй кого-нибудь.

– Вадим? – изобразив задумчивость, предложила я. Наблюдая полный крах в отражении зеркальной вставки шкафчика кухонного гарнитура – свои горящие огнем глаза и плутоватую, но крайне довольную улыбку.

– Я его слишком хорошо знаю, мне с ним неинтересно. Еще варианты?

– Тогда нужно подумать. – Фыркнула я.

– В дороге подумаешь. Где находишься? – с едва ощутимым оттенком требования в ровном глубоком голосе.

И вот оно – истома под кожей, от которой так мучительно и приятно одновременно. Истома от Истомина. Пиздец, Алена, что еще сказать.

Назвала адрес, он сказал, что через сорок минут будет и отключился.

Я была готова в рекордно сжатые для себя сроки и оставшееся время торчала у зеркала, доводя свой образ до идеала. Когда меня оповестили, что ждут внизу, довольно ухмыльнулась и с готовностью поплыла производить впечатление.

На улице давно стемнело, я остановилась на крыльце, рассматривая припаркованные машины перед подъездом. Тут же звонок. Подняла трубку.

– Повернись направо. – Негромкий голос Истомина и я повернулась, узрев метрах в сорока у края дома припаркованный заведенный автомобиль, у открытой пассажирской двери которой стоял Истомин, локтем оперевшийся об арку, а в пальцах отбивающих неизвестный ритм на металле, тлела сигарета, – затем направляйтесь на запад, – делая голос механическим произнес он, и когда я, фыркнув пошла навстречу, той же интонацией произнес, – теперь улыбнись, – прикусила губы, едва не растянувшиеся в улыбке, – а сейчас присядь.

В мыслях выстрелил вариант парирования и я, не удержавшись, прыснула.

– Какова формулировка? – в его голосе искренняя заинтересованность, к губам сигарета. – Ну же, Алена Васильевна.

– Что-то не вижу тут бутылки, – выстрелила я и завершила звонок, со странным удовольствием наблюдая, как Истомин поперхнулся сигаретным дымом, одновременно закашлявшись и засмеявшись.

По улице гулял небольшой вечерний ветер, играя прядями выпрямленных волос при каждом шаге, что явно добавляло эффектности, пока я шла к автомобилю, а Истомин щелчком пальцев отбросил сигарету и, засунув ладони в карманы пальто, чуть приподнял подбородок, слегка склонив голову наблюдая мое приближение, уголок губ приподнят.

И пока сокращалось расстояние, я терялась. Просто подойти? Подать руку? Когда оставалось менее двух метров, он открыл заднюю дверь автомобиля и повел подбородком.

– Снова забыл про тактичность: привет, как долетела? – ровный голос, пока я усаживалась в прогретый салон.

Усмехнулась и не ответила, глядя в темные в вечерних сумерках глаза. Он едва слышно фыркнул и закрыл дверь. Сел спереди, рядом с водителем. Негромко играла музыка, в салоне витал легкий шлейф приятного парфюма. Я смотрела в боковое окно на огни вечернего города и пропитывалась запахом и легкой будоражащей атмосферой. Странно немного, ибо причины особой не было для этого, но чувствовала какую-то внутреннюю готовность. Предвкушение. Взгляд все чаще дергался к сидению впереди меня, где сидел Истомин.

Ему позвонили минут через двадцать, он назвал улицу где мы проезжали и велел водителю припарковаться в кармане остановки.

– Здесь? – спросила я, оглядываясь в поисках ресторана. Только пельменная какая-то. Да ладно?..

– Ты не любишь пельмени? – Отозвался он, но, когда в машине раздался негромкий сигнал и загорелся свет, как ответ на то, что закатившая глаза я открыла заднюю дверь, тут же произнес, – стой, Алена Васильевна, я пельмени не люблю, я по бургерам же. А, нет, снова по пельменям, все время про это забываю. В общем, минут через десять дальше поедем.

Я хмыкнула и стала рыться в телефоне. Вопрос начал решаться раньше отведенных десяти минут. Спереди припарковался внедорожник.

Я посмотрела на вышедшего оттуда человека и досадно скривилась. Истомин сделал знак Вадиму, направляющемуся к машине, с небольшой дорожной сумкой и стопкой каких-то бумаг, и тот, верно расценив жест Истомина, спустя пару мгновений открыл дверь за водителем.

Не сказать, что был особо удивлен. Так, на секунду скользнула по губам усмешка, когда перевел взгляд от приветливо кивнувшей меня на Истомина, пялящегося в лобовое и почти тут же произнесшего:

– Все рОвно?

– Восемьсот, мелкий калибр. – Ответил Вадим, глядя на него и опуская сумку на пол между нами.

Истомин повернул голову в профиль и слегка нахмурено глядя в консоль между сиденьями, приподнял бровь.

– У Полякова не все гладко прошло, только половина в зелени, треть в евро, остальное не успел. – Понизив голос, тотчас пояснил Вадим, немного поморщившись и, отводя взгляд в двери окно, одновременно протягивая Истомину какие-то бумаги. – Хлопнули его, и хлопнули серьезно. Нам засылать переговорщиков?

– Ты ебнулся, что ли? – резко повернул голову и пришиб рефлекторно посмотревшего на него Вадима тяжелейшим взглядом. – Давай еще транспарант на него повесь и сделай массовую рассылку, что он мой. – Истомин раздраженно смотрел на Вадима, глядящего вниз. Перевел взгляд на бумаги, взял их, прищурено пробежался по строкам и, не дочитав, порвал и сунул обратно Вадиму. – Чтобы я не видел подобной херни больше. Утром заеду к Кононовской пиздобратии, посмотрю, потом скажу, что делать. Пока следите, чтобы Поляков не получил бандерольку от почтальона Стечкина. До шести утра ты и Артюхов с Ульяновым свободны, остальные в режиме.

– Понял. – Кивнул Вадим, смяв бумаги.

Когда он вышел и автомобиль слова влился в поток, я задумчиво смотрела на сумку у ног и меня так и подмывало заглянуть в ее содержимое. Ехали недолго и вскоре припарковались у приличного реста. Истомин вышел первым, бросив водителю малопонятное «не один». Малопонятное только для меня, видимо, потому что водитель невозмутимо кивнул.

Сдали одежду в гардероб и поднялись в зал. В целом, ничего обстановка, уютненько, немного посетителей. Сели у окна и сделали заказ.

– Восемьсот тысяч? – негромко поинтересовалась я, наблюдая как к машине Истомина, припаркованной прямо у входа, подъезжает еще автомобиль, оттуда выходят люди и садятся в салон, а еще двое, остановившись у капота, о чем-то трепятся.

– Что? – ровно произнес Истомин, роясь в телефоне.

– В сумке.

– В какой?

Я невесело фыркнула глядя на улицу. Понятно.

– Свои?

– Что? – перевела на него недоуменный взгляд.

– Губы. – Отложил телефон и посмотрел на упомянутую часть моего тела.

– Какие? – мстительно выдала я.

Истомин честно попытался не рассмеяться, но все же прыснул. Я поздновато сообразила, что это, по меньшей мере, пошло прозвучало. Сделала вид, что так и было задумано и спросила:

– Не похоже?

– Я не слишком разбираюсь. – Пожал плечом, выставляя локоть на низкую спинку диванчика и упираясь двумя пальцами в висок, оценивающе глядя на меня. – Сейчас медицина исхитряется делать так, что и на ощупь не сразу поймешь.

– Ты щупал накаченные губы?

– Можно и так выразиться, с тех пор предпочитаю естественную красоту. – Улыбнулся уголком губ, глядя на меня, приподнявшую бровь и качающую головой. – Не только же тебе пошлить. Я тоже умею. Оцените, сенсей.

Пять минетс и можно так выразиться, говоришь... Сенсей оценил. Вечер перестает быть томным.

– Все свое, натуральное. Прямиком от бабушки в деревне. Собственно именно из-за этого и натурально. – Снова полностью взяв над собой контроль, расслабленно посмотрела на Истомина. – Стереотипы тяжело преодолеть, если рос в среде, где они устойчивы...

– Сейчас стали стереотипным подкачивания...

-... но я смогла это сделать и удалила комочки Биша.

– Чьи комочки? – бесконечно удивленно спросил Истомин.

– Биша. Жировая прослойка на щеках. Лицо круглое было, могли заподозрить, что я из деревни.

Держу пари, что мало кто видел Истомина настолько озадаченным.