— Таким чудаком?

— Хах, — не обиделся я на маленький подкол Снолли, — таким способным. Мне давали особую смесь галлюциногенных экстрактов, приготовленную по древнему рецепту, передаваемому из поколения в поколение шаманскими потомками. Также вызывался дух мудрого мастера, предка травокура. Он накуривался шалфеем через спектральное пламя, затем происходил обряд связывания душ — моей и его, и начиналось: потоком сознания дух транслировал образы, передавая навыки, что оттачивались на протяжении жизни им самим и его предками, транслировавшими своё мастерство ему в прошлом. Так я научился эффективно управлять жизненной энергией, с легкостью накапливать и использовать её почти что независимо от эмоционального состояния, чувствовать, лучше трансформировать её природу, выделять и поглощать, достигать многомерности разума, объемности сознания и углублять внутренний мир и взгляды на его составляющие. От духов я также перенял продвинутые инстинкты самосохранения, их мышечную память, поэтому я уклонился от всех атак боевого петуха.

— Хочу к тем шаманам. Не мог ты бы как-нибудь отвести меня к ним?

— Это будет непросто. Я случайно наткнулся на одного из них. Я рассказал за жизнь, а он так впечатлился моей историей, что захотел представить меня своим друзьям шаманам, а те предложили пожить у них. Кстати, тебя же Споквейг тренировал, да?

— Да, меня учил Спок. Помнишь, ещё при тебе он безрезультатно пытался обучить меня колдовству? В ходе изучения моих особенностей он выяснил, что причина тому — резистентность к магии.

— У тебя резистентность? Откуда?

— Не знаю откуда. Он решил, что это возможность сделать из меня “козырное оружие”, и стал насылать на меня проклятия и магические болезни для укрепления магического иммунитета. Ещё поражал магическими разрядами для обострения чувствительности рецепторов и скорости реакции, поскольку только я была способна выжить после такого. Это как магическая нейрохирургия без анестезии. А ещё давал токсичные снадобья для повышения болевого порога, что было крайне тяжело переносить, эти зелья, от которых немели внутренние органы, першило сердце, черствели суставы, свистела гортань, дрожала башка и по венам словно мыло растекалось. Каждый экспериментальный цикл тренировок воспринимался мной как очередной вызов, и на последнем издыхании я превозмогала всё, потому что хотела стать крутой. Чёртов перфекционизм, мечтала стать идеальной, за что и поплатилась, ведь одно испытание я всё-таки не выдержала и вдребезги сломалась: полугодовой цикл поения мёртвой водой, вызвавшей у меня апатию и внутреннее бессилие. Пришлось забросить. Херовость проникла в самый центр моего “я” и вот тогда уже стала невыносимой. На пару лет я забыла, что такое отсутствие ежесекундного страдания. Чувство, будто попала в другую вселенную, где оказалась совершенно одна. Прошлые травмы и шрамы, заработанные за два года экспериментальных тренировок, как вулкан, вновь пробудились нескончаемым флешбэком с десятикратной силой. Душевная боль слилась с физической воедино, измеряясь не днями, а секундами, миллионы секунд страданий, медленно, одна за другой, как если пялиться на секундную стрелку и ни о чём не думать, и ещё при этом вариться в котле с кипящим дерьмом, да, именно так, лучшего сравнения не придумаешь. Однако я извлекла кое-какую пользу даже из этого: со временем я научилась выключать разум, точнее, вынуждена была научиться, ведь мой сожжённый Споковскими стимулирующими сыворотками мозг разразился острой болью как от раскалённой иглы из-за неудержимого наплыва мыслей обо всем, что попадёт во внимание, даже мимолетный взгляд слишком сложный рисунок на ковре оставлял очередной ожог на моём изнемождённом сознании, давая о себе знать пару суток. Так я приноровилась отдаляться от своего ума и тела, но, через два с половиной года, когда меня начало потихоньку отпускать, я уже не могла избавиться от привычки беспрерывно сдерживать любую мысленную активность, и ещё год провела в депрессии и тотальном безделии. Я не могла ничего хотеть, и не было энергии, чтобы это исправить.

— И как ты только не вздёрнулась?

— Прозвучит странно, но лишь из-за стойкой уверенности, что если я умру, то проведу вечность в таком состоянии. Наверное, это у меня крышак потек, но тогда чувствовала, что ад реален и дышит мне в спину, и со смертью станет только больнее. Только пару месяцев назад вернулась драгоценная, толкавшая меня сквозь эту вонючую трясину жизни, жажда превосходства над обыденностью, и вновь возобладала над чернушной безнадегой. А потом я наткнулась на Чтобырь, и началась самая обнадёживающая глава моего жизненного пути. Теперь я чётко ощущаю, что атмосфера Чтобыря и нашего пресловутого проклятия имеют нечто-то общее. Знаешь, сказать по правде, я никогда не чувствовала себя комфортно в этом мире. Не чувствую и сейчас. Да и уныние не отступило окончательно. Я всё ещё размазня, в сравнении с тем, какой была в возрасте пятнадцати лет.

— А что Споквейг?

— “Ха, ну ты, конечно, переусердствовала, меры что ли не чувствуешь? Отдохни лет пять, а потом продолжим проект по совершенствованию тебя. И я тоже отдохну, от твоей угрюмой физиономии, самому в петлю прыгнуть хочется, глядя на тебя, гы-гы-гы!” — произнесла Снолли в манере отца.

— Эх, тот ещё... кал шакала. Слушай, Чтобырь это типа Писания краясианские?

— Да не-е-е. Кстати, я читала ради прикола Писания, ну, чисто поугорать. Там такая херь написана, как можно поверить в то, что это написал сам Бог? Больше похоже на выдумки каких-то мудил, садистов больных.

— Ну, мастер Инфернус считает, что служители Сатаны давно приложили руки к первоисточнику, и в течение многих поколений переписывали её, коверкая и перевирая, дабы ослабить поддержку Господа человечеством. И что настоящий краясианский Бог уже почти повержен Сатаной, ибо изощренности сатанинской стратегии Господь и его команда Правящая Троица противостоять не в силах. Люцифер планирует проникнуть и уже проникает в каждую популярную религию мира. Подлинные источники знаний утеряны: писания переписаны, учения перевернуты, и нет осталось на целом свете ни единой возможности сыскать правды, отличить реальность от вымысла. Хотя лично мне кажется, что так говорят те, кому страшно признать, что самый могущественный из Богов, краясианский Бог, столь жесток и бесчеловечен.

— Кто знает, может, Граф Краеугольный в курсе, как обстоят дела на самом деле? А что об этом говорили твои шаманы?

— Они говорили, что даже они не достигли того уровня, чтобы давать какие-то ответы на такого рода вопросы, и что это не так уж и важно, и разумнее сосредоточиться на том, что находится в пределах досягаемости, постепенно расширяя этот предел. И предупреждали, чтобы я никому не верил, кто рассуждает о таких вещах, потому что никто этого знать не в состоянии, если даже они, мудрецы шаманы, не знают.

— Правильно говорят шаманы, толковые ребята. А этот твой мастер Инфернус, он типа сатанист, да?

— Он сатанист-отступник, то есть у него собственное виденье на сатанизм. Главное отличие его взглядов от классического сатанизма — особо пренебрежительное отношение к жизням мирских обывателей. Сатанизм, прежде всего, учит, что даже самого ничтожного, злого и опустившегося человека можно понять и помочь ему стать полезным для общества и мирового прогресса.

— Ну и бред этот классический сатанизм, нахрен ублюдков, ха-ха.

— А высшая цель сатанизма — личное и общественное совершенствование, в конечном счете — обретение богоподобия.

— И это тоже херня. Жить ради бесконечного совершенствования? Невыполнимая цель. Утомительный путь длиной в бесконечность.

— Ты же сама хотела стать чем-то лучшим.

— Как хотела, так и перехотела, а как перехотела, так и захотела, смекаешь? Скажи мне вот что, существует ли хоть одна грёбаная религия, где высшая цель — счастье?

— А... ну... например, ратуфиегизм. Там обещают освобождение от страданий и нужд, успокоение, блаженство, божественный пофигизм... Но тебя ведь не удовлетворят такие формулировки? Да и не все там так однозначно, если копнуть глубже. По сути, тот же самый сатанизм, только в другой обертке: стань Богом, вся херня. Невозможно стать Богом, это все какой-то религиозный лохотрон.