Девушка одарила меня недобрым взглядом и, поняв, наконец, что я не собиралась падать в обморок, отступила. Прорычала что-то на немецком и вышла из палаты, громко хлопнув дверью, однако не успела я отойти от столкновения с наглостью, как она вбежала обратно. Дверь так и не закрылась, когда следом за медсестрой вошёл Томас, и я неосознанно поправила запутавшиеся волосы.

Мужчина зол и то, как выплёскивал свой гнев на наглую особу, заставляло в восхищении поаплодировать. Поймала себя на мысли, что впервые слышу цельную немецкую речь Томаса, а не отдельные слова и фразы. Чёрт возьми, это рай для моих ушей, но, к сожалению, блондинка быстро ретировалась из палаты, и Томас обратил своё внимание на меня. В неуверенности помахала рукой в знак приветствия, глубоко в душе опасаясь, что не весь гнев снизошёл на медсестру, и что-то приберёг для меня за непослушание. Ну, не могла я больше лежать! Не могла!

Но в противовес моим опасениям Томас улыбнулся и осторожно присел на край кровати, позволяя вблизи рассмотреть несколько новых морщинок вокруг глаз и откровенную усталость на глубине карего взгляда.

— Ну, привет, — прошептал и большим пальцем очертил мою проступившую ямочку на щеке. — Не хочешь прилечь?

Покачала головой и вцепилась руками в его локоть, не желая лишаться нежности прикосновений. С ума сойти! Прошла неделя, пролетевшая в одно мгновение, а Томас настолько приноровился к немецкой речи, что усиленный акцент искажал английский язык. Это не раздражало, как любителя чистого английского, напротив, восхищало своей экзотикой.

— Как себя чувствуешь?

— Как будто беспрерывно проспала сутки, — для наглядности попыталась сжать пальцы в кулак, но вышло откровенно дурно. — День и ночь смешались.

— Ничего страшного, скоро войдёшь в режим.

Недовольно поджала губы, наблюдая за уставшим, не выспавшимся мужчиной, и чувствовала себя последней дрянью — мало того, что умудрилась просрать неделю своей жизни, так ещё Томаса напрягла больничной тягомотиной.

— Мы же договаривались, — решила ему напомнить, указательным пальцем разглаживая морщинки у глаз. — Ты едешь домой и отдыхаешь.

— Обязательно, но только вместе с тобой.

И как тут удержать на лице маску крайнего неудовольствия? Снежная Королева треснула от натиска моей улыбки, которую скрыла в невесомом касании к губам мужчины. До мурашек по коже приятны услышанные слова и то, каким уверенным и непоколебимым тоном он говорил. Значит, не передумает, не бросит проблемную меня на произвол судьбы.

— Спасибо за цветы, — прошептала, переводя взгляд на благоухающие бутоны роз. — Жаль, домой не получится забрать эту красоту.

От духоты, больничной атмосферы и запаха препаратов не то, что цветы быстрее вяли, — пациенты не выдерживали и сбегали без оглядки.

— Если хочешь, в каждой комнате дома будет стоять по букету.

В заинтересованности покосилась на ухмыляющегося искусителя:

— Хочу!

Тихий смех был моей наградой, и я с чувством потянулась к мужчине, уткнувшись лицом в ложбинку на его шее. С тех пор, как открыла глаза и непонимающе оглядывалась по сторонам, единственной поддержкой был Мудак, которого у мудаком даже в мыслях было неловко называть. Ощутила ответные крепкие объятия и не сдержала судорожного вздоха, осознавая, что никому не было дело до меня. Ни мать, ни отец, ни тем более брат, узнав о приключившемся со мной несчастье, не поспешили бы на помощь. Мать бы, уверена, пустила скупую слезу и запричитала, когда отец зашёлся бы в оре, не сдерживая череду оскорблений в мой адрес. А Шейн… Шейн бы расстроился, что безумство бородача привело к всего лишь коме. Никому не было дело до меня, кроме Томаса.

— Меня гнетёт, что я проебала неделю жизни, — поделилась своими мыслями, перебирая чуть отросшие волосы мужчины на затылке. — Я ни черта не помню, что произошло в день Х, и от этого чувствую себя неполноценной.

— Совсем не помнишь тот день? — уточнил Майер, заставляя в задумчивости нахмурить брови:

— Помню, как уговорила тебя на завтрак в постель, — рассмеялась и теснее прижалась к мужскому телу. — Даже не надейся, что я забыла твои кулинарные навыки. Теперь не отделаешься!

Игриво заглянула в опьяняющий свод глаз, ощущая мелкую дрожь от глубины взгляда:

— Помню изумительный секс, — коснулась губами щетинистой щеки, медленно продвигаясь к манящей полоске губ. — Помню ласки, горячий язык… тебя внутри.

Опешила от неожиданного натиска губ и проворного языка, за считанные секунды оккупировавшего мой рот, и попыталась сильнее ухватить пальцами волосы на затылке, однако тело с трудом слушалось. Могла лишь упиваться ласками мужчины и ненавидеть себя за невозможность подарить ответный взрыв эмоций.

— После этого ничего не помню, — прошептала и услышала заразительный смех Томаса, который нехотя отстранился от меня:

— Вот мы и определились с причиной твоей контузии.

В неуверенности улыбнулась, и Томас, без лишних слов уловив моё вмиг изменившееся настроение, не позволил опустить взгляд:

— Почему же Чарльз так поступил? — спросила, прекрасно понимания, что Томас не в силах дать ответа. И я не в силах вспомнить ни встречу с Миллером, ни наш разговор, ни его омерзительный поступок. Чёрт возьми, ещё никогда не чувствовала себя настолько потерянной!

— Может, оно и к лучшему, — заключил мужчина. — Давай на этом закроем неприятную тему и больше никогда к ней не вернёмся, м-м-м?

Согласно кивнула, хотя с трудом представляла, как получится избавиться от мыслей о произошедшем и Чарльзе, который снова и снова врывался в наши жизни и рушил планы к чёрту.

— А что, если он вернётся? — не сдержалась от волнующего вопроса, признаваясь себе и мужчине в страхе. Я всегда глубоко в душе опасалась бородача, особенно в моменты, когда он нёс ахинею, однако сейчас чувство страха вышло из-за кулис и в полной мере проявило себя. Жутко.

Почувствовала, как мужские пальцы приподняли мою голову за подбородок и заставили посмотреть в тёмно-карие глаза, в которых не было намёка на слабость — страх. Только решимость и непоколебимость, передавшаяся в твёрдом голосе:

— Он не посмеет, — заверил мужчина, и мне очень сильно хотелось верить словам, однако от безумца стоило ожидать, чего угодно. — Ник, он не вернётся. А если осмелится, то я клянусь, это будет последний раз, когда он нас потревожит.

Неверующе свела брови на переносице и осторожно напомнила:

— Томас, мы говорим о твоём брате…

Отрицать факт родства — глупо, особенно вспоминая слова Миллера о младшем брате: «Мы всегда поддерживали друг друга!» Однако то, с какой яростью и решимостью говорил Томас о брате, заставляло мурашкам оставить след на коже.

Неожиданно лицо мужчины озарила неподдельная улыбка, отчего сильнее нахмурилась, а он больше забавлялся:

— Родственников не выбирают, Ник! — продолжал улыбаться Томас. — Однако у меня есть выбор между сумасшедшим и стервой. Я выбираю стерву.

Закатила глаза, и в удивлении наблюдала, как он избавил стопы от лоферов и забрался на кровать, медленно опуская меня на подушки за собой:

— В этом нет твоей вины.

Когда Томас успел научиться читать мысли?

— И до тебя наши отношения были дерьмом.

Не поспоришь, однако, навряд ли, раньше речь заходила об угрозах. В тоне Томаса звучала неподдельная угроза.

— Иногда я жалею, что связалась с Чарльзом, — призналась, удобнее устраиваясь на подушках, и теснее прижалась спиной к груди мужчины. — И всё же, если бы не он, я бы с тобой не встретилась.

Почувствовала затылком тихое фырканье:

— Забыла, кто обанкротил твоего vater? Уверен, ты в своих бесчисленных попытках помочь семье и отомстить за неё, непременно бы вышла на меня.

Не сдержалась от тихого смеха, борясь со слабостью и песком в глазах, который упорно утяжелял веки. Мысль о том, что жестокой Судьбой была запланирована наша встреча, заставляла чувствовать приятное волнение в области сердца.

— И я бы не смогла сопротивляться — влюбилась бы в тебя с первого поцелуя.