Лицо врача было скрыто за респиратором, однако по его быстрому шагу и возмущенному потрясанию рукой я догадался, что он укоряет туземцам за то, что те открыли огонь по незнакомцу. Когда он приблизился, то вначале некоторое время препирался со встретившей меня парочкой на повышенных тонах. Внимательно прислушавшись к речи врача, я различил сквозь респиратор, что голос-то у него женский. Что ж, ничего удивительного — в «Красном кресте» работает больше половины женщин.

Аргументы врача, по-видимому, подействовали. Вскоре туземцы прекратили сопротивление и покорно пропустили ее ко мне, опустив свое оружие к земле.

— Вы говорите по-английски? — с радостной надеждой и воодушевлением заговорил я, готовый прямо на месте обнять и расцеловать свою спасительницу.

— Кто вы такой? Что вы здесь делаете?! — без малейшего акцента начала допытываться по-английски женщина.

Ее тон оказался строгим, прохладным, с нотками хорошо сдерживаемого гнева. Похоже, с объятиями и поцелуями придется подождать.

— Я… м-м-м… приехал сюда навестить друга.

— Что вы такое несете?! — удивилась врач. — Почему тогда ваш друг вас не встречает?

— Ну… э-э-э… у меня не было возможности предупредить его о визите.

— Вы совсем спятили? Вы хоть понимаете, что только что были на волосок от гибели?!

— Да уж, — вспомнив, в какой опасности я находился, благодарно улыбнулся я, отерев со лба пот. — Спасибо вам большое! Я уж было думал, что мне конец…

— Такое впечатление, что вы этого сами добиваетесь! — не унималась женщина, продолжая распекать меня, словно нашкодившего ребенка. — Кто надоумил вас передвигаться по этой местности в такой одежде? Почему вы сняли солнцезащитные очки?! Хотите заработать себе рак сетчатки?

Я внимательнее оглядел свою собеседницу. Росту она была совсем небольшого — я бы сказал, пять футов и пять дюймов, и это в резиновых сапогах. Дутый безразмерный резиновый комбинезон скрадывал очертания фигуры, но по порывистости движений понятно, что носит его особа худощавая и поджарая. Черты лица женщины было сложно разглядеть под респиратором, а глаза были надежно прикрыты герметичными очками с затемненными стеклами, однако я живо представил себе, как она выглядит — сухая, суровая старая дева, лет сорока или пятидесяти, человек строгих нравов и высоких моральных принципов. У меня в голове сразу возникла аналогия с мисс Танди — злобной мегерой, которая вела уроки полового воспитания в интернате. Устыдившись, я нашел более положительное сравнение — Габриэла Георге, наша врач из Генераторного.

Как бы там ни было, эта женщина только что выручила меня из практически безвыходного положения, и, какой бы неприятной личностью она не оказалась, стоит быть с ней ласковым и благодарным.

— На какой из вопросов мне отвечать первым? — продолжая приветливо улыбаться, спросил я.

Выпустив немного пару, она наконец задала вопрос более спокойным тоном:

— Как вас зовут?

— Меня зовут Димитрис. Димитрис Войцеховский.

Увидев, что женщина молчит, будто старается что-то припомнить, я решил добавить:

— Я учился в одной школе и дружил с Борисом Ковалем. Мы жили вместе, в селении Генераторное, до того, как началась война. Если вы знаете его, то, возможно, слышали обо мне. Я занимался боксом, завоевал золотую медаль на олимпийских играх 82-го. Боря наверняка обо мне рассказывал!

Сложно было сказать, значат ли для нее что-то мои слова. Ее глаза, по-видимому, внимательно изучали меня из-под затемненных стекляшек. Когда она наконец заговорила, ее голос зазвучал недоверчиво и подозрительно:

— Как вы здесь оказались? Человек, о котором вы говорите, живет на территории Содружества.

Я почувствовал прилив надежды. Ее фраза яснее ясного свидетельствует о том, что она слышала обо мне. А значит, если исключить вероятность того, что она следила за олимпийскими соревнованиями 82-го, она знакома с Борей и слышала обо мне от него!

— Да, я живу в Сиднее, в Австралии. Я приехал сюда повидать своего друга.

— Звучит как бред, — так же недоверчиво проговорила она. — Все это время не навещали — и тут вдруг решили навестить? Без предупреждения?!

В ее голосе я услышал легкий латиноамериканский акцент. Должно быть, он проявлялся лишь в минуты волнения. Что ж, вот и еще один штрих к портрету, который я нарисовал у себя в уме.

— Это долгая история, — тяжело вздохнул я, опасаясь раскрывать сотруднице «Красного креста» некоторые факты из своей недавней биографии. — Вы сможете отвести меня к Боре?

Судя по затянувшейся паузе, в душе у медика происходила сложная внутренняя борьба. Один из туземцев, терпеливо ждущих окончания нашего объяснения, нетерпеливо осведомился о нее о чем-то на местно языке, жестом дав понять, что им пора ехать. Врач в ответ гаркнула что-то односложное, наподобие «Подождите».

— Где вы учились? — выпалила она неожиданно.

— В 1-ой общеобразовательной школе, в Генераторном, — охотно ответил я, сообразив, что она решила провести небольшую проверку.

— Нет-нет. После.

— 4-ый специальный интернат, сеть «Вознесение», Сидней. Потом — полицейская академия Сиднея. Сейчас вот перешел на 5-ый курс. Прохожу стажировку в полиции Сиднея.

Я воззрился на женщину, гадая, достаточно ли ей этой информации.

— И тебя отпустили сюда?

В английском языке не было разницы между «ты» и «вы», однако тон собеседницы изменился таким образом, что его можно было бы приравнять к переходу на «ты» в русском.

— Я, вообще-то, ни у кого не спрашивал, — тяжело вздохнул я, вспомнив обо всех своих нынешних и потенциальных проблемах. — Послушайте, история и правда долгая. Вы можете просто отвести меня к Боре, ладно?

— Я поговорю с местными, — после колебаний вздохнула врач.

Потребовалось всего лишь короткое объяснение с туземцами, прежде чем один из них, неодобрительно покосившись на меня, раздраженно кивнул. Врач поманила меня за собой жестом пальцев, и мы вместе двинулись к заправке. Она определенно пользовалась здесь авторитетом, если ей удалось так легко убедить местных взять меня с собой.

— Я поручилась за тебя, — сообщила мне врач. — Надеюсь, что мне не придется об этом пожалеть.

— Я не доставлю никаких проблем, обещаю, — заверил я. — На каком это языке вы говорили?

— На венгерском. Мы находимся на территории бывшей Венгрии, в сельской местности. Здесь мало кто говорит по-английски. Следовало учесть это, прежде чем отправляться в эти края.

Вспомнив обстоятельства своего отъезда из Олтеницы, я лишь горестно усмехнулся. Знала бы она, как мало у меня было возможностей что-либо «учесть». Но я не спешил раскрывать свои карты. Альянс считал эту территорию своей. Неизвестно, как относились к этому вопросу местные. Так или иначе, статус человека, разыскиваемого Альянсом, вряд ли добавит мне привлекательности в их глазах.

Промолчав некоторое время, идущая рядом женщина произнесла неожиданно теплым тоном, который сразу сбросил с ее мысленного портрета лишних лет десять-пятнадцать:

— Прости меня за не слишком теплый прием. Проведя много времени на пустошах, легко забыть о правилах хорошего тона, — она вздохнула. — В этой суровой местности принято вести себя настороженно по отношению к чужакам, и эти манеры быстро перенимаешь. Но ты не суди местных жителей из-за того, что они так тебя встретили. Они — очень честные и искренние люди. Они готовы защищать себя и свой дом, но никогда не нападают первыми.

— Да нет, все в порядке! — заверил я, рассмеявшись и ощутил, как напряжение окончательно спадает. — Мне бы и в голову не пришло их винить! Представляю себе это зрелище: сумасшедший парень в диковинной куртке из сиднейского магазина, который не понимает человеческого языка, неожиданно выпрыгивает из кузова и начинает что-то тараторить. Да у них ангельское терпение, если они меня не пристрелили!

Врач слегка рассмеялась вместе со мной, и я почувствовал к ней искреннюю симпатию.

Тем временем, следуя за двумя провожатыми, мы обошли здание магазина при заправке. Там оказался припаркован старый микроавтобус, рассчитанный пассажиров на десять-двенадцать. Краска на кузове автомобиля основательно облупилась от времени, а крылья были забрызганы грязью, но я все-таки различил на боку эмблему, принадлежащую, кажется, какой-то туристической фирме.