— У тебя же вроде нет детей? — спросила ее Маргарита, — А как тогда ты так научилась ладить с детьми?
— В медколлежде нам преподавали психологию, — ответила девушка.
— Безрадостную ты картину нарисовал, — сказал Антон Павлу.
— Да, я, кстати, не закончил. Потом микрообщества поймут, что торговать между собой выгоднее, чем воевать. Возможно, некоторые объединяться в более крупные общины. Вновь появятся государства.
— Короче, история повториться, — за него договорил Зубатов, — и снова будет капитализм, и снова «пирамида», и снова прилетит нанопыль и выпилит всю элиту.
— Может, не прилетит и не выпилит, — сказал Трубинин, — но, в любом случает, это какой-то тупик. Тупик цивилизации.
— Но тогда зачем вообще выживать? — вновь поставил вопрос Антон, — в чем вообще смысл жизни?
— Ну, ты же сам говорил, чтобы сделать мир лучше, — ответила Мария.
— И как же мы сможет сделать мир лучше? Кругом бардак и разруха. Я хотел сделать мир лучше через криптовалюты, через автоматизированную экономику, через искусственный интеллект. Но теперь цивилизация рухнула…
— А может, создадим какое-нибудь учение, которое поможет людям построить новое общество?
— Такое учение уже создано, — вместо Антона ответил Павел, — и называется оно Марксизм-Ленинизм и диалектический материализм.
— Это где «отнять и поделить»? — усмехнулась Маргарита.
— «Отнять и поделить» — это не Марксизм. Это так его представляют всякие маргиналы.
— Тебе видней, кто его представляет, маргиналы или не маргиналы, — фыркнула Маргарита.
Павел посмотрел на нее, как строгий учитель на двоечника, и сказал:
— Прежде чем судить о Марксизме, надобно бы ознакомится с трудами Маркса. И руководствоваться первоисточниками, а не слухами.
— Можно подумать, что ты наизусть знаешь всего Маркса….
— Ребята, может, не будем о политике? — сказала Мария, умоляюще посмотрев на обоих.
— А как же мы тогда решим, в чем смысл жизни? — спросил Антон.
— Неужели в политике?
— Нет, не в политике, — ответил за него Павел, — но, обсуждение смысла жизни неминуемо приводит к обсуждению политики. Почему? Потому что человек существо социальное. Человек не может жить вне общества. Точнее, человек как особь, как живое существо, может жить и вне человеческого общества, только вот это будет уже не человек. Были случаи, когда человеческий ребенок воспитывался животными. Такой своеобразный Маугли. Только вот, в отличие от сказки, вырастали из таких людей не люди, а двуногие животные, не способные жить в человеческом обществе.
— Ну а при чем тут политика? — не удержалась от вопроса Мария
— А при том, что и смысл жизни человека, как социального существа, тоже связан с обществом. А где общество, там и государство. А где государство, там и политика.
— Вообще, ты очень интересно все говоришь, — сказала Мария, — и про Маугли, и про все остальное. Я бы с удовольствием послушала более подробно, наверняка у тебя есть много занимательных историй. Но, увы, нам надо думать, как выжить. А зачем — и так ясно: сделать мир лучше. Пока, правда, мы не знаем, как. Но, как только более-менее обустроимся в этом новом враждебно мире, я думаю, что-нибудь придумаем.
— Если серьезно про выживание, то нам надо уже сейчас двигаться на юг, — проговорил Павел, — пока туда не ломанулись толпы.
— А что будем делать, когда туда придут толпы? — спросил Антон.
— Вот это хороший вопрос…. Надо бы подумать.
— Подождите…, - вмешалась Маргарита, — а мы разве не на юге?
— Не совсем. Юг — это Краснодар, Черное море, Сочи, Крым и так далее. А еще лучше до Турции добраться.
— До Турции? Кто нас там ждет?
— А я все-таки, предлагаю сгонять до Альметьевска и до Перми, — сказал Антон, — если что, вернемся. Но хотя бы посмотреть, как там обстановка — стоит.
— Ладно, — ответил Павел, — завтра съездим еще раз на разведку, а там видно будет.
Глава 39. Инцидент
Как и договорились, Павел с Армэлем поехали на разведку, А Маргарита, Мария, Антон и Вадик пошли в гости к дачникам. По дороге они встретили тощую женщину с ребенком на руках, одетую в грязное платье с разноцветными узорами, поверх которого была накинута шерстяная кофта, явно на размер больше, так как эта кофта нелепо болталась на незнакомке. На руках женщина держала младенца, который громко плакал.
— Извините, — спросила она, — у вас не найдется немножко еды?
— С собой нет, — ответила ей Мария, — но мы тут неподалеку нашли небольшой дом. Там есть еда.
— Вообще-то мы идем к дачникам, — напомнил Антон.
— Я уже была у дачников, — грустно сказала женщина, — они прогнали меня, чуть не застрелили.
— Я отведу вас в наш дом, — проговорила Маргарита, — а вы идите, — она кивнула остальным.
— Я не поминаю, что тут происходит? — спросил Антон, едва Маргарита и незнакомка отошли
— Не можем же мы ее бросить в беде, — сказала Мария.
— Вы собираетесь кормить ее моей тушенкой? — задал вопрос Вадик.
— А тебя вообще не спрашивают! — рявкнул на него Антон.
— Зубатов! — строго проговорила Мария.
— Нет, а что, мальчик имеет право голоса?
— А почему нет? Ребенок — тоже человек. И дети, к твоему сведению, имеет права.
— Права? Какие права, когда вокруг хаос?
— Да, вокруг хаос, но, тем не менее, важно оставаться человеком. Пока ты человек, то другие люди относятся к тебе, как к человеку. Но стоит тебе опуститься до уровня животного, как и люди станут относиться к тебе, как к животному.
— Что-то я не пойму… а при чем тут животные?
— При том, что вы, атеисты, верите, что человек произошел от обезьяны. Но на самом деле обезьяны — это деградировавшие люди. И, насколько человек может оставаться человеком, как раз и выясняется в экстремальных ситуациях.
— Что-то я вас не понимаю, — сказал Вадик.
— Потому что ты еще маленький, — ответил Антон, — у нас тут вполне взрослый спор.
А Мария сказала Вадику:
— Я тебе объясню. Но попозже, на обратном пути. Мы уже почти пришли.
Они шагали вдоль забора, за которым двое людей, мужчина и женщина в грязных куртках, обрабатывали почву граблями. Мужчина инстинктивно схватился за стоящее неподалеку ружье, но увидев Марию, улыбнулся:
— А, это ты! Как дела? Григория с женой пришли проведать?
Та кивнула.
— А они уехали. Погрузили припасы в машину и уехали.
— Уехали? Куда?
— Не знаю, не сказали.
— Почему уехали?
— Сказали, что тут опасно. И я с ним согласен. Очень много попрошаек стало приходить. Толпами. Чуть забор не сломали, пришлось ружьем припугнуть.
— Давно они уехали? — спросил Антон.
— Да не очень давно. Пару часов назад, как только светло стало.
— Странно. А вы почему не бежите?
— Да не вижу особого смысла… Думаю, с попрошайками справлюсь, — и он бросил многозначительный взгляд на ружье.
Тем временем неподалеку прошла небольшая семейка: мужчина в джинсовой куртке, женщина в длинной розовой кофте, а между ними мальчик лет пять, которого они вели за руки. Все трое с опаской покосились на разговаривавших через забор людей.
— Бесполезно, — сказала женщина, — вам все равно не дадут поесть.
— А почему вы не делитесь с теми, кто голоден? — спросил Вадик у работающих на участке.
— Мал еще, не поймешь, — отмахнулся мужчина.
— Я тебе объясню, — пообещала Мария, — пойдем отсюда.
Пока они шли, Девятова рассказывала Вадику:
— Если дачники раздадут свои припасы всем голодным, то им самим нечего будет есть.
— А почему у голодных нет припасов?
— Ну, может быть, у них нет дачи. А в городе есть нечего, сам же видел.
— Так…, - Вадик задумался, — дачники не дают свою еду, потому что им самим не хватит. А тех, кто вздумает отобрать, они из ружья убьют, так?
— Да, как ни грустно, но это так.
— Так, а у меня вы берете еду, потому что у меня нет ружья?
— Нет. Не поэтому. Взамен мы даем тебе защиту, заботу, мы нашли газовую горелку, и теперь ты можешь есть разогретую пищу и вареные макароны, а не грызть их сухими. Но если тебе жалко для нас еды, мы можем уйти. И ты останешься один.