— Постарайся не обращать внимания, — сказал Нильс с лёгким раздражением, который, судя по голосу, уже не сидел за барабанами, а находился примерно посередине комнаты. — У нас есть дела и поважнее.

Он стал рассказывать про предстоящий концерт, про встречу с менеджером завтра, про всё то, что мы должны сделать за один день. Про меня он, как и ожидалось, не сказал ни слова, как будто это вовсе не я принёс группе такую прекрасную возможность, а, может, меня тут вообще не было. Это меня не особо удивило и даже почти не обидело, но то, что про Dark Five Нильс ни сказал ни слова, было неприятно. В конце концов, это им мы обязаны таким шансом.

Вскоре мне надоело выглядеть просто мебелью, да и захотелось увидеть твоё лицо. Я аккуратно собрал волосы Лайк в пучок и переложил на одно плечо так, чтобы мог выглянуть с другой стороны.

Нильс стоял, как я и предполагал, в центре зала, ко мне боком, а вокруг него сгрудились Росс, Мона и ты. Вы все смотрели только на него, а нас с Лайк совершенно не замечали.

— Может быть, тоже подойдём ближе? — спросил я у Лайк тихо.

— Не-е-ет, — протянула Лайк с наигранным недовольством. — Не думаю, что там что-то интересное. Если что, мне Мона потом расскажет.

— А мне кто расскажет? — спросил я. Лайк ведь понятия не имела, что я всё знаю и так. Хотя… Вполне возможно, Нильс придумал какие-то тонкости.

— Ну, хорошо. Только не отпускай меня, ладно?

Когда мы с Лайк добрались до остальных — точнее, сделали несколько шагов в обнимку — речь шла о каверах, которые мы бы могли выучить за сутки. Звучало это более чем дико, но почему-то никто не возмущался и не говорил, что это нереально. Оказалось, что в прошлом году, когда группа состояла только из Нильса, Росса, тебя и ещё какого-то парня, вы играли много-много разных песен, в том числе каверов. Поэтому обсуждение шло не о том, что бы такого выучить, а о том, что лучше всего выбрать.

— Нужно не меньше пяти каверов. Это нижняя граница, а верхней нет. Хоть все. Но мы возьмем по минимуму, столько, сколько нужно, чтобы с нашими песнями уложиться в пятьдесят минут, — сказал Нильс.

— А все свои нельзя? — удивился Росс.

— Где ты столько своих возьмёшь? — сказала Мона.

— Наш человек — музыкальный автомат напишет, — Росс посмотрел в твою сторону.

— Ага, а учить их тоже Ферри будет? И играть за всех? — возразила Мона.

— У нас ещё целые сутки впереди, успеем! — Росс, похоже, был полон энтузиазма за всю группу, вместе взятую. Тогда как остальные выглядели более сдержанными.

Я предложил выучить хотя бы одну песню из репертуара Dark Five, точнее, сделать кавер на творчество Сидни Дарвелла, но ко мне никто даже не повернулся. Наверное, все были заняты спорами между собой и просто не услышали меня, но для меня это оказалось последней каплей. Я отпустил Лайк и даже слегка толкнул её (от неё я меньше всего ожидал такой «невнимательности»), а потом развернулся, чтобы выйти из помещения, подняться в бар и убежать куда глаза глядят, как я обычно всегда делал раньше, когда мне что-то не нравилось и терпеть это не оказывалось сил. Но вдруг я понял, что это я, чёрт возьми, познакомил Нильса с менеджером, это я дал группе шанс увеличить свою популярность, это меня они сейчас должны слушать, а не Нильса. Как я могу позволить Нильсу так обращаться с собой? Кто я буду после этого? Я не хотел предавать самого себя.

Я обошёл ребят, подошёл к ударной установке и с силой ударил ножной педалью по «бочке». Звук получился не такой, на какой я надеялся, но поскольку я решил, во что бы то ни стало, привлечь к себе внимание, я потихоньку стащил палочки, торчащие из сумки Моны и что есть дури начал молотить по барабанам, особенно налегая на тарелки, поскольку их звон был наиболее едким.

Я добился того, чего хотел: все десять глаз устремились в мою сторону. Но вот только я уже не уверен был, что знаю, что с этим вниманием делать.

— Чувак, можно потише! Мы же разговариваем, — сказала Мона. — Это мои палочки?

Я перестал играть, и все вновь вернулись к обсуждению предстоящей работы. Второй раз делать то же самое было бы совсем глупо, поэтому я, сгорая от стыда, что повёл себя, как идиот, и в некотором недоумении одновременно, побрёл от инструмента прочь. Может быть, если я разобьюсь об стену, на это тоже никто не обратит внимания?

Я подобрал одну из частей дивана — подлокотник — и, оттащив его в самый дальний угол, устроился там. Сбегать я уже пробовал, привлекать внимание тоже, а сидеть тихо-мирно никем не видимый в сторонке — и подавно. Конечно, можно бы было подойти и встрять в разговор, но и тогда бы меня слушать не стали. Наверное, уже давно пора было привыкнуть к простому факту: что бы я ни сделал, это никогда ни что не повлияет.

Что было дальше, я помню смутно. Ребята распределяли задачи: повысить число подписчиков — Мона; подобрать ноты для выбранных каверов — Росс; обновить информацию на сайте (который у группы, оказывается, был) — Лайк; договориться о публикации песни с университетским радио — Нильс. Тебе же вообще выдали нереальное задание — написать до завтра две песни. Я стал размышлять, почему ты не отказался от невыполнимой миссии, и с этими мыслями задремал.

В помещении было очень душно даже в тонкой рубашке. Я очнулся от того, что почувствовал, как пот щекотно стекает у меня по шее. Сначала я даже подумал, что это какое-то насекомое, и хлопнул по себе.

Обстановка в комнате слегка изменилась. Лайк и Нильс сидели на полу на коленях и обсуждали нечто, записанное на бумаге, разложенной рядом. У Лайк в руке торчал карандаш, который она периодически пыталась погрызть, но каждый раз натыкалась на предостерегающий взгляд собеседника. Интересно, подумал я, это я так долго спал, что они успели помириться, или совместный интеллектуальный процесс их сплотил? Хотя, может, я просто ничего не понимал в человеческих отношениях.

Мона сидела на остове дивана с ноутбуком в руках, её руки быстро-быстро мелькали над клавишами. Тебя и Росса не было.

Я поднялся, расправил затёкшие части тела, и подошёл к Лайк и Нильсу.

— Я могу помочь? — поинтересовался я самым вежливым тоном.

— Уйди, — махнул рукой Нильс, — свет не загораживай.

Я отошёл в сторону так, чтобы моя тень не попадала ни на кого живого.

— А где Ференц?

— Домой пошёл, песни писать, — не поворачиваясь, сказал Нильс. — Давай, и ты иди к себе. Толку от тебя всё равно никакого. Когда понадобишься, я позвоню.

В другой раз я бы обиделся, но сейчас от жары и позднего времени суток, у меня отказали все мои привычки. Я пожал плечами и молча поднялся наверх.

***

Когда я ехал домой, а потом ложился спать, я был уверен, что от меня просто избавились. Но только я уснул, раздался звонок телефона, и меня вызвали назад. Было три часа ночи.

Бар к тому времени уже был закрыт, меня впустили через чёрный ход, расположенный в тёмном и безлюдном переулке. Я проскочил его так быстро, как только мог. Ребята перенесли инструменты в основной зал бара, на крохотную сцену, которую я раньше не замечал.

— Мы тут каверы учим, присоединяйся, — сказал вышедший встречать меня Росс.

Ребята выбрали пять песен, которые, как пояснил Росс, были похожи на наше творчество по жанру и настроению и, в тоже время, были более-менее известны широким массам слушателей. Поскольку я в эти широкие массы не входил, то мне сначала пришлось сидеть на диване с наушниками и ярко-розовым плеером (наверное, Моны) и слушать их столько раз, сколько надо, чтобы запомнить. После пятого раза я понял, что могу слушать их до утра, а, может, и до завтрашней встречи с менеджером. Я бросил плеер на диванчике и подошёл к Россу. Он снабдил меня распечатанными на принтере текстами, от которых пахло свежей краской.

Репетиция затянулась до самого открытия бара. Около одиннадцати утра, когда я уже досматривал второй сон наяву и совершенно не понимал, что я пою и попадаю ли в слова или ноты, в зал влетел ты.