Линн вздрогнула. Как будто у нее есть выбор? Никто не найдет ее. Не в этом отдаленном заброшенном здании. И уж точно никто не подозревал, что Паркер — убийца, так что даже если бы кто-то заметил его отсутствие на станции, они никогда не связали бы его с ее исчезновением.

Ее единственной надеждой было задобрить убийцу и ждать возможности сбежать.

— Хорошо. — Она постаралась изобразить на лице интерес. — Расскажи мне.

Еще одна очаровательная улыбка.

— Жил-был маленький мальчик. — Он сделал паузу, делая вид, что обдумывает свои слова. — Давай назовем его Карл. Он был очень застенчивым. Очень тихим. Как мышонок. Знаешь, почему?

Линн сглотнула. Она всегда думала, что эти таинственные шоу, в которых детектив последние полчаса фильма рассказывает о своей гениальности, просто смешны. Теперь она поняла. Паркеру не требовалось делиться нюансами своего психопатического сознания. Он просто хотел быть в центре внимания.

Даже если она — его единственная аудитория.

«Тяни время, Линн. Просто тяни время».

— Потому что он боялся? — заставила она себя задать вопрос.

Он щелкнул языком от разочарования.

— Ах, ты знаешь эту историю.

— Не совсем, но щенок начинает вести себя тихо, когда ему страшно.

— Да. — Он кивнул. — Невидимый. Не имеющий значения.

— Что случилось… — Она говорила отрывисто, прекрасно понимая, что ее жизнь зависит от того, удастся ли Паркеру не сорваться. — с Карлом?

— Он пытался стать совсем крохотным. Он даже притворялся, что он тень, а не реальный человек. Чтобы никто не мог его тронуть. Это, конечно, всего лишь фантазия. Ничто не могло помочь ему избежать ударов.

— Карл подвергался насилию?

— Насилие. — Паркер выплюнул это слово. Как будто это ругательство. — Такое бессмысленное слово. В наши дни все подвергаются насилию. — Он взмахнул рукой в драматическом жесте. — Стоит чихнуть в комнате, и кто-то плачет, что над ним совершили насилие.

Линн отползла назад на дюйм. Чувствительность возвращались к ее ногам. Ощущение покалывания и боли усиливало холодные мурашки по телу, но это означало, что она сможет встать. И в конце концов пойти. А потом и бежать.

В какой-то момент она должна попытаться. Если ей и придется умереть, то не сидя на заднице.

— Тогда что случилось с Карлом?

Паркер снова принялся вышагивать.

— Его истязали.

Линн продвинулась еще на дюйм.

— Мне жаль.

Он фыркнул.

— Неужели?

— Да.

— Ты даже не представляешь, что я имею в виду под истязанием. — Он бросил на нее обвиняющий взгляд, к счастью, не заметив, что она сдвинулась с места. — Мне описать звук, который издает предплечье, когда его разрывают на две части? Или запах горящей плоти, когда к коже прижимают раскаленное железо? Или точные оттенки цвета, окружающие синяк под глазом?

Вопреки себе, Линн почувствовала сострадание. Он описывал свое детство? Конечно. Она видела это в пустоте его серых глаз. Мертвенность, которая приходит с неспособностью наладить связь с миром после долгих лет насилия. Она видела это в животных. Почему она не заметила этого в Паркере?

Потому что он создал личину, чтобы обмануть мир, поняла она вдруг.

Жестокая улыбка искривила его губы.

— Тебя это расстраивает?

— Да.

От ее искреннего сочувствия его насмешливое выражение дрогнуло, как будто он оказался застигнут врасплох.

— Я еще не дошел до подлинной пытки, — проговорил он. — Это ожидание. Труситься в темноте, прислушиваясь к крикам из соседней комнаты. Удушающий страх, когда слышишь шаги, приближающиеся все ближе и ближе к кровати. Мольбы о пощаде, к которым остаются глухи.

В его голосе звучала леденящая душу ярость.

— Ты…

— Ш-ш-ш. — Он щелкнул пальцами, его челюсть сжалась. — Мы говорим о Карле.

Она заставила себя сделать глубокий, успокаивающий вдох. Это не ослабило ее панику, но помогло ей сосредоточится. Очевидно, очень важно разделять Карла и Паркера. Смертельно важно.

— Карл спасся от пыток? — спросила она.

Его спокойствие вернулось, когда Паркер возобновил ходьбу.

— Однажды ночью храбрый законник всадил пулю в сердце монстра.

Ее дыхание медленно вырывалось из легких.

— Рудольф?

— Да. Он стал героем Карла.

Линн пыталась понять, о чем именно говорит ей Паркер. Насколько она знала, за годы работы шерифом Рудольф застрелил только одного человека.

Делберт Фрей.

Значит, Паркер Боуэн был его сыном, Карлом Фреем. И он, очевидно, вырос в Пайке. Они вместе ходили в школу? Имя ей ни о чем не говорило, но сочетание снотворного и ужаса не помогало вызвать детские воспоминания.

А еще это означало, что Кир не ошибся. Его отец занимал центральное место в одержимости убийцы.

— Что Карл делал после… — Она колебалась, не зная, может ли имя его отца спровоцировать Паркера на насилие. — Как монстр оказался мертв?

— Он по глупости решил, что жизнь станет лучше. — Паркер дошел до границы света и плавно повернулся, чтобы вернуться по своим следам. — И так оно и было. На пару лет.

Линн сдвинулась еще на дюйм. Она не осмеливалась посмотреть через плечо, но почувствовала дуновение ветерка на затылке. Где-то сзади явно есть отверстие.

— Тогда что случилось?

— Появился новый монстр. Вместе с криками. — Выражение лица Паркера оставалось холодно-спокойным, но его руки сжались в крепкие кулаки. — Эти бесконечные крики. Именно тогда Карл понял правду.

— Какую правду?

— Есть только один способ избавиться от монстров.

— Какой?

Он бросил на нее изумленный взгляд, как будто не мог поверить, что она настолько глупа.

— Остановить крики, конечно.

— Мать Карла? — прохрипела Линн.

— Именно. — Он провел большим пальцем по горлу. — Быстрый удар по сонным артериям, и нет ничего, кроме блаженной тишины.

Кровь Линн похолодела. Меррилл Фрей убил не ее новый муж, а ее собственный сын. Предательство, должно быть, ошеломило бедную женщину.

— Ты… — Линн с трудом сдерживала слова, глядя на опасный блеск в серых глазах. — Я имею в виду, Карл убил свою мать?

— Нет, он избавил ее от страданий. — Он указал на нее пальцем. — Как ты поступаешь с больной собакой. Это называется милосердие.

Линн поморщилась. Это была самая трудная часть ее работы, и решение, которое она никогда не принимала без сожаления. Сравнение с безжалостным убийцей заставило ее желудок скрутиться от ужаса.

— Мать Карла сама была жертвой, — настаивала она.

— По своей воле, — выплюнул Паркер. — Она могла быть вместе со своим сыном. Вместе. Без боли. Никакого страха. Никаких криков. — Он издал звук отвращения. — Но она оказалась слишком глупой. Ее следовало заставить замолчать.

У Линн пересохло во рту, ее мысли застряли на образе Меррилл Фрей, лежащей на снегу с перерезанным горлом. Никто не заслуживал такой участи. Никто.

Она сопротивлялась желанию спросить, что случилось с Эрни Ракером. Сейчас Паркер наслаждался вниманием. Если бы он подумал, что она отвлекается на других участников его драмы, то мог бы решить прекратить представление.

— Куда делся Карл?

— Перебрался к своей тете в Мэдисон, — ответил Паркер.

— Он был счастлив?

Паркер обдумывал вопрос, как будто никогда не размышлял о том, был ли он счастлив.

— Она оказалась порядочной женщиной, которая пыталась помочь, — наконец признал он. — Но Карл оказался искалеченным. Как Шалтай-Болтай, которого невозможно склеить заново. — Он внезапно остановился, изучая ее любопытным взглядом. — Ты ходила на психотерапию?

Линн помедлила. Это вопрос с подвохом?

— Нет.

— Карл ходил в группу для трудных подростков, — сообщил он ей, изучая свет над головой. — Это странно. Детей, которые подверглись жестокому обращению, можно разделить на три категории.

— Категории? — спросила Линн, воспользовавшись тем, что он отвлекся, чтобы отодвинуться подальше.

— Да. Бывают злые дети. Те, кто использовал свою боль как оправдание, чтобы извергать ненависть и насилие по отношению ко всем вокруг. Они думали, что они такие крутые, но на самом деле они попросту неудачники. Как бесконечное клише. — Он скривил губы в отвращении, прежде чем продолжить. — Вторая категория — это подлизы. Те, кто думал, что если они будут достаточно хороши, то в конце концов их полюбят. Они даже еще большие придурки. — Он издал звук, похожий на чмоканье. — Всегда ищут задницу, чтобы поцеловать.