Перелом в моем отношении к лягушкам наступил не сразу, он прошел в три этапа. Сначала я задумала устроить кукольный театр со своими учениками и разыграть там несколько английских стихотворений про всяких зверушек. Дело было в Африке. Купить кукол для театра было негде. Пришлось все делать своими руками. Как ни странно, но лучше всего у меня получилась кукла Сэр Квак. Просто я его делала последним и к моменту его изготовления успела хорошо натренироваться на всяких утках, кошках, мышках и хрюшках. Вот он и получился лучше всех.
Вторым этапом стали мои вышивки гладью. Когда я была маленькой, я видела, как моя бабушка и мама все время что-то вышивали. Один раз я как-то неловко села на оставленную ими иголку, после чего возненавидела вышивание надолго. А тут вдруг, разменяв четвертый десяток лет, мне захотелось повышивать. Знала я только один единственный шов, которому меня научили еще в первом классе на уроке труда, – стебельчатый. Я взяла тряпочку, натянула ее на пяльцах и стала думать, что бы мне такого вышить оригинального. Под руку попалась открытка с красной лягушкой. Я нанесла на ткань контур этой лягушки обмылком и стала эту картинку «раскрашивать» нитками. Получилось здорово. После этого я вышивала лягушек разных других цветов, хамелеонов, рыбок, морских коньков и всевозможные цветы. Большинство картин я раздарила, а лягушки до сих пор висят у меня на кухне.
Третьим этапом, переломным, стал эпизод с лягушкой, который произошел на Мадагаскаре в нашей посольской резиденции. Как-то вечером я спустилась на большую кухню, расположенную на представительской территории. У нас наверху была своя маленькая кухонька, но что-то мне понадобилось крупномасштабное, что в наш холодильник войти не могло.
Я зашла на кухню и зажгла свет. Боковым зрением я заметила какой-то непорядок на стене. Я подошла к стене, выложенной бежевым кафелем, присмотрелась и увидела, что на одной из кафельных плиток сидит крохотная бежевая лягушечка, размером с небольшой грецкий орех, точно совпадающая по оттенку с цветом стены. Я изумилась тому, как эта кроха отыскала нужный ей колер, чтобы слиться с ним и стать невидимой хоть на время. Меня всегда интересовал вопрос, как насекомые, мелкие зверушки, птички угадывают, где им лучше прятаться? Ведь они же себя со стороны не видят.
Но мысль моя побежала дальше. Я представила, что утром приедет повар, увидит на стене лягушку, прихлопнет ее газетой, а раздавленное тельце выкинет на улицу на съеденье муравьям. Мне стало жаль бедняжку. Я попыталась ее аккуратно снять со стены, но куда там! Она просто впилась в стену своими мягкими круглыми присосками, расположенными на кончиках пальцев. Мне пришлось взять пластиковый стакан и его краем поддевать лапу за лапой у этой упрямой лягушки. Наконец она сдалась и бухнулась на дно стакана. Быстро-быстро, пока она не приклеилась к стенке стакана, я отнесла ее в зимний сад и вытряхнула на большой плоский листок какого-то растения. Лягушка сидела в полном недоумении и не двигалась. Я не стала ждать, пока она соберется с мыслями и ушла наверх спать.
Утром я первым делом кинулась в зимний сад. Лягушки нигде не было видно.
– Значит, ускакала, – решила я.
Я уже было собралась уходить, как вдруг увидела темное пятно на том листике, на котором я ее вчера оставила. Я нагнулась и обнаружила свою новую знакомую висящей на тыльной стороне листа.
– Все правильно, – подумала я. – Лист ведь зеленый, а лягушка бежевая, значит на нем ее видно всем, кто выше, а под ним ее видно только тем, кто по земле ползает, а их меньше.
Вот интересно, у меня голова аж пятьдесят восьмого размера. Это сколько же там мозгов помещается. Плюс высшее образование. А что есть у лягушки? Да ничего. Но она своими крохотными мозгами пришла к такому же умозаключению. Так нужны ли все эти высшие образования?
Несколько дней моя лягушечка провисела вниз головой на этом листке. Потом она поменяла лист, но все также продолжала прятаться под ним. Потом настал день, когда я не смогла отыскать лягушку в зимнем саду. Я решила, что она каким-то образом сбежала из дома. Однако вечером мне опять понадобилось что-то на большой кухне первого этажа. Когда я зажгла свет, я глазам своим не поверила. Лягушка снова сидела на стене. Но это не главное! Главное то, что она сидела на той же самой кафельной плитке, что и в первый раз.
Я не поленилась подсчитать: плиток там было штук сто, но ее почему-то интересовала именно эта плитка. Значит, у нее в голове был какой-то план действий, который я нарушила своим вмешательством.
Однако, субъективные планы лягушки никак не вязались с объективной реальностью, а именно: с утренним приходом повара, чье поведение было непредсказуемым. Для ее же безопасности мне пришлось опять пересадить ее в зимний сад.
Сценарий ее действий повторился до мельчайших подробностей: сначала несколько дней она висела под листом, выбранном мной, потом выбрала лист по своему усмотрению и стала висеть под ним, а потом опять исчезла.
Вечером того дня, когда лягушечка исчезла, я спустилась вниз ее поискать. На кухне на кафельной плитке ее не было. Значит, она поняла, что это номер тут не работает. Но, уже возвращаясь в свою квартиру и проходя через зимний сад, я заметила какое-то движение под потолком. Я включила большой свет и обомлела: моя кроха лягушка ползла вверх по стене. Эта стена поддерживала стеклянный купол, через который в зимний сад днем поступал свет с улицы. Она поднялась уже почти на три метра вверх. Чтобы достать ее, мне надо было бежать за стремянкой. Но я не стала этого делать. Перед такой целеустремленностью надо снимать шляпу и склонять голову, а не ловить беглянку стаканом и усаживать на листок. Я посмотрела ей вслед, мысленно пожелала удачи, погасила свет и пошла спать.
Ну, почему я дрейфую по жизни как опавший листок, угодивший в ручей? Вот есть же существа, перед которыми стоит какая-то великая цель, и они ни перед чем не останавливаются, чтобы ее достичь. Может быть, еще не поздно и мне поставить перед собой великую цель? Надо подумать на досуге.
КАК МЕНЯ ЧУТЬ НЕ УБИЛИ
Это было в Гвинее, в нищей убогой Гвинее, где у нас, у советских женщин, было одно развлечение – шопинг. Этот наш шопинг был с родни экстремальному туризму, потому что состоял он в основном из походов на местные рынки. Нет, мы, конечно же, посещали два цивильных супермаркета, где отоваривались продуктами, но нас-то влекли тряпки, а тряпки были на рынках. И вот мы, сбившись в небольшие кучки, чтобы было не так страшно, как ледоколы прокладывали путь сквозь хаос человеческих масс, царящий на рынках.
Чаще всего нам везло и мы возвращались из своего похода без потерь, но случалось, что у кого-то вырывали из рук кошелек или сумку. У меня, например, один раз виртуозно сняли с руки швейцарские часы. Я даже не почувствовала, как это произошло, хотя замок на часах был очень тугой, и ношу я часы так, что они просто врезаются мне в руку. Виртуозы!
Рынки были разные. На одном маленьком рынке был такой порядок: покупатели при входе на рынок нанимали мальчика, который таскал за вами корзинки с вашими покупками. По окончании шопинга вы с мальчиком расплачивались. Там существовала какая-то такса в зависимости от времени, проведенного вами на рынке. Наличие при вас мальчика означало, что вы обязуетесь заплатить налог за свою безопасность. Ходить без мальчика не рекомендовалось. Тут все местное ворье набрасывалось на вас как стервятники. Со временем у каждого появлялся свой личный мальчик. Вы вылезали из машины и громко заявляли, что вам нужен Али или Саид. Названное вами имя громко передавалось по цепочке, и уже через пару секунд Али или Саид как из-под земли возникал перед вами. Мы понимали, что ту мелочь, которую мальчики зарабатывали на нас, у них потом отбирают старшие бандиты, контролирующие рынок, поэтому своему мальчику и платили чуть больше, и отдавали старые вещи, и дарили на праздники какие-нибудь сладости.
