Когда мы добрались до машины я встала напротив него и посмотрела на окаменевшее лицо, по которому трудно было прочитать хоть что-то.

– Вот только давай без извинений, Шелест! Еще и это я точно не переживу, – правильно истолковал он слова, собравшие сорваться с губ, и я понуро опустила голову. Нет, он совсем не собирался меня прощать и даже не хотел дать мне шанс, – Что с твоим телефон? – поинтересовался он, как будто это было сейчас самым важным из того, что приключилось.

– Он сломался, – тихо сказала я, разглядывая свои ноги. Воздух тяжелыми комками забивался мне в горло. Я проглатывала его, чтобы он хоть немного разгонял темный туман в моем теле.

– Почему ты пришла сюда?

– Дем… твой отец меня попросил.

– Из-за меня? – это было похоже на допрос. Ни грамма тепла в голосе, ни намека на участие.

– Нет… думала, что нет. Думала, что это Вася подговорил его… Я ведь не знала, как обстоит дело на самом деле, – вклинила я маленькое оправдание в надежде получить толику сочувствия.

– Понятно. Зина, – внезапно напрягся парень, а его дыхание оказалось подозрительно близко от меня, – Зачем ты поцеловала меня?

Я покраснела, не смея посмотреть ему в глаза. Как я могла признаться в правде, оголить душу и предстать перед ним без защиты, когда он неминуемо растопчет любое мое чувство?

– Это было правильно, – выдавила я из себя, а посмотрев, наконец, на парня, застывшего ко мне очень близко, прочитала в глазах вопрос, – Я решила, что только так мы сможем оттуда выйти. Хотела, чтобы нас спокойно отпустили. Хотела, чтобы тебя больше ничего не держало в месте, где… ты не хочешь быть.

– И только? – парень наклонился и заглянул в мои глаза, заставляя меня смутиться еще больше, взволнованно закрыть глаза, в которых темнело от его близости и постараться не брякнуться перед ним без сил, – Ты хочешь сказать, что поступила так, потому что этого хотели другие? – почти исчезнувшее между нами расстояние разрывалось от напряжения, – Потому что они решили, что мы должны это делать, хотя и не хотим? Потому что решила, что виновата передо мной? Что мне нужна помощь? Это ты имеешь в виду? – он злился тихо, но настолько ярко, что это почти ломало меня на части. Я неуверенно кивнула и почувствовала, как он выдохнул. Как будто вытолкнул меня из своей жизни вместе с этим воздухом.

– Почему и ты должна меня так разочаровывать, Шелест? – прошипел он и резко отодвинулся, – Я не думал, что ты сможешь пойти против чувств. Не думал, что ты такая слабая, что подчинишь себя чужому мнению. Если ты на самом деле такая, то почему я сошел с ума от одной мысли, что ты целуешь меня, потому что хочешь? Где твоя правда дает сбой, если я почувствовал, что ты мне отвечаешь? Это тоже была ложь? Ты и это смогла изобразить для них, не для нас? А что делать мне? Я ведь не играл с тобой. Только не с тобой, – он прикрыл глаза и отошел, как будто выпустив всю свою злость, и оставив на его месте равнодушие. Разочарование. Пустоту.

Я оторопело смотрела в его спину, замерев от его признания.

«Не играл».

Неужели, он по-настоящему поцеловал меня?

Неужели этот парень на самом деле ко мне что-то чувствовал?

Неужели я оказалась настолько глупа, что проглядела самое очевидное, находящееся у меня перед глазами, яркое, и нерушимое? Поддалась стереотипам, не смогла заглянуть правде в глаза и смело шагнуть ей навстречу?

Похоже, это мое преступление по отношению к нему было куда сильнее, чем все, что я сделала ранее.

Вера восставала из чернеющих на дне души угольков, и пусть сознание до сих пор со скепсисом пыталось одернуть разбушевавшиеся чувства, но сердце уже верило и отчаянно металось, билось, мечтало найти выход своему заточенному в клетку желанию.

Успеть опровергнуть свои слова еще не поздно. Вернуть его, любой ценой, убедить его, заставить поверить. Удержать с собой рядом самого нужного на свете человека, отдать ему себя, не бояться, не думать, раз и навсегда решить быть смелой ради того, кто сделал всё, чтобы мне не было больно.

Но я боялась, я тряслась, как осиновый лист, когда делала дрожащими ногами несколько медленных шагов в сторону замершего парня, я почти что неземным усилием поднимала озябшие от ветра руки, чтобы коснуться его, боясь, что он отторгнет меня, как инородное тело. Я не дышала, крепко прижимаясь к нему, обнимая руками и касаясь головой спины с крепко зажмуренными глазами. Я признавалась во всем и уже совсем не оставляла себе шанса на спасение, понимая, что сейчас боюсь потерять этого человека, как никого и никогда прежде.

Он не отстранился и окаменел от моих объятий, и только его голова слегка повернулась, как будто он был удивлен. Замер от ожидания.

– Прости. Я солгала, думая, что все это тебе не нужно. Я и правда не могла подумать, что могу тебе нравится. Кто я такая, чтобы тебе нравится? Я не хотела видеть, как ты от меня отстраняешься из-за моих чувств… Я просто хотела, чтобы ты был рядом, – я почувствовала, как он слегка качнулся, но остановила, еще крепче обхватив руками, желая договорить, не видеть глаз, которые могли уничтожить меня сейчас, – Я сделала это потому что хотела! Слышишь? Я на самом деле хотела тебя поцеловать. Эта единственная правда, которую ты должен принять. Я тоже не играю, не хочу и не умею, – губы посолонели от слез, – И больше всего на свете я не хочу, чтобы ты во мне разочаровывался!

Я держала его крепко, но он оказался сильнее, быстро обернулся ко мне, неминуемо приближая свой приговор. Внимательный взгляд прочитал по моему лицу, что я не лгу. Он всегда правильно понимал меня, и сейчас еще более пристально разглядывал, так, точно слой за слоем оголял и без того нагую до невозможности душу. Я выдержала его взгляд, надеясь, что искренность перебьет все, что я сказала ранее. И даже сквозь слезы смогла увидеть, как его губы трогает легкая улыбка облегчения, а глаза вторят ей, с небывалой нежностью глядя на мои слезы.

Он вытер их руками, погладил мои щеки и с прошибающей нежностью коснулся моих губ.

От мысли, что он меня простил, меня охватил небывалый карнавал чувств. Меня качало, точно шлюпку в шторм, но не давало упасть осознание того, что я наконец-то нашла то, что долго искала. Нашла того, кто не потеснил мое одиночество, а влился в него, принял его, стал частью, потеря которой взбаламутит тихие воды и приведет меня к отчаянию.

Я недоверчиво трогала его, не понимая, как так вышло, что этот потрясающий человек выбрал меня из тысячи сверкающих вокруг него камней. Выбор, такой неочевидный и до смешного неестественный, даже меня саму наталкивал на кучу вопросов, но я верила ему, потому что чувствовала, что он не лжет.

Он на самом деле выбрал меня.

В бар, на праздник к Ульке, мы влетели счастливые, почти светящиеся от переполняющих нас чувств. То, что могло огорчить нас до этого момента или после него, не существовало в реальном времени, потому что наши пальцы соединялись, а губы еще помнили момент невероятного соединения.

Фурор, который произвело наше появление, можно было сравнить разве что с атомным взрывом; кажется, ребята, всерьез озабоченные нашим исчезновением, с горя распотрошили недра бара этого заведения и в приподнято – упадническом настроении сходили с ума кто как мог. Зареванная то ли от счастья то ли от горя, а может и от всего сразу, Ульяна, завидев нас, проникновенно всхлипнула и заунывным голосом доверительно сообщила глядящему на нее со смешливой нежностью Королеву, который поддерживал неизящно покачивающуюся девушку:

– Спяяятила! Точняк! – она погрозила кулаком в мою сторону, – Мне уже Шелест чудиться за ручку с Северским разгуливающая, – она потянула руку к стакану с янтарной жидкостью, но ушлый парень резво подменил его на сок. Уля возмущенно вцепилась в стакан, – Н-о-н-с-е-н-с, – по слогам проговорила девушка, не обращая внимания, что от ее слов окружающие пришли в движение и дружно, как по команде, повернули головы в нашу сторону.

Секунда тишины, набухнув, взорвалась грандиозным шумом. В суматохе окружающей реальности, я даже не сразу поняла, кто, как и почему меня трогает, и кто, что и почему пытается у нас с Северским узнать. Из всех приглашенных я была знакома лишь с друзьями Марата.