— Вас неверно информировали, сэр.

Джим беззвучно засмеялся, плечи у него застряслись, голова дёрнулась. Себ понимал, что его провоцируют, и поэтому смог промолчать. Окей, если Джиму хочется так думать — не проблема. Он не станет хвастаться ни количеством женщин, ни количеством убийств на своём счету.

Прекратив смеяться, Джим снова стал серьёзным, к нему вернулась слабость. Чуть опустив веки, он прошептал:

— Ты не просто не испачкался. Ты даже не видишь грязи. Иди, Себастиан Майлс.

И, окончательно обессилев, Джим уронил голову на руки.

«Подъём», — скомандовал Себ, но остался сидеть. Джим выглядел больным и жалким. Откровенно говоря, он выглядел как человек, которому требуется помощь. Где-то в голове упорно стучали обрывки его несвязных рассказов, и та картина, в которую они складывались, вызывала ужас.

Вспомнился маленький чёрный мышонок, которому отрубили хвост — один посреди города равнодушных белых мышей. Все предположения, от которых Себ тогда отмахнулся, теперь получили подтверждение. Дерьмо.

— Сэр… — позвал Себ. Джим не шелохнулся. — Джим?

Оглядевшись, Себ поймал вопросительный взгляд официантки и покачал головой, говоря, что всё хорошо и помощь не требуется. Поднялся, подошёл к Джиму, наклонился и снова позвал по имени.

С большим трудом он приподнял голову, сфокусировал мутный взгляд и слабо сказал:

— Уходи. Ты ведь не сможешь помогать мне каждый раз?

Десятью минутами позже, сгружая Джима на переднее сиденье «Форда», Себ отметил, что разнообразные ругательства закончились, даже шотландская матершина Йена, и в голове стало совершенно пусто. 

Джим молчал, видимо, слишком вымотанный приступом, чтобы что-то говорить. И это радовало. Кажется, он проспал всю дорогу и с трудом открыл глаза, только когда Себ запарковался возле дома тринадцать.

Лифт не работал.

Джим едва держался на ногах, и Себ тащил его почти что на спине, всерьёз подумывая о том, что было бы проще закинуть на плечо как мешок.

Возле двери Джим зашевелился и буркнул:

 — Справа…

В правом кармане пиджака действительно нашёлся брелок, но без ключей, с пластиковой прямоугольной пластиной, на которой выступала на миллиметр чёрная кнопка. Себ нажал её, дверной замок щёлкнул. С облегчением Себ дотащил Джима до дивана и уложил. И вот, на этом — всё.

Закрыв дверь, он стянул с бывшего босса ботинки, снял пиджак, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Выдохнул. Расчистил немного места возле дивана. Нашёл на подлокотнике пульт и погасил свет. Сел на пол и закрыл глаза, вслушиваясь в знакомое неровное дыхание.

Завтра.

Завтра Джим придёт в себя, и в этой истории можно будет поставить точку. А пока оставалось радоваться, что не нужно рассказывать сказку.

Себ резко открыл глаза и с большим трудом сохранил неподвижность, хотя кулак уже сжался. Джим нависал над ним, пристально вглядываясь в его лицо. Он не вставал с дивана, просто приподнялся на локте, поэтому Себ и не проснулся раньше. Выдохнув и подождав, пока пульс придёт в норму, Себ сказал медленно:

— Однажды я действительно могу вас убить, сэр. Не надо меня специально пугать.

Джим улыбнулся — светло и совершенно не безумно.

— Я и не хотел, — произнёс он кротко. — Но ты не похож на себя, когда спишь. Мне стало интересно.

С несколько деланным кряхтением Себ поднялся на ноги и потёр поясницу. Сон в такой позе — плохая идея в его почтенном возрасте. Сделав несколько наклонов, он спросил:

— Что значит: «я не похож на себя, когда сплю»? В этом вообще есть смысл?

— Конечно, — свесив с дивана босые ноги, Джим тут же зябко поджал пальцы, охнул: — Холодно!

— Не особо, — буркнул Себ. В конце концов, ему лучше знать. Он просидел на этом полу всю ночь.

— Знаешь, — сообщил Джим, всё-таки вставая, — обычно люди во сне выглядят очень глупо. А ты… — он хмыкнул, — производишь куда более грозное впечатление. Забавно, да? Не вздумай никуда уйти, — велел он и пошлёпал, переступая через груды мусора, в сторону потайной двери, — в ближайшие полчаса.

Себ хотел было послать его к чёрту, но Джим уже скрылся за дверью. И Себ устроился на диване. Полчаса. Маленькая скидка. Совершенно бессильно Себ закрыл глаза. Чёртова дерьмовая ложь. Его вообще здесь быть не должно. Он всё взвесил и принял решение. И, на минутку, это решение подразумевало, что он посылает Джима самым дальним из известных маршрутов. Потому что Джим — это одна большая проблема. А он, Себ Майлс, не психотерапевт и тем более не психиатр, который тут явно требуется, он не может возиться с сумасшедшим нестабильным парнем, который сегодня слушает параллельно джаз и тяжёлый рок, а завтра взрывает отель. Более того, он не священник, чтобы наставлять Джима на путь истинный. И не сиделка. Он снайпер.

«Я снайпер», — повторил он, беззвучно шевеля губами.

Он получает задание, находит цель, стреляет и уходит. Вот что входит в список его компетенций. А не возня с Ганнибалом Лектером наших дней. Как-то внезапно в памяти всплыл кадр с Хопкинсом в наморднике, и воображение быстро нацепило такой же аксессуар на Джима. Себ зажмурился сильнее, и цветные пятна разрушили удивительно неприятную картину.

С утра Джим был другим. Вчера безумие ощущалось в каждом слове и в каждом взгляде. Себ уже научился его узнавать сходу. А сегодня — ни намёка. Но надолго ли это? Можно было ставить пенс против фунта, что отнюдь нет. Так какого чёрта он тут делает? Чего ждёт? Дела окончены. Джим дал слово оставить его и его близких в покое, и слово он, кажется, держит исправно. Конец истории.

Себ не шелохнулся, точно так же, как накануне в ресторане он и не думал двигаться с места, хотя даже в разговоре с самим собой признавал, что сделать это необходимо.

Ему было жалко Джима. Наверное, не развлекайся тот в промежутках между приступами многочисленными убийствами и торговлей наркотиками, эта жалость была бы сильнее, но…

Себ оборвал эту мысль именно там, где требовалось. Вернулся к ней. Покрутил так и эдак. И выбросил.

Потому что правда заключалась в том, что людей, страдающих от приступов каких-то там болезней, на свете очень много. А Джим — один. Себ, пожалуй, признавал у себя лёгкий комплекс диснеевской принцессы, но его никогда не тянуло безвозмездно и самоотверженно помогать всем страждущим без разбора. И в Джиме самым классным были его трезвые, здоровые периоды. Его задания были чёртовой наркотой, и Себ даже разобрать внятно не мог, почему.

Раздался тихий скрип, и Себ тут же открыл глаза. Джим вышел из потайной двери взъерошенный, с мокрыми волосами и в свежей одежде. Помахал рукой. Поднял вверх указательный палец, к чему-то прислушиваясь, кивнул — и велел:

— Детка, выйди к лифту на минутку.

Без вопросов Себ подчинился. На лестничной площадке стоял парнишка с большим бумажным пакетом и подставкой с двумя стаканчиками кофе. Сунув их Себу в руки, он тут же побежал прочь, а Себ вернулся в квартиру, слегка удивлённый.

— О, вот и завтрак, — Джим уже расположился на любимом диване, но с краю. И похлопал рядом с собой, приглашая Себа садиться.

В пакете были тёплые круассаны. Кофе оказался чёрным и крепким. Себ завтракал молча, почти наслаждаясь полной тишиной и пустотой в голове. Ладно, понятно, что Джим заказал эту еду, пока принимал душ. Но сама картина, как он довольно жуёт круассан с джемом, выглядела крайне неестественно. И чем осмыслять её — проще было очистить эфир.

— Прости, что задержал на ночь, детка, — сказал Джим, бросив на пол стаканчик и вытерев пальцы салфеткой.

Себ пожал плечами. Во-первых, у него ещё оставался один круассан в пакете, и он предпочёл бы заняться им, а во-вторых, он всё равно не знал, что отвечать.

— Я знаю, почему ты уходишь, Себастиан, — Джим встал, обошёл диван и присел на узкий подоконник. Себ повернулся, чтобы не упускать его из виду. — Ты думаешь, что я заставлю тебя страдать.

Он не формулировал это именно так, но в целом — да, пожалуй.