Старейшина Поморников не стал задавать лишних вопросов о том, зачем и куда собираются Итиар и Ондатра, хотя кривая ухмылка не сходила с его щербатого лица. Он просто взял предложенную меру золота, кинув словно невзначай:

— Пропадете — мы все равно найдем. Не рискуй здоровьем девки, а коли хочешь ее насовсем выкупить, то знай — золота надо гораздо больше. За дешево не продам.

Ондатра кивнул. Иногда ему казалось, что старейшины всех племен на одно лицо, какие похожие посулы срываются с их губ. Однако с чего он взял, что они сбегут? Загадка.

После недолгих размышлений, Ондатра оставил вместо себя Дельфина. Буревестник, конечно, отчаянней, но если прольется слишком много человечьей крови, стае не поздоровится. Дельфин был куда спокойней самого Ондатры, а выглядел при этом внушительней.

Утром, в день отправления, к «Гнезду чайки» подъехала повозка, запряженная парочкой пахучих зверей. Телега была оснащена залатанным тентом из старой парусины, внутри стояли пустые бочки, оставляя немного места, чтобы устроиться нескольким людям. Ондатра, с ног до головы укутавшись в длинную старю мантию с капюшоном, обошел вокруг телеги. Старая, но крепкая. Звери настороженно косились на него, хрипели и раздували ноздри, пока кухонная самка разговаривала с невысоким крепким парнем, с густыми черными волосами на лице. Тот время от времени стрелял глазами в Ондатру. Боится? Накидка с капюшоном прекрасно скрывала его лицо, а тканевые обмотки — оголенные участки кожи. Приметное копье он оставил в норе, оставив себе только портупею с ножнами на поясе, где ждали своего часа два острых кинжала, да облегающие штаны из рыбьей кожи

А затем вышла Итиар. Ее тело скрывала такая же мешковидная накидка с капюшоном, из под которой выглядывал краешек ткани, в которую она была завернута. Одеяние не красное, а нежно-розовое, словно жабры или рассвет над пляжами Нерсо. На лбу нарисована красная точка и от нее тянулась линия до самого кончика носа. Пальцы, выкрашенные в синий, скользнули в его ладонь, и она смело ступила следом за молодым охотником. Взгляд того, с волосами на лице, изменился, когда он увидел девушку, и он рванул к ней, чтобы помочь взобраться в телегу, но Ондатра встал у него на пути. Хозяин повозки опешил.

— Меня зовут Адлин, — он протянул Ондатре руку. — Матушка велела отвезть вас в Озерный и обратно, не привлекая внимания.

Молодой охотник скосил глаза на протянутую руку. Чего он хочет?

— Ондатра, — сказал он. — Рука затьем?

— П-пожать, — заикнулся парень, а затем поджал пальцы. — Да, глупо…

Молодой охотник положил ладонь поверх руки Адлина, не зная толком, что нужно делать, а затем отдернул ее. Тот рассмеялся:

— А я думал, вы скользкие, как рыба. А тебя как зовут? — он посмотрел на девушку.

Та почувствовала его взгляд, улыбнулась:

— А я Итиар. Приятно познакомиться Адлин. Надеюсь, мы не причиним вам хлопот.

— Я всегда езжу с кем-то, — ответил парень. — Одному страшно, да и скучно. Думаю, в это раз никто не прицепится, — и он с ухмылкой кивнул на молодого охотника. — Тебя за версту пугаться будут.

— Никто не должен понять, что он авольдаст, — горячо запротестовала Итиар, сильней прильнув к руке Ондатры. — Им запрещено покидать район Акул….

— Да какая разница, кто он, — хохотнул Адлин. — Достаточно глянуть, какой он здоровый, чтобы бежать наутек, теряя портки.

Итиар тоже засмеялась. Ондатра не нашел тут ничего смешного, но все равно оскалился. Адлин побледнел от этого зрелища.

— Это улыбка, — пришлось объяснить молодому охотнику. Итиар снова засмеялась.

Они погрузись в повозку, примостившись между бочек, и телега поползла между человеческих гнезд. Ондатра с удовольствием разглядывал, как они проплывают мимо, укутанные дымком и туманом, как люди идут по дороге, ведя за веревку коротконогих пахучих зверей, как заливисто кричат чайки в потасовках за рыбьи головы и требуху. Запах свежей крови наполнил рот слюной, несмотря на то, что он уже совершил ритуал утреннего подношения. Там, на столах у берега, лежали большие жирные тунцы и стоял сладостный аромат свежего улова.

Телега вильнула, удаляясь от побережья, запаха рыбы и морской воды. Под колесами заскрипел камень мощеной дороги. Обхватив его руку, Итиар приложила ее к своему лицу.

— Не верится, что я, наконец-то, куда выйду из этого заточения, — прошептала она, прильнув в Ондатре всем укутанным тканью телом.

Красный зверь издал довольный стон, заставляя провести ладонью вдоль густых черных волос. Она была так одурманивающее близко и горячила кожу сквозь мешковину. Ондатра заставил себя отвернуться и разглядывать каменные норы, лишь бы не смотреть на покачивающуюся голову, вызывающую странные желания.

Телега то ехала, то останавливалась. Вокруг роились люди, как рыбная мелочь на коралловом рифе. Разносился мерный раскатистый звук. У него был вкус крови, льда, каменного крошева. Умммм! Умммм! — прямо с вершины высокого рукотворного рифа. От этого звука красный зверь ощеривался острыми иголочками. Низкий, неприятный. Итиар никак на него не реагировала, а на вопрос ответила:

— Это колокол. В него звонят по разным причинам. Когда пожар, когда настало время для молитвы, для свадьбы, для похорон. Там, откуда я, тоже были колокола, но только в храмах.

— Храмах? Тьто такое храмах?

— Храм. Место, где ты молишься богам и где святые люди говорят их волю, — она коснулась большим пальцем своего лба, где красовалась краской точка, а затем провела им вдоль нарисованной на носу линии.

— Боги не говорить, — ответил Ондатра, глядя на умиротворенное лицо Итиар. — Боги не уметь. Они давать и брать.

Девушка вздохнула:

— Боги людей умеют все то же, что и люди, разве что еще вызывать дождь, превращаться в зверей и птиц, исцелять болезни…

Ондатра представил: человекообразные фигуры из бушующей штормовой воды. Они пели боевые песни племени, играли крошечными корабликами в потоках косого дождя. Разве с ними можно говорить? Их голос — оглушительный рокот, разорвет любые перепонки, размелет кости в труху. Зачем им превращаться в зверей и птиц, если они сами полны ими до краев? Не стоит звать их, иначе сметут, протащат по острым камням. Единственное что верно — это про дождь. Они призовут и шторм, и волны, и водовороты. Люди странные. Бьют в громкие штуки и призывают тех, кто способен смести их одним неосторожным вдохом.

Повозка углубилась в многоликую толпу. Отовсюду лилась музыка, смех, обрывки разговоров. Итиар с интересом прислушалась:

— Где мы сейчас?

— В Певчем, — откликнулся Адлин. — Тут всегда толпа.

Они медленно преодолели разноголосый гул, переместившись в район потише. Ондатра с удивление посмотрел на длинную черную процессию, которой телега уступила дорогу. Адлин почтительно склонил голову, но когда вереница повозок, всадников и пеших скрылась за поворотом, злобно сплюнул под ноги:

— Как хорошо, одним богатым уродом меньше.

Телега подъехала к высокой стене, которой был обнесен город. Ондатра пытался представить, как люди построили ее, и в голову лезли только ассоциации с крошечными коралловыми полипами. Двуногая рыба с копьем, охраняющая проход, без особого интереса расспрашивала Адлина, а потом кивнула на пустые бочки:

— Че, опять форель? А стерляди у них там нет?… А эти кто? — она кивнула на Итиар и Ондатру.

— Ой, — Адлин сразу стал мрачнее тучи. — Да свояк мой с дочкой, мамка велела в храм отвезть, грит, хворые, то ли пагубь, то ли гниль какая. Грят, там лечат и не такое.

Стражник оказался не из робких, приказал Итиар снять капюшон, та подчинилась, а Ондатра закатил рукав, показав руку в обмотках, и с присвистом выдохнул сквозь острые зубы. Стражник вздрогнул от этого звука, Адлин сказал:

— Да у него пол лица изъедено уже. Робеет показывать.

Стражник махнул рукой:

— Ну вас. Сам, главное, не подхвати…

Телега проехала сквозь проем, Итиар тихо сказала:

— Спасибо, Адлин.

— Да не за что, — кинул он через плечо. — Я постоянно езжу храмовыми воротами, стражники меня знают. Я им нет-нет, да бочку горной форельки подкачу или пузырек от хворей ниже пояса, так что они всегда смотрят сквозь пальцы.