Своими эгоистичными действиями, позволив злости выйти так, как хотелось, абсолютно проигнорировав ее страхи и вполне закономерные опасения, Корней подвел Аню к краю ее личной пропасти за руку.
Потому что тем утром она могла уйти. Могла уйти беременной. И это была бы его вина. А вот ответственность легла бы на нее. Во всяком случае, она бы поняла все именно так.
Он сам поставил бы ее на путь, которого Аня так боялась, который дамокловым мечом висел над головой всю ее жизнь. Оказаться беременной и ненужной. Сломать жизнь себе и ребенку. Проиграть свой сценарий — не такой же, как ее мать, но не менее трагичный.
Ночью об этом он не думал. А утром стало страшно. Потому что из-за его действий она могла не вынести. Потому что… Он защитит ее от всего мира. А кто защитит ее от него?
Случившееся стало и для Корнея очень жестоким, но крайне важным уроком. Ему тоже нужно учиться. Усмирять злость. Принимать то, что к такому надо быть готовым. Даже с Аней. К тому, что когда-то, возможно, появится кто-то третий. Может, просто пройдет ее кажущееся бесконечным чувство. Может, она полюбит другого, соберет вещи и уйдет. Потому что это жизнь. Потому что они — люди. А с людьми такое случается.
Он нырял в любовь аккуратней. Но тоже совершил ошибку — ушел на дно. Бескомпромиссное. Отчаянное. Где кажется, что без нее — уже не жизнь. И это тоже огромная опасность для двоих. Потому что, как любой смертельно раненный зверь, он будет разносить все, что его окружает, яростно рыча от боли.
Мысли о комнате «на будущее», попытки поселить в ней уверенность в том, что последствия той ночи — на нем, что она может не бояться и довериться — утренние. А ночью… Он просто доводил начатое ею до конца. Они шли на уничтожение с отчаянностью смертников. И спасло их только чудо.
Но больше таких чудес не будет. Поэтому… Ему тоже предстояло многому научиться. Не только любить. Но принимать. Понимать. Прощать. Отпускать. Он был на пути.
— Я чудаковатая, но не настолько… — Услышал Анин ответ, поймал легкую улыбку, вздернул бровь, не совсем понимая… — Я тебе доверяю, Корней. Мне не страшно будет… Я готова. Таблетки тоже очень надежные. Мне врач объяснила, что… Что если я уверена в партнере, а партнер во мне, то… То от беременности они защитят. А в-венерических у меня нет, поэтому…
— Я знаю, зайка. Не волнуйся.
Корней видел, что последние слова Ане произносить было сложно. Это тоже их остаточные. От брошенных обидных слов, которые не так-то просто пережить. Нужно время. И длительная работа. Вернуть доверие. Подарить уверенность в том, что так больно больше никогда…
Ни она его, ни он ее.
Гладко не будет, не стоит обманываться. Но они больше не пойдут друг против друга, чтобы сравнять мир с землей.
— В общем… — Аня мотнула головой, улыбнулась куда бодрее, посмотрела куда уверенней… — Это все, что я хотела сказать.
Заключила, окончательно поворачиваясь в кресле.
Снова прижимаясь затылком к подголовнику, но глядя уже на Корнея. Сначала нежно, скользя взглядом по лицу, плечу, руке… Но потом снова… Нахмурилась, вздохнула…
Было очевидно, что ее что-то мучает, но она молчала.
Закусила губу, вздохнула…
— Корней, — не выдержала, окликнула. Дождалась, когда мужчина кивнет, как бы подтверждая: я весь внимание…
Посмотрела вниз, собираясь… Снова вздохнула.
— Денису… Стажеру… Закончили стажировку раньше времени. В понедельник он уже не выйдет. А должен был… Еще неделю. И у него были перспективы. Я знаю. Я… Я работала с ним по нескольким проектам. Он хорош… Лучше меня…
— Ань, — Корней посмотрел мельком, но жестко. Аня понимала, почему. Хвалить Дениса — не лучшая идея, но просто… Ей надо было выяснить. Она чувствовала, что снова начинает себя есть. А им это нельзя. Для них это плохо.
— Дослушай. Пожалуйста.
— Я не хочу слушать о нем, Ань.
Реакция Высоцкого была ожидаемой. Объяснимой даже. Аня все понимала. И зря начала, наверное, но… Очень надо было выяснить. Очень. Поэтому…
— Просто скажи мне, это ты попросил Ольшанского? Ты снова из-за меня?
Аня произнесла, глядя на профиль, наконец-то не скрывая эмоции. Ей было ужасно сегодня. Когда узнала, что все именно так. Не потому, что жалко Дениса. Не потому, что это вроде как несправедливо. А потому что… Ее снова накрыло чувство стыда перед Корнеем. Ведь подобная просьба — она тоже унизительна. И тоже из-за нее…
Он ответил не сразу. Видно было, что злой. Желваки шевелились на скулах. Он смотрел на дорогу довольно жестко. Воздух сгущался. Девичьи пальцы будто покалывало от легких разрядов… Корней сдержится, Аня не сомневалась, просто ему нужно чуточку времени. Он выдохнет и что-то скажет.
Так и случилось.
Глянул резко, но попытался смягчить… Вспомнил, что смотрит на Аню…
— Нет. Я ни о чем не просил у Ольшанского. Все очень просто, Аня. Здоровая субординация должна строиться на уважении и ответственности. На голых пиздюлинах далеко не уедешь. Такие борзые, как этот человек, к ним быстро привыкают. Задолбаешься раздавать. Своим поведением он показал, что уважения в нем нет. Зато много неоправданной, я бы даже сказал глупой, дерзости. Ольшанский не будет комплектовать штат людьми, с которыми нужно будет воевать. Которым нужно будет что-то доказывать. Объяснять, почему именно сейчас квадратное нужно катать, а круглое — кантовать. Ему нужны ответственные исполнители. Как ты. А не борзота подзаборная. Как он. Он может быть до бесконечности талантливым. Но не представляет ценности, если позволяет себе подобные выходки. Он сам все испортил. Доказывать свою значимость стоило иначе.
Корней закончил, вернулся к дороге. Аня молчала — переваривала. Говоря честно, была уверена на все сто, что… Что Ольшанский отправил Дениса именно по просьбе Высоцкого. Но слова Корнея походили на правду. Очень походили. Только вот…
— Тогда и меня должны были… Рассчитать. Я ведь тоже не проявила… Уважения…
Аня сказала, глядя виновато, снизу-вверх, ранено немного… Подмечая, что лицо Корнея смягчается, он снова смотрит, вздыхает.
— Это наши с тобой дела, Аня. Личные отношения. Это другое. Здесь разбираемся мы. Там — Ольшанский просто сделал выводы о человеке, который должен был быть мотивированным показать себя максимально хорошо. А показал он себя как деструктивный элемент. Такие никому не нужны. Это не молодость, энтузиазм и амбициозность. Это была чистой воды глупость. Каждое действие должно иметь последствие, Аня. Понимаешь? В его случае, все случилось хрестоматийно.
Аня понимала, Аня кивнула. Легче вряд ли стало, но хотя бы понятней.
— Я просто хочу, чтобы ты знал. Я не волнуюсь из-за него. Я не чувствую перед ним вины. Сейчас я понимаю, что каждый из нас ответственен за свое. Просто… Я волнуюсь за тебя. Я хочу, чтобы тебя это все коснулось минимально. Насколько возможно. Чтобы никто не подумал, что…
— Умеющие думать поймут всё правильно. Большинству без разницы. Доказывать я никому ничего не стану. Тебе объяснил просто потому, что знаю — тебе это важно. А в целом… Посрать, Аня. Я не хочу о нем говорить.
Корней снова начал раздражаться, реши она продолжить тему — отреагировал бы грубо. Поэтому…
— Меня всегда поражает твоя глубина. И в то же время простота. Для меня все так сложно. Я так часто теряюсь. Я придумываю так много всего… Лишнего. А потом ты говоришь… И все становится на места. Мне не хочется спорить. Все кажется очевидным. Как так? Почему так?
Аня спросила, чувствуя, как он постепенно расслабляется. Это видно было по тому, как меняется лицо. И чувствовалось по тому, что разряды перестают колоть кожу…
Он ответил не сразу. Смотрел перед собой. Думал о чем-то. Потом же хмыкнул, повернул голову, посмотрел мельком, и снова на дорогу…
— Ты просто маленькая. Подрастешь — дашь мне фору. Уверен.
Аня хотела бы сдержать улыбку, но не могла. Его новая похвала опустилась звонкой монеткой в ее сокровенную копилку.
* * *