– Да, не Германия мы и не Америка, – заметил Ларин. – Страх перед правоохранительными органами у нас в крови. Лишний раз боимся с ними столкнуться. Только в крайнем случае, когда уж вовсе припрет.

– Есть такое, – согласился Четвертаков. – А все-таки надо позвонить.

Вера Петровна с готовностью согласилась, видно, несмотря на всю ее видимую браваду, она чувствовала, что надо вызывать наряд.

– Алло, милиция?! Срочно приезжайте в общежитие МФТИ, корпус первый. Адрес знаете, ну и молодец. Что случилось? Студента избили до полусмерти. Кто избил? Да откуда ж я знаю, знала бы, не звонила!

Нахимов посмотрел на нее, но та прижала палец к губам.

– До полусмерти, говорю, избили, срочно выезжайте!

Она положила трубку.

– А что я им еще скажу? Так шевелиться хотя бы будут.

Нахимов же чувствовал себя уже прекрасно, только было чувство, что чего-то не хватало. Во время кратковременной потери сознания, в пылу треволнений и последующей суматохи он совсем забыл про пакет с тетрадью. Его не было! Одно из двух: либо он обронил во время драки, либо это хулиган забрал. Странно, кошелек с десятью рублями не забрал, а десятикопеечный пакет с общей тетрадью почему-то ему приглянулся.

– Мне нужно срочно вернуться на место происшествия, – тут же заявил он своим спасителям. – Там у меня важная тетрадь пропала.

Вера Петровна вскинулась:

– Да Бог с ней, с тетрадью! Новую купишь, главное, голова цела!

– Нет, бабуля, такую тетрадь нигде не купишь, – возразил Нахимов.

– Сейчас милиция приедет, потом и сходишь вместе с ними, надежнее будет.

Пришлось согласиться со здравыми соображениями бабушки-ветерана.

Философы сидели на темно-коричневых стульях для гостей и тихо переговаривались. Нахимов переживал о том, что по пустяку вызвал милицию. Вспомнилось ему, как в феврале шел по улице, а там на зябком ветру продавщица продавала с лотка яблоки. Одна старушка, получив взвешенный пакетик, засомневалась в истинности веса. Ну а как иначе, опыт-то стояния в очередях и битв с продавцами огромный. А вот продавщица молоденькая оказалась, была бы постарше, скумекала бы сразу, что с такой прожженной покупательницей иллюзионистский номер не пройдет. Ведь в арсенале продавцов имеются разные трюки: тут тебе и гирьки, высверленные изнутри и залитые гудроном, или же стограммовые магнитики, обшитые для бесшумности тканью и прикрепляемые снизу к чашке весов, а не хочешь заморачиваться с хитроумными фокусами, просто прикладываешь палец к чашке весов, и не слишком нужные покупателю пять-десять копеек остаются у тебя. Тогда не понимал еще Нахимов, что у продавцов своя железная логика, ведь идут они на обвес не из-за жадности, не от хорошей жизни, а из-за жестокой необходимости. Иначе сам сработаешь в убыток.

Прямо к лотку вызвали милиционера, и пришел усталый лейтенант, видать, не в первый раз за день столкнувшийся с мелкими расхитителями социалистической собственности. Вот тогда-то Нахимов, воспитанный в духе непримиримой борьбы за идеалы коммунизма, увидел внезапно в толпе сочувствие к несчастной молоденькой продавщице, виновато глядящей на блюстителя порядка.

Под крики смертельно обиженной старушки милиционер начал заполнять протокол, а какой-то пожилой мужчина в драповом пальто и шапке, с завязанными наверху тесемками, плюнул в сторону и, уходя, в сердцах сказал: «Хай подняли из-за нескольких граммов! Тут сопли на морозе замерзают. Да я б за пятерку не согласился продавать!»

Но у старушки свои убийственные аргументы: «У вас дачи, машины, а я пенсионерка, но тоже яблоки хочу пожевать!»

Тогда и закралась мысль в голову Нахимова, что прав мужичок, и юную продавщицу, зябнущую на морозе, с красными негнущимися пальцами, стало жалко.

Там несколько граммов, а здесь какая-то шишка на голове, которая через пару дней заживет без следа…

За окнами общежития раздался вой милицейской сирены. Патрульная машина шумно ворвалась в студенческий городок и лихо остановилась возле «единички».

Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге возникли двое сержантов. Похоже, они думали, что будут разнимать дерущихся студентов, но увидев перебинтованную голову Нахимова, сразу все поняли.

Один из них, невысокий плотный парень с короткой стрижкой и хмурым въедливым взглядом, подошел к нему.

– Старший сержант Макаров. Что случилось? Милицию вы вызывали? Кого тут до полусмерти избили?

Вера Петровна хладнокровно стояла и не отводила взгляд от милиционеров, однако ничего не сказала.

– Я приехал из Москвы на электричке. Когда шел в сторону общежития, из-за кустов на меня кто-то набросился сзади, ударил по голове. В это время они, – Нахимов кивнул на преподавателей, – шли навстречу и напугали его. Незнакомец тут же убежал.

– Так просто и ударил? – сержант недоверчиво поглядел на Нахимова. Он был в форме, которая явно была ему тесновата, наверняка спортсмен, гиревик или бывший борец.

– Да.

– Что-нибудь пропало?

– Тетрадь общая пропала.

– Тьфу ты, я про что-нибудь ценное спрашиваю, деньги там, часы.

– Нет, кошелек при мне, возможно, Сергея Васильевича и Петра Михайловича испугался и не успел забрать.

– А вы кто, товарищи, друзья или просто посторонние?

– Преподаватели.

– Скорую вызывали?

– Нет, Вера Петровна перебинтовала.

– Картина ясная. Ну что, студент, заявление писать будем?

– А можем на место происшествия проехать?

– Зачем это? Слава богу, убийства не произошло. Твоего обидчика уже и след простыл давно. Ты точно ни с кем не ругался до этого? Может, в электричке кому на ногу наступил, а он тебе отомстить решил, а, может, в институте списать не дал и тебя двоечник какой-нибудь разукрасил?

При этих словах высокий черноволосый сержант с тоненькими усиками, оставшийся стоять у двери, загоготал и, решив добавить пикантности в перечень возможных участников нападения, пророкотал:

– Еще по любовному делу бывают случаи, чужой огород не ходил топтать?

Он снова хотел от души посмеяться, но, поймав на себе строгие взгляды философов, тут же присмирел и заскучал.

– В общем так, студент, слава богу, живой остался. Сейчас мы в порядке исключения и из уважения к профессорам проедем на место. Заявление можешь завтра в отделение подать и там все подробно описать. Но как бы тебе сказать… Дело гнилое…

Высокий сержант открыл дверь и пошел к «Уазику», за ними Макаров и Александр. Не торопясь, покинули общежитие и философы. Подошли к желтому «Бобику», в народе прозываемому также «Канарейкой».

– Товарищ старший сержант, мы, с вашего разрешения, тоже проедем.

– Давайте, – Макаров хохотнул, – только придется вас сзади разместить, там, где у нас задержанных сажают. Хотя один из вас и здесь поместится, но там вдвоем веселее будет ехать.

«Канарейка» взревела и, пугая одиноких студентов, возвращающихся из читалки, полетела на Первомайскую. Домчались быстро, но дальше дороги не было. Все, кроме водителя, вылезли и быстро пошли в сторону злополучного места.

Вблизи Первомайской фонари дружно горели, но ближе к станции Новодачная становилось темнее.

– Миша, в рапорте надо будет написать, чтоб фонари починили возле Новодачной, – деловито скомандовал Макаров. – Темно, хоть глаз выколи. Здесь, что ли?

Небо, затянутое темными облаками, не давало осветить Луне асфальт, на котором стояли милиционеры, философы и студент. По бокам мрачно теснились деревья и кусты.

Макаров включил мощный фонарь и поводил желтым лучом из стороны в сторону.

– Здесь вот капли крови твоей, студент. Пошарьте, может, где пакет с тетрадью завалялся. Зачем она хулигану?

– Что за тетрадь? – поинтересовался Четвертаков. – Лекции? По какому предмету?

– Записи Семена Весника, – ответил Александр.

Ларин и Четвертаков переглянулись.

– Откуда она у вас?

– Я дружил с ним.

– Понятно.

– Что в ней было?

– Очень много всего, формулы разные, расчеты, схемы, алгоритмы. Я там, если честно, почти ничего не понял.