Сначала Людовик равно отдавал внимание каждому фехтовальщику, но потом его глаза все чаще стал задерживаться на Жанене де Жано, а когда начались парные поединки, Женька чувствовала его долгий взгляд даже взмокшей под колетом спиной. Ей уже казалось, что она дерется не с де Боме или с де Бра, а с самим королем. Впрочем, так оно и было.

А де Санд невозмутимо ставил фехтовальщицу, то под длинную руку железного де Стокье, то давал почувствовать тонкость выпадов де Лавуа, то бросал в непредсказуемость атак хитрого де Жери. Женька тяжело дышала и чувствовала, что вот-вот свалится навзничь, но Даниэль, видимо, лучше знал, на что она способна. Тело, влекомое фехтовальным азартом, продолжало послушно двигаться, а, умело раскрученная де Сандом, пружина здоровой злости заставляли разгоряченную девушку делать то, что в показательных поединках делать не полагалось, — она била своих напарников рукоятью даги, наносила удары локтем и выходила за пределы фехтовальной площадки, если ее загоняли в угол. Последним таким «незаконным» трюком был прыжок на перила и удар ногой в грудь. Де Жери отлетел назад, словно футбольный мяч и, потеряв равновесие, опрокинулся на дощатый пол.

— Де Санд, это не поединок, это драка! — возмущенно крикнул он.

Все зашумели.

— Да-да! Почему вы позволяете господину де Жано драться без правил, как в уличной стычке?

— Он всегда так дерется, де Зенкур, — спокойно ответил де Санд. — Разве вы забыли?

Де Зенкур сумрачно зыркнул в сторону фехтовальщицы своим подбитым глазом, но возмущаться не прекратил.

— Вы слишком много ему позволяете, господин де Санд, и я уже давно не понимаю, кто здесь хозяин — вы или господин де Жано!

Фехтовальщики заспорили:

— Оставьте господина де Жано в покое, сударь! Вы ему просто завидуете!.. — говорили одни.

— Нет, так нельзя! Как же законы чести?.. — возражали другие.

— Какая честь, господа? Все уже давно забыли это древнее слово! — усмехались третьи.

Фехтовальщики так расшумелись, что де Санду пришлось напомнить о присутствии короля. Все тут же затихли и посмотрели на Людовика. Он сидел все в той же непринужденной позе и казался спокойным, но темная поверхность его внимательных глаз, остановившихся на Женьке, дрожала в короткой агонии некого непредусмотренного ошеломления.

— Что скажете, де Монтале? — спросил он, слегка наклонив голову.

— Господа правы, ваше величество, — ответил капитан королевских мушкетеров. — Этот ученик знает шпагу, но не приучен к дисциплине и действует сейчас слишком нагло, даже подло, поставив себя, таким образом, в более выгодное положение. Команды драться на поражение не было, ее не могло здесь быть, но признаюсь, манера господина де Жано впечатляет.

— А что вы думаете, лейтенант де Ларме? — обратился король к мушкетеру.

— Блестящий поединок! — не стал скрывать Люис и чуть заметно подмигнул фехтовальщице. — Господин де Жано идет к цели наиболее коротким путем и определенно подает большие надежды! Я, честно говоря, не предполагал…

— Чего не предполагали?

— Что этот юноша на подобное способен.

— А ваше мнение, де Белар? — повернулся король в сторону Кристофа.

Лицо де Белара оставалось невозмутимым, почти чужим, но Женька знала, что это не так, и боялась его приговора больше, чем какого-либо другого.

— Да, господин де Жано действует иногда подло, ваше величество, — сказал он, — но… но, может быть, за таким бойцами будущее.

— Что ж… — король высморкался в платок, потом встал, — благодарю вас, г-господа, а теперь, если господин де Жано не слишком устал, я хотел бы сам испытать его руку.

— Государь, — шагнул к Людовику де Санд, но тот жестом остановил его.

— Возражения не п-принимаются, господин де Санд. Я спрашиваю сейчас только согласия вашего ученика. Вы будете со мной драться, господин де Жано?

— Да, — ответила фехтовальщица.

— Чудесно, тогда поменяйте оружие.

— Что?

— Возьмите шпагу.

Такого поворота не ожидал никто, и в рядах присутствующих раздался сдержанный гул тревоги. Но Женька сделала вид, что не смутилась, поменяла учебную рапиру на боевое оружие и, так как король не был в фехтовальном костюме, тоже сняла защитный колет. Это тотчас оценили, гул стал одобрительным, а король улыбнулся. Он первым вышел на середину площадки и сказал:

— Деремся до п-первой крови или потери оружия, господин де Жано.

Фехтовальщица кивнула, тоже вышла на площадку, сделала приветственный поклон, и поединок начался. Девушка очень хорошо понимала, в какое хитрое положение поставил ее король, — победа его над ней делала ему честь, ее победа над ним была опасна, — они дрались публично.

После череды парных поединков Женька, конечно, устала, но глаза фехтовальщиков, следивших за боем, придавали ей новых сил. Она сражалась сдержанней, но не столько для того, чтобы не обидеть короля грубым ударом, сколько стараясь прощупать его тактику, найти слабое место и сделать решающий выпад более точным. Людовик тоже не спешил, работал шпагой довольно умно и блестел взглядом с тем же азартом, что и сама фехтовальщица. Он даже, как будто забыл о том условии, которое поставил, и дрался просто, как мальчишка, играющий в любимую игру. Ему удалось на какое-то время перехватить инициативу и продырявить девушке штанину. Торжествующе воскликнув, он на долю секунды отвлекся… Женька метнулась, как кошка, вогнала лезвие даги в переплетение дужек его шпаги и, резко повернув эфес, рванула на себя. Шпага вылетала из королевской руки, словно пробка и со звоном покатилась по деревянному настилу…

— Вы… вы проиграли, государь, — сказала фехтовальщица и вытерла ладонью мокрый от пота лоб.

Образовавшаяся после этого пауза, казалось, вобрала в себя всю ее недолгую жизнь.

— Да… сейчас проиграл, — шмыгнул простуженным носом Людовик. — Только никогда больше не говорите п-подобное королям, господин де Жано. Не все, как я, могут быть справедливыми.

К королю подошел паж и подал выбитое оружие. Людовик в полной тишине убрал клинок в ножны, высморкался в очередной платок и посмотрел кругом.

— Господа, — обратился король к фехтовальщикам, — благодарю за удовольствие еще раз узнать, что мы весьма сильны, раз у нас есть такие к-клинки. Через пару дней я сделаю для к-капитана де Монтале несколько рекомендаций, а теперь я хотел бы отдельно п-побеседовать с господином де Жано. И вы останьтесь, господин де Санд.

Фехтовальщики стали разъезжаться, а король дал пажу знак накинуть ему на плечи плащ и пригласил названных господ подойти ближе.

— Мне хотелось бы сначала выяснить, знает ли г-господин де Санд, кто скрывается под именем Жанена де Жано? — посмотрел на де Санда Людовик.

— Знаю, ваше величество, — не стал хитрить тот.

— Хорошо, только не надо так напряженно держать руку на эфесе вашей шпаги, а то вы заполучите судорогу, сударь. Если бы я имел намерения арестовать вашего ученика, то уже бы сделал это.

— Простите, ваше величество, — поклонился Даниэль, но руку с эфеса не убрал.

— Давно вы в этой школе, сударыня? — перевел глаза на девушку король.

— Две недели.

— Всего-то? Значит, п-прежде вы уже учились где-то?

— На родине, у отца.

— Признаться… вы опять п-поразили меня. Это мешает мне обойтись с вами, как должно после того, что вы себе п-позволили.

— А что я себе позволила, ваше величество?

— Вы имели дерзость п-присвоить себе чужое имя и незаконно проживать в Париже.

— Вы узнали меня?

— За вами наблюдали с той минуты, как господин де Шале рассказал мне о Марии Гонзалес.

— Почему же вы не приказали меня арестовать?

— Мне посоветовали не спешить и, кроме того, я хотел, чтобы вы п-посмотрели балет.

— Спасибо…

— Вам п-понравилось.

— Да, ваше величество, только я не поняла, зачем эти прачки в конце.

— Это п-просто. Бал наших страстей кончается тогда, когда нужно отдать в стирку белье или п-приготовить ужин.

— Но в городе осталась Черная Кошка.