Впрочем, вторая часть просьбы поражала даже больше первой — почему именно Мальчик? Сколько наёмник не наблюдал за ним — в нём не было ничего не обычного, он ничем не выделялся. Многие дети, подобные ему, погибали от паразита, разрушающего их организм, умирали от голода на руках окоченевших родителей, исчезали в толпе мертвецов — почему именно он? «Что-то в нём должно быть не так, — думал он себе, — но что?» — а время шло.
«Однако другого шанса не будет. Если отдам Пацана на север — смогу вернуться в Вашингтон с чистой совестью, попробую начать всё сначала. Девочка в безопасности, он тоже будет в безопасности, а значит… всё это будет не зря. И Джеймс, если всё удастся, умер не зря. И за день до нашей смерти будет солнце».
— Согласен, — сказал наконец старик. — Очень надеюсь, что вашему Нею будет, что сказать.
Салливан кивнул в ответ, назвав соглашение хорошим прощальным подарком, и тут же ушёл в тень. Александра стояла немного дольше, смотря Хану прямо в глаза — она вновь подметила, что что-то отличительное в них было. Он же видел в её зрачках — где-то глубоко во тьме отчаяние, смешанное с болью. Не мог объяснить, что это, ни себе, ни ей, но он уже такое переживал — в тот момент, когда висел в клетке над пропастью, просто ожидая своей участи и смотря на ржавый, немного погнутый крючок, удерживающий его над судьбой. Он хотел спросить, хотел поинтересоваться, но не смог — некоторые вопросы слишком личные, чтобы нуждаться в ответах.
— И, кстати, — сказала та на прощание, развернувшись, — у твоего попутчика есть имя — просто спроси. Но ненавязчиво. Знаешь… не как обычно.
Постояв минуту, он развернулся и пошёл обратно всего с одной мыслью: «Что-то в них изменилось». Альвелион стоял ровно там же и точно так же, как и десятки минут назад. Без лёгкой и беззаботной улыбки он казался таким же, как и все остальные — уставшим и холодным, но таким он был лишь для самого себя — стоило охотнику подойти ближе, как парень вновь оживился:
— Попрощался? Быстро ты, — он выгнул спину, позвонки издали едва слышимый хруст. — Как всё прошло?
— Поехали.
— По-о-о-онял.
Возвращались они молча. Парень отчаянно пытался задавать какие-то вопросы, но был просто проигнорирован. Уильям «Из Джонсборо» Хантер смотрел вдаль дороги и не особо верил во всё происходящее — истории, состоящие из случайностей, никогда не были его любимыми.
Наверное, в тот момент проблема была в том, что он ощущал себя лишь частью чьего-то плана, в который он не посвящён — словно во Вселенной всё стремилось к величайшему показателю энтропии для него, и в то же время было подвержено каким-никаким законам для остальных — законам, о существовании коих он даже не догадывался. Ответы же на все его вопросы лежали очень далеко.
Сразу по приезду наёмник кинулся искать парня. От вопросов любопытства и морали нужно было отходить очень быстро и переходить к вопросам практическим — Уильям помнил, что «Отец не отпустит мальчишку просто так», — и тот действительно не отпустил — оказалось, что он до сих пор переговаривал с ним — те самые десять минут, что «немного затянулись». Хантер решительным шагом направился к дому, но тут же замер, почувствовав тяжесть у спины.
— Не нервничай, — шепнул парень, щёлкнув затвором пистолета. — Не знаю, что там произошло между вами, но вижу, что ты настроен решительно.
— Если ты решил…
— Я ничего не решил. Просто пройдусь с тобой, прослежу, чтобы ничего не случилось. Если всё нормально — выйдешь отсюда целым. Если что, то мне и самому не нравится тыкать в людей стволом и не стрелять — не люблю пустые угрозы.
— Но, при этом, ты всё-таки тычешь.
— Работа такая.
Двое наёмников медленно поднялись вверх по широкой лестнице. Генрих Гаскойн, отвернувшись к окну, всё ещё болтал с Мальчиком, что стоял прямо перед стеклом и смотрел на потемневшее небо.
— Hola, Padre, — непринуждённо сказал Альв.
— Mi chico… Ya de vuelta?
— Si, Padre, si. Y nuestro amigo un poco agresivo todavía tiene preguntas para ti.
— Que? А, mercenario… Я же сказал — дай время поговорить с мальцом.
— Я забираю его, Генрих, — Генрих молчал и почти не шевелился, парень, обернувшись, тоже не произнёс ни слова — просто ждал.
— Забираешь, говоришь? — наконец прохрипел старик. — Mi chico…
— Я держу его на прицеле, Отец — на всякий случай.
— Это хорошо. Отпусти его, — тот повёл бровью в лёгком удивлении, но приказ всё же исполнил. — Что ты знаешь об этом мальчике?
— Меньше, чем знаешь ты, как я погляжу. Но больше, чем знал.
— Si, это точно. Что ты собираешься с ним делать?
— Это тебя не касается.
— Это касается того, как ты выйдешь отсюда, mercenario - либо сам, либо вперёд ногами, — Хан затылком чувствовал, что Альвелион не убрал пистолет из руки. — Так что?
— Я отведу его в безопасное место.
— То, что на севере?
— Не твоё… И долго ты знаешь об этом месте?
— Достаточно долго. Впрочем, это не отменяет бесполезности моих знаний. Я догадывался, что ты за ним придёшь. Салливан и… Скажем так, они весьма эксцентричны, пускай и надёжны. Думаю, мне не стоит тебе говорить, что желай я — твоя жизнь закончилась бы прямо сейчас… К твоему счастью, мне хватило времени обдумать своё решение, так что я решил: уходи и…
— Не возвращайся? Утром.
Ответом послужил кивок. Уильям подозвал Мальчика рукой, а тот, в свою очередь, быстрым шагом спустился по лестнице и тут же направился к выходу.
— Скажи мне, Генрих, — обернулся Уилл на лестницу, — на прощание, так сказать: кто он — этот малец?
— Этот малец… Наследник. Очень влиятельный в неправильных руках. Если ты вдруг решишь бросить его — лучше пристрели. Так надежнее.
Уильям попрощался и сбежал по лестнице вниз. Из окна Отца было видно, как наёмник и мальчик разговаривают с охранником, а после отправляются куда-то в сторону амбаров, чтобы поспать. Впрочем, и Альвелион, и сам Гаскойн уверенно считали, что спать человек из Джонсборо точно не будет. И он не спал. Не ответил ни на один вопрос и сразу же сделал вид, что отключился на дряхлом кресле, но на деле не спал — голова была забита самыми разными мыслями, тревожащими воображение, была забита предположениями, что было не так-то просто развеять. Впрочем, Мальчик тоже молчал и, в отличие от старика, действительно уснул при первой же возможности, так что даже спросить вновь было не у кого.
Выдвигались они на следующее утро на рассвете — Гаскойн, как и его подчинённый, уже давно бодрствовали — решали собственные проблемы. Кардинал всё сидел у того же окна и медленно-медленно выводил письмо, которое после отправится в сторону севера, а парень, в свою очередь, пялился в окно — на пыльное солнце.
— Не могу поверить, что ты его отпустил, — улыбнувшись, сказал Альвелион.
— Почему так?
— Не похоже это на тебя, Padre.
— Хм… Совсем скоро Полиотэро может взять меня за горло, а это будет хорошим камнем в его огород… К тому же, если он действительно решился сделать то, о чём я думаю — он и так не жилец.
— Самоубийственное задние — это сопровождение ребёнка?
— Дело не только в этом мальчике, mi chico. Дело в том, что за каждый переход по мосту нужно платить. И тот, кто стережёт нужный им мост, запросит слишком большую цену. Что до тебя, то ты пойдёшь за ними — следи и иди по следу, Альвелион — точно так, как ты умеешь, но не убивай.
— Интересно. А если он облажается и погибнет?
— Тогда ты отправишь к Золоту это письмо, — Отец достал заранее заготовленный лист с печатью и, наложив поверх другой депеши, начал выводить буквы.
— Столько важности… Впрочем, не буду спорить — давно я не был в мире сером и давно хотел туда выбраться. И ещё один вопрос: когда они столкнутся с этой «непреодолимой ценой» — она опасна, как я полагаю? — Генрих кивнул. — Тогда нужно ли будет мне?..
— Нет. Ничего не предпринимай — только следи. Не стоит подвергать себя опасности за какой-то мизерный шанс.
— Это сейчас была забота? Ха… Ничего себе. Скажи уж тогда, с чем им предстоит столкнуться, раз оно такое опасное? Этот мужик, — Альв смотрел на Хантера, ожидающего Мальчика у машины, — был даже за Стеной — что может быть опаснее Ада?