— Мы — не на Либере! — жёстко осадила её мать. — У тебя вообще совесть есть? Ты же кроме своих покатушек ничем больше не занимаешься! От тебя толку ноль!

— Вот и чудно, улечу, и не буду никому мешать, — с обидой буркнула Сол. — И всём будет только лучше.

Хлопнула дверь — мать ушла наверх, в номера для постояльцев. Сол мрачно уставилась на своё отражение в дверном переплёте. Перепалка с матерью не улучшила и без того пасмурное, под стать погоде настроение.

— Чудесный денёк, — пробормотала она. Отражение поджало губы, нахмурилось и согласно покивало. Вопреки здравому смыслу, ожидаемая поддержка от собственного зеркального "я" возымело прямо противоположное действие, испортив настроение окончательно. Хотя куда уж хуже.

Годовалый Рудис громко агукнул, настойчиво требуя внимания, и цепко ухватил сестру за пучок волос. Ну уж нет! Сол схватила крошечную ручонку и не без труда высвободила волосы. Рудис капризно захныкал.

— Да чтоб тебя! — она сунула ему первую попавшуюся игрушку, но Рудис отверг презент, отбросив его в сторону.

— Э, а швырять-то зачем? — Сол подобрала погремушку и повторно вручила брату. Тот игрушку не взял, но неожиданно пронзительно взвизгнул и что есть мочи заколотил кулачками по деревянным балясинам манежа.

— Что не так, что ты хочешь? — терпеливо спросила Сол. — Пить? Кушать?

"Лучше всего, конечно, спать".

Рудис выдал что-то, отдалённо похожее на утверждение. Сол поискала глазами бутылочку с молочной смесью и, не обнаружив её, подхватила малыша на руки.

— Ладно пошли.

Бутылочка обнаружилась на кухне — правда, пустая. Пришлось греть воду и разводить сухую смесь под пронзительные крики братца, становившиеся всё более требовательными, настойчивыми и пронзительными. Только когда Рудис, наконец, завладел вожделенной бутылочкой и вцепился в соску, вопли смолкли, а Сол получила краткую передышку.

После того великого дня, в который Сол узнала о своей истинной сути, прошло уже три месяца. Казалось бы — спокойно жди осени, периодически вынимая из ящика стола заветный документ — новенький межзвёздный паспорт со свежим штампом открытой визы, но с каждым днём нечаянно обрушившаяся на неё радость таяла, будто мороженое на жаре, ослепительно яркие надежды поступить в лётную академию становились всё более призрачными, а визит господина Маунта всё чаще смахивал на нечто фантомное, нереальное, вроде старого полузабытого сна.

Родители восприняли новость о её приглашении в лётную академию на Ферруме довольно прохладно — и Сол не понимала, почему. Но с каждым днём она осознавала всё яснее: в глубине души мать не верит, что её дочь — прима и что она сможет выдержать вступительные экзамены. Поэтому и не хочет, чтобы она тренировалась, постоянно придумывая ей задания, загружая ненужными делами, заваливая ворохом мелких поручений, — только чтобы у неё оставалось как можно меньше времени на мувер. Или, быть может, мать надеялась, что эта странное увлечение пройдёт с возрастом, как некая блажь, как досадное, вредное и небезопасное наваждение.

Вздохнув, Сол оглянулась на брата. Вот в ком родители души не чаяли. Ещё бы, десять долгих лет надежд, уже почти готовых разбиться, — и наконец столь желанный сын.

Сол окинула Рудиса скептическим взглядом. Тот деловито сосал бутылочку, с аппетитом причмокивая. Если верить докторам и генетикам, его здоровье было абсолютным, а умственные способности — крайне высокими, но пока что это не особо проявлялось.

На уроках истории учитель рассказывал им о временах, когда люди подходили к вопросу продолжения рода гораздо менее ответственно: гены будущего ребенка не подвергались вообще никакой проверке, и в итоге на свет появлялись не только дети со слабым здоровьем, но и с чудовищными патологиями, вплоть до несовместимых с жизнью. Впрочем, когда-то уровень развития технологий не позволял даже помыслить о подобных исследованиях, и рождение ребёнка всякий раз было маленькой лотереей: как для него самого, так и для его родителей.

Сол тихо фыркнула. Иногда было забавно порассуждать и помечтать, что было бы, появись он на свет в другую эпоху… Скажем, в далёком прошлом. Или далёком будущем.

О настоящем ей напомнил громкий треск. Рудис каким-то непостижимым образом умудрился вылезти из детского стульчика, забрался на кухонный стол и оторвал висевший над ним динамик радиоточки. Прямо с мясом — из стены понуро торчал тонкий витой провод.

— Рудис! — разгневанно воскликнула Сол. — Что ты делаешь? Перестань сейчас же!

Смысла слов братец, конечно, не понял, но вот интонацию прекрасно уловил. Что однако, не помешало ему продолжить доламывать радиоприёмник, самозабвенно колошматя его о крышку стола. Сестры он не боялся ни капли.

— А ну, дай сюда, — без лишних разговоров Сол отобрала "погремушку", сгребла малолетнего вандала в охапку и, не обращая внимания на протестующие вопли, потащила назад в комнату.

Радиоприёмник, конечно, — не ахти какая важная вещь, но починить его всё-таки придётся.

Все здания на Оксилиуме были оборудованы радиоточками, призванными транслировать предупреждения о чрезвычайных ситуациях и стихийных бедствиях вроде ураганов и землетрясений. Впрочем, по-настоящему крупных разрушительных землетрясений в окрестностях каньона Тиурк не случалось уже почти полсотни лет, и динамики приёмников в основном возвещали о незначительных подвижках почвы, а также о банальных штормах и прочих мелочах — явлениях малоприятных, но не смертельных.

Сол повертела в руках круглую плоскую коробочку, смахнула пыль. И чем этот невзрачный предмет так заинтересовал Рудиса, что он до сих пор орёт как резаный? Надо же, трагедия какая, игрушку отобрали.

Как, должно быль, славно живётся на свете, если твоё самое великое горе — всего лишь реквизированная старшей сестрой игрушка…

Уходя в гипер, Сол всё ещё видела перед своим мысленным взором вытянувшиеся лица друзей, запечатлевшие целую гамму эмоций: от непонимания и досады до разочарования и незаслуженной обиды.

Ей пришлось соврать, что она полетела на Оксилиум навестить брата. И только преданный и верный Вольтурис знал истинную цель сегодняшнего вояжа.

Накануне Альтаир сообщил ей координаты встречи — разумеется, не самолично, а через своего человека. Связной оказался мужчиной среднего возраста с ничем не примечательной внешностью и абсолютно не запоминающимся лицом; он молча передал ей запечатанный конверт и ушёл не оглядываясь. Сол подумала, что Альтаир выбрал его своим поверенным для мелких поручений на Ферруме именно из-за безликой внешности, не вызывающей лишних подозрений, зато оставляющей широкие возможности для маскировки.

— Прямо по курсу наблюдается автономная станция типа "Инсулом", — доложил Вольтурис. — Продолжаем сближение?

— Продолжаем, — Сол несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Ощущение тёплого штурвала в ладонях придавало уверенность, и всё же она испытывала сильный дискомфорт: от осознания того, что отступать поздно и назад пути нет, от скорой встречи с Альтаиром, от волнения по поводу предстоящего рейса, смутных опасений, справится ли она с возложенной на неё миссией, сможет ли оправдать оказанное доверие…

"Так, а это ещё что за новости?" — одёрнула себя Сол. Почему это ей вдруг стало важно доверие Альтаира? Это у него должна голова болеть, сможет ли она доверять ему!

Моргнули зелёные огни посадочной палубы.

— Посадка разрешена, — сообщил Вольтурис. Но Сол и сама уже считала и расшифровала двоичный код сигнальной азбуки и направила корабль к станции.

На этот раз посадочная палуба не была пуста: большую часть её занимала исполинская туша "Волантификума"; его грузный одутловатый силуэт отбрасывал на ребристый металл пола остро очерченные тени от многочисленных прожекторов. Но для её Вольтуриса много места и не требовалось.

— Твой катер будет ждать тебя здесь, — сказал Альтаир, не утруждая себя приветствием. Его голос отражался от стен, порождая звонкое многозвучное эхо. — На Йорфс поведёшь "Волантификум". Сейчас мои инженеры завершают настройку программной оболочки корабля. Операционная система перепрошита и возвращена к заводским установкам, проблем с управлением не возникнет.