К тому же, когда на меня охотятся, идея зайти в храм выглядела ещё глупее, но, во-первых, никто не знает маршрута — я не говорил. Во-вторых, бояться вот так и сидеть под сотней замков, трясясь от страха, тоже не дело. Что же теперь, не жить вообще? Я же не могу вечно прятаться, так как убить меня будут хотеть при моей профессии удивительно часто.

Поэтому в топку это всё, хочу…

А собственно, зачем я вообще хочу пойти в храм?

Хотя я обманываю себя, делая вид, что не знаю. Просто случайно увидел фигуру монашки и подумал, что это может быть Мария, и решил зайти, проверить, действительно она или нет. Заодно, если она, посмотреть на неё.

И вопрос, который бы задал Джек:

А зачем?

Просто захотелось.

Я тряхнул головой, подходя к храму.

— Жди снаружи, внутрь не заходить, только если не опасность.

— Да, сэр, — кивнул он и встал сбоку у входа.

Я воровато приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. Тишина такая, что я мог даже услышать, как стонет сам храм под собственной тяжестью: едва слышимый скрежет камня, стон деревянных перекрытий, завывание ветра в щелях. И самое главное — никого. Пусто настолько, что кажется, будто попал в другой мир. Здесь освещение придавало какой-то старины, будто нырнул в средние века замков и старых каменных крепостей. Дополняли этот вид деревянные скамьи и общий средневековый вид. Только приглядевшись, можно было понять, что здесь правит уже электричество — лампы накаливания, системы пожаротушения, пластиковые окна.

Я очень тихо проникнул в зал, прикрыв за собой дверь. Огляделся и никого не увидел. Ну конечно, вряд ли здесь кто-то будет. Все они скорее всего в помещении для персонала, куда обычно входить нельзя.

Прошёл вперёд до стола с золотым чаном и кубками, вновь прикинув, сколько же золота можно из него отлить. Я могу сказать, что золото в Шингуанизме, — вере в Святой Свет, — играло особую роль и символизировало солнце. И когда в одних верах золото использовали просто потому что, здесь оно имело определённый символ и везде его применять было не то что неправильно — запрещено.

Прошёлся за столом по небольшой площадке, которая была выше на ступеньку, огляделся и зацепился взглядом за небольшую дверь. Вообще, туда было запрещено входить посторонним, однако я же не верующий, мне подобное по барабану.

Поэтому, не сильно чувствуя раскаяние, я подошёл к двери, приоткрыл её…

— Кхм-кхм…

Я слегка вздрогнул, так как это было очень неожиданно, учитывая то факт, что я никого не видел перед этим здесь. Резко обернулся и даже немного облегчённо выдохнул.

— Мария дель Кармен… вы немного напугали меня.

Глядя на меня, она беззвучно рассмеялась в кулачок, но взяла себя в руки и вернула на лицо невозмутимость, хотя уголки губ всё же были приподняты.

— Прошу прощения, — ответила она. — Однако туда могут зайти только служащие Святому Свету. Мне кажется, что вы это знаете.

— Нет, не знал.

— Теперь вы знаете. Но позволю себе поинтересоваться, что привело вас в столь поздний час к нам, Эрнест? — на лице Марии неожиданно вспыхнуло счастье. — Вы почувствовали зов, которому не смогли противиться?

— Эм… да, что-то такое, — кивнул я.

— Вы наконец прониклись светом… — выдохнула она благоговейно. — Вы почувствовали, как тьма отступает от вас.

Она так и стояла в приступе нахлынувших чувств, что даже сказать ничего не могла нормально. Глаза как идеальный круг с монету, рот приоткрыт, будто на вдохе, и вся светится. Не в прямом смысле, а эмоциями, которые добивали аж до меня, хотя расстояние между нами около пяти метров.

— Эм… нет, боюсь, не свет загнал меня к вам, Мэрия.

— Тьма?

— Вы.

— Я? — удивилась она.

— Увидел с другой стороны вас и решил зайти, поздороваться. Честно говоря, странное совпадение, что именно сегодня вы оказались здесь и вышли выбрасывать мусор.

— Я… да, выбрасывала, — кивнула она. — И вы поняли, что это я? Как?

— Не знаю, — пожал я плечами.

— Это, наверное, судьба, — вновь выдохнула она.

— Судьба? — при этом слове у меня появились вполне определённые ассоциации, как и у любого другого человека на моём месте, от чего я даже растерялся.

— Вы пришли отринуть тьму и принять свет… И мне выпала честь провести вас по этому пути навстречу Святому Свету солнечному, что ведёт каждого из нас по пути своему, путь освещая во тьме.

Ну тьфу ты, ну ты! Вот реально фанатик! Всё испортила!

Я едва не сплюнул на это.

— Боюсь, всё несколько проще. Вас увидел и пришёл. А из-за света у меня глаза болят, так что я буду продолжать избегать его, как только могу.

— Но вы всё же в храме света.

— Да здесь темно!

— Зато в вашей душе светло. И я чувствую то же, что чувствуете вы… — прошептала Мария.

— Вы тоже хотите в туалет?

Повисла значительная пауза. Она смотрела на меня с удивлённым лицом, я же отвечал невозмутимым взглядом.

И тут она начала смеяться.

Вернее, она пыталась сдерживаться, плотно сжав губы, в то время как тело под формой содрогалось от смеха, что выглядело забавно. Закрыла рот ладонью и отвернулась, пытаясь сдержаться. А я…

Да, я представитель тьмы, пришёл рушить идиллию.

— Ну так что, наперегонки до святая святых или подерёмся у двери, и проигравший пойдёт на улицу?

— Х-х-х-х… — она что-то пыталась выговорить через судорожные хрипы, которые пробивались через её ладонь, — х-хват-тит… хи-хи-хи-х-х-х…

Вот это «х-х-х» — это её смех пробивался через плотно сжатые губы, будто она задыхалась. Вот уж не думал, что туалетный юмор её так свалит. Кажется, Мария дель Кармен у нас была девушкой воспитанной, и подобное для неё было ново.

Тогда настал момент для удара ниже пояса. Надеюсь, она переживёт его достойно.

— Мария… — подошёл к неё и осторожно показал палец. — Видишь его?

Она посмотрела немного блестящими глазами на него, закрывая рот ладошкой, после чего кивнула.

— Хорошо, а это… — я показал пальцы на руках и задвигал ими, — вечеринка.

Это был взрыв.

Её смех на мгновение пробился даже сквозь ладонь. И это было не хихиканье, это был самый настоящий громкий смех во весь голос. Громкий чистый смех, который она попыталась оборвать, заткнув рот обеими ладонями. Содрогаясь всем телом, она села на корточки, иначе бы со смеху свалилась уже.

— Жизнь — боль, — вздохнул я, присев перед ней. — Как отпустит, скажешь мне, хорошо?

Она лишь кивнула, продолжая смеяться в руки. А отпустило её довольно быстро, аж минут через пять, когда она с мокрыми от слёз глазами смогла наконец встать и отнять руки от лица.

— Вы ужасный человек, Эрнест, — выдохнула она, вытирая глаза. — Шутить на такие пошлые темы…

— Мне показалось, что тебе понравилось, — усмехнулся я.

— И всё же такой юмор слишком вульгарен. Но однозначно я могу сказать одно — свет внутри вас есть. Нести смех в мир дорогого стоит.

— Мне казалось, что в вере смех всё же грех.

— Греховно смеяться над болью и горем. Но смех, чистый и добрый, он несёт свет и радость, потому лишь поощряется. Видит бог, вас привело сюда что-то свыше.

— Нет, просто хотел поздороваться.

— На ночь глядя? — заметила она, посмотрев за окно сверху. — Я польщена, если честно, — огляделась. — Возможно, вы хотите исповедаться мне?

— Вы опять за своё?

— Вы ни разу не пробовали, Эрнест…

— Пробовал, — сразу обрубил я её.

— И скажете, что после этого не становилось легче?

— Это просто психологическая помощь. Кто-то ходит к психологу, кто-то в церковь очиститься от грехов, но суть одна и та же. Так что чище я не стану, уж поверьте.

— И вы правы, кроме одного. Вы станете чище, так как вся грязь, боль и тьма выйдет вместе со словами, — она отошла от меня, села на скамью и похлопала рядом. — Давайте же, садитесь рядом. Я готова выслушать всё что угодно, и никто об этом не узнает.

Я невольно вспомнил наш прошлый разговор про педофилов и убийц. Я, конечно, не первый, но закоренелый второй, так что про то, что это останется между нами, был не очень уверен.