— Например, о том, как ты ко мне относишься, или как ты ведешь себя рядом со мной?

— Неужели спалился? — Сахнов игриво улыбнулся, пробуя свою солянку на обед. Довольно качнул головой, ломая кусок хлеба и накладывая на нее добрый слой горчицы.

— И все же? — допытывалась Вера.

— Ты мне нравишься, только давай это останется между нами? Хорошо? — он сообщил это расслабленно, вполне будничным тоном, как само собой разумеющееся, в тот момент, когда Вера вспыхнула.

— Почему?

— Почему «между нами» или почему «нравишься»? — Сахнов усмехнулся, разглядывая зал ресторана, а потом посмотрел на Веру.

— Почему… нравлюсь…

— Глупый вопрос, Вер. Ты красивая.

— И все? Красота и все?

— Ты нарываешься на комплименты? — мужчина рассмеялся, еще больше вгоняя Веру в краску, — Нет, не все. Ты достаточно умная, у тебя большое сердце, — он опустил глаза, — Хорошая грудь. Чем не повод влюбиться?

— Перестань, — смущенно зашипела Вера, озираясь по сторонам.

Еще не хватало, чтобы кто-нибудь услышал весь этот бред. «Старый дворик» давно перестал быть тем местом, где можно было уединиться без возможности лишний раз нарваться на знакомую рожу.

— А если серьезно, то он тебя недостоин, — Ваня протянул руку, и сделал глоток вина прямо из Вериного бокала, отмечая про себя, что урожай действительно неплохой. Официант не обманул, — Нет, правда. Ты молодая, красивая девчонка, тратишь время на того, кто никогда не оправдает твои ожидания. Знаешь, почему он не разводится? Потому что тогда придется заниматься дележкой имущества, пополам с Женькой, а ты только представь, сколько у него бабла и всего остального? Он и на тебе жениться не может, по этому, или не хочет, понимаешь? А ты сидишь и ждешь у моря погоды, потому что он лапшу тебе на уши вешает…

— Как ты можешь так говорить? Он же твой друг?… — Вера почувствовала, как заслезились глаза, однако Сахнов сделал вид, что не заметил этого.

— Именно поэтому и говорю. Мы с ним целую жизнь, прожили, я знаю его как себя. Да, то, что он не играет с тобой — это факт. У него действительно есть какие-то чувства к тебе, — зачем-то посмотрел на кольцо, которое слишком привлекательно сверкало на солнце. Вера тоже посмотрела, — Только дальше этих чувств не зайдет, понимаешь? Ты хочешь всю жизнь быть любовницей?

— Я люблю его…

— Я вижу это. Но он не достоин этой любви…

— А кто достоин? Ты? — вспылила Клинкова, отбрасывая салфетку с коленей на стол.

— Я, по крайней мере, не ебу мозги двум бабам одновременно. Если Исаев не любит Женю, это не означает, что она не любит его. Она его не отпустит, и будет бороться всеми силами, она такой человек. И они всегда будут вариться в этом котле, пока ты будешь сидеть и страдать, ожидая его дома.

— Хватит. Это не твое дело, Вань, вот правда.

— Я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы спокойно наблюдать, как ты страдаешь.

— Я не страдаю. Если наши отношения не похожи на все ваши представления о нормальных отношениях, это не значит, что я страдаю. Хватит, давай не будем…

— Он не изменится.

— Я знаю.

Вера выдохнула, возвращая салфетку на колени, а потом взяла себя в руки и сделала глоток вина. Безучастное, несколько равнодушное выражение лица заставили Ваню понять, что разговор окончен. А Вера внутренне злилась на себя, за то, что в очередной раз повелась на чью-то провокацию.

«Никто, слышишь, никто больше будет диктовать тебе правила, как нужно жить».

Любовница? Хорошо. Значит, она будет такой любовницей, которая не будет выходить у него из головы ни днем, ни ночью. Ни в моменты рабочих совещаний, ни в моменты встречи с женой. Никогда.

Вера расслабилась, и разговор перетек в другое русло, что основательно и расслабило Ваню. Она смеялась над его историями так громко, что пожилая пара, которая обедала через пару столиков от них, постоянно шикала на них. К слову, Исаев так и не пришел.

— Я устроила ему взбучку, — похвасталась Вера, принимая от мужчины горящую зажигалку, — Спасибо.

— И что? Он сказал, что больше так не будет? — Сахнов криво улыбнулся, наблюдая, как девушка щурится от палящего солнца, а ветер ласково треплет выбившиеся из прически пряди волос. Стряхнул пепел в пепельницу и откинувшись на стуле, положил ногу на ногу.

— Посмотрим. Но если он будет плохо себя вести, я дам ему просраться, даже не сомневайся.

Когда вернулись в офис, Вера с сожалением узнала о том, что Исаев уехал почти сразу после них. О том, куда поехал и когда вернется — не сообщил. Тут-то Клинкова и подумала — а не перегнули ли она палку? Но ведь она о нем беспокоится, в конце концов.

— Погуляет и вернется. У нас последнее время куча работы, решил расслабиться — Ваня, между делом пожал плечами и ушел в свой кабинет, оставляя Веру с Аней вдвоем.

— Злой был?

— Нет, скорее задумчивый.

«Это плохо. Щас как надумает себе чего-нибудь, а ты потом выкручивайся. Лучше бы был злой».

Когда Ваня сказал, что Исаев погуляет и вернется, Вера не думала, что это затянется на несколько суток. Ночью не могла уснуть, постоянно ворочалась, а стоило чуть задремать — просыпалась, от дикой пытки своих же мыслей. В очередной раз корила себя за неосторожность снова показать свой характер. Она знала, что он это не любил, желая всегда и везде чувствовать себя на голову выше других, а по поводу баб, это вообще не обсуждалось.

«Ты должна знать свое место».

Вера волновалась, но ничего не могла поделать с этой неизвестностью. Обрывать телефон Косте не было смысла, он повторял как попугай, что шеф уехал на своей машине, не докладывая о своем месте положении. Ваня, тоже как-то совершенно спокойно отвечал, что такие выходки Исаева не первый раз, нужно просто позволить ему доделать до конца, то, что он задумал.

— Его уже ищут, не переживай, — Ваня сделал паузу и Вера поняла, что он курит, а потом продолжил, — Сходи куда-нибудь, расслабься, позвони подружке.

— Я не могу так, Вань. А вдруг что-то случилось? — Клинкова, сжимая телефонную трубку, теребила край домашнего платья, — Не может же быть такого, чтоб совсем никто не знал где он. Или подожди… Вань…

— Я, правда, не знаю где он, — поспешил оправдаться Сахнов, — Может Мишка, но он бы сказал мне. Вер, ну, правда, не нагоняй эту лишнюю истерику. Бухает где-то. Все, давай, заканчивай херней маяться. Как что-то проясниться я тебе наберу.

— Правда, наберешь? Вань…

Мужчина молчал в трубку, а потом прокашлялся, пока Вера терпеливо ждала. Этот разговор больше походил на разговор взрослого с ребенком и это ее «Правда, наберешь?» — обиженное, но с такой надеждой. Она едва сдерживала слезы, уже начиная хлюпать носом.

— Обещаю. Ты мне веришь?

— Тебе верю.

Они еще повисели на проводе в полной тишине, когда Вера первая положила трубку, не смея больше слушать неосторожные вздохи на том конце.

Сердце отбивало чечетку, заставляя покрываться грудь красными пятнами.

Он просто ее наказал. Своим отсутствием. Потому что знал, на что давить.

Она просто больше не сможет без него.

Пошел второй день, когда она бессмысленно слонялась по дому, то и дело, заглядывая в сервант или в тумбочки в коридоре. Просмотрела весь книжный шкаф в гостиной. Поднялась в спальню, чувствуя, как покрывается пылью от тоски в этом доме.

А потому что без него все не то. Пусто. Этот дом пустой. Он никому не нужен, такой здоровый, потому что иначе кому его согревать? Это мог сделать только ОН.

Распахнула дверцы шкафа, проводя руками по ряду развешанных рубашек, брюк, пиджаков. Внизу коробки с обувью. Справа — полки с джинсами, какими-то джемперами, кофтами. Слева — ящики с трусами, носками, футболками. Вера закусила губы, выдвигая ящики по очереди, пробуя все на ощупь, с грустью отмечая, что он все равно рядом. Каждая вещь, каждый шов, каждая пуговица пахла его одеколоном. Стойким, немного терпким, таким мужским запахом, от которого у нее начинала кружиться голова. Она ни с чем не перепутает этот запах.