Чоу выглядит ошарашено, потому развиваю наступление:
— Понимаешь, когда ты начинаешь любить кого-то без обязательств, в эмоциональном плане ты становишься похожим на раба. Согласна?
— Справедливо для эмоционально незрелой личности.
— А много ты у нас зрелых личностей видела? — вкладываю в интонацию максимум иронии, на которую способен. — Ну или не у нас? Вообще в мире? У вас, например, много зрелых?
— Согласна. Развивайся дальше.
— Когда начинаешь кого-то или что-то любить, в первую очередь прикидываешь, что можешь для этого субъекта или явления сделать. Инстинктивно.
— Угу. — Вздыхает она. — Например, Фельзенштейна…
— А мне один умный человек подсказал хорошую формулу. Если у тебя, в результате вращения в социуме, да даже визор и комм годятся, любовь к родине ассоциируется в первую очередь с личным успехом и личным счастьем — это нормальная родина и нормальная передача по визору. Потому что сильный и богатый гражданин — это сильная и богатая в целом страна. И совсем иной уровень социальных рефлексов, плюс общественного сознания, — вставляю столь любимые Алексом иллюстрации.
— Заня-я-ятно, — тянет Чоу, накручивая локон на палец и разглядывая меня, словно диковину.
— А если у тебя самая первая ассоциация от слова «родина» — вынужденная и неизбежная необходимость самопожертвования…
— То что-то явно не так. — Спокойно завершает за меня мысль она. — У тебя чертовски неглупые друзья. Цени их.
— Я им передам. Так что ты в итоге от меня хотела?
— Возьми меня за руку и проверяй, правду ли я говорю. — Предлагает она повторно. — Ты же уже твёрдая двойка в семи лучах из девяти, должен справиться.
— Чтоб понять, правду ли ты говоришь, мне не нужно к тебе прикасаться, — ворчу, опуская взгляд. — Если смотрю глазами, достоверность внутреннего фильтра сто процентов. Если без зрения, если только слушать тебя буду, то именно с тобой будет девяносто процентов достоверности. А если у меня возникнут сомнения — просто переспрошу тебя.
— А почему именно со мной девять десятых? — без разбега начинает тревожиться она, даже резко потеет. — Ты меня каким образом чувствуешь?! Я в тебя не влюблена, ты в меня тоже! Почему такой высокий индекс?!
— А на каком языке мы с тобой общаемся? — ухмыляюсь покровительственно. — Тональный строй — очень чёткий индикатор. Для слуха ханьской искры — порой лучше, чем зрение.
— Дура. Точно. Не сообразила. — Она хлопает раскрытой ладонью по своему лбу. — Ладно чего я хочу-то… Ты всё же возьми меня за руку, — якобы просящим тоном предлагает она. — Мне важно, чтоб ты мне поверил!
— Да иди ты нахер! — отодвигаюсь на всякий случай на стуле, плюс отъезжаю на его колёсиках, оттолкнувшись от кровати ногой. — Не буду я тебя за руки держать! После того, как ты мне переспать перед дуэлью предлагала! А то у тебя сейчас стукнет бзик на тему женской самооценки, а твой девятый ранг, мало ли, на что способен! Может, ты через кожу способна что-то выделить такое, что моей печени не понравится…
— Ревнивая девушка? — пытается развести меня на слабо Чоу. — Ладно, — вздыхает она ровно в тот же момент. — Пошутила я… Ну, видишь так видишь. В общем, я сейчас с тобой говорю не как сотрудница господина Ли. Считай, что сейчас я с тобой говорю в роли патриота своей страны. Которой не безразличны никакие культурные вопросы, с ней связанные. Мы можем идти на очень большие расходы и жертвы, не ожидая на первых порах никаких материальных выгод для себя лично.
Она пронизывающе и твёрдо сверлит взглядом мою переносицу. Кажется, она специально эмоционально открывается сейчас, чтоб мне был лучше виден её реальный настрой. Абсолютно напрасно, между прочим, ибо аппаратные возможности чипа всё же покруче ханьских биологических инструментов целителя. Нарабатываемых годами, естественным образом.
— Единичка, как ты думаешь, ты ж далеко не дурак… Какая самая главная ценность Жонг Гуо, сегодня, в наше с тобой время, во внешней политике моей страны?
— Да хер его знает, — безразлично пожимаю плечами. — Ты обо мне слишком хорошо думаешь. Я не созрел для столь глобальных обобщений, на основании бесед исключительно с тобой.
— Странно. Я думала, ты много общался с кем-то из Шаньси, и язык учил там же… судя по диалекту… Ладно.
— Так а какая ценность-то? — возвращаю её к теме разговора, поскольку она, упомянув о Шаньси, ушла в себя и о чём-то задумалась.
— Мы хотим, чтоб в течение ещё максимум трёх поколений все в мире искренне считали, что в нас нет угрозы их физическому существованию. Военной угрозы, — моментально поправляется она. — Мы считаем, что эпоха военных противостояний канула в лету. Ну или должна кануть в лету, поскольку нашему миру совсем немного и до оружия, убивающего целые города и территории. Мы хотим, чтоб весь мир разделил наше понимание: отняв чужую жизнь в войне, ты не сделаешь свою счастливее.
— Автоматически — нет, — пожимаю плечами. — А применительно к конкретному раскладу, я б с тобой очень поспорил. И даже не столько я, сколько сержант Кайшета.
— Не цепляйся к словам, — с досадой морщится она. — Ты думаешь, я не убивала? Пф-ф-ф… Вот этими руками! — она зачем-то вытягивает в мою сторону длиннющие наманикюренные ногти.
Странно. У Жойс и Камилы таких когтей нет, у Хаас тоже.
— Дело не в обстоятельствах. Дело в ценностях. Человек не должен рассматривать убийство себе подобного в качестве инструмента для достижения любых своих целей. — Чётко и безальтернативно завершает посыл она. — Это и есть наша главная ценность, она же — цель нашей социальной пропаганды на ближайшее неопределённое время.
— Угу. Выгодная позиция, — оживляюсь после этого пассажа, поскольку мне действительно весело. — Когда все вокруг превратились в пацифистов и разоружились, то демографическое преимущество в войне каменными топорами будет решающим. Здорово придумали! — смех даже изображать нет необходимости.
— А нам это ненужно, — чуть свысока и отстранённо улыбается Чоу. — Эволюция. В глобальной конкуренции систем, победит тот социум, который лучше интегрируется с другими, раз. Чья производительность труда выше, два. И чьи действия с их системой ценностей не вызывают автоматического отторжения как снаружи, так и внутри. Кстати, а где ты так насобачился по ЖонгГуо, если ты у нас даже не был?
— Самообразование, — рассеянно двигаю плечом.
Она застала меня чуть врасплох, оттого спросить Алекса о легенде не успеваю. Впрочем, самообразование в данном случае чистейшая правда, хоть и не вся. А там, шут его знает: может, и у её девятого ранга есть способность отличать ложь. А так, она видит, что я искренне говорю, что думаю.
— Я просеяла твою биографию до мельчайших песчинок, Единичка. — Заговорщицки сообщает она. — Купила доступ ко всем подряд полицейским базам, включая негласный аппарат. Ты действительно самый обычный уличный мальчишка. Ещё и из не совсем успешной семьи, прости. И такого же района. А твоё понимание нас, кстати, на факультете для иностранцев тянет на бакалавриат, — буднично сообщает она.
— Где? — не сразу понимаю, о чём это она сейчас.
— Пекинский университет. Факультет, где я училась. На нём есть два потока, — добросовестно поясняет она. — Говоришь ты вообще без вопросов, я тебе ещё на экзамене сказала: выбирай язык или литературу… В общем, по паре специальностей бакалавра для иностранцев ты бы мог получить.
— Это ты сейчас решила?
— Хренасе. Оказывается, слишком много «хорошо» тоже плохо, — выдаёт ребус задумчивое лицо Алекса по внутренней связи.
— Нет. На экзамене, когда арбитром выступала. Местные сапоги твою работу не то что не оценили, они её даже не поняли, — она презрительно фыркает. — А я всё-таки почти доктор, и не только медицинский. Отсюда и мой текущий интерес к тебе. Единичка, как бы ты относился к лягушке, которая б в дикой варварской стране неожиданно заговорила на твоём родном языке, без акцента? Ещё и понимая более половины твоих внутренних ценностей, почти как человек?
