— Пока стоит, — мрачновато пошутила, но тут иначе не получалось. — Разобрали магмех на винтики, Совет не дал его изучить, но это и правильно. Главное, чтобы и сами не делали записей.

— Даже не надейся на это, — покачал головой Эвальдос. — Засекретят, но обязательно все увековечат. Как бы еще тебе на хранение не отдали, как единственному посвященному Серебряному.

Кстати, да. После встречи где-то за пределами реальности, моя татуировка и вовсе превратилась в нечто… В общем, рисунок расползся во все стороны — и на кисть, и на предплечье. Несколько штрихов были и на плече, а у правого виска появились три древние руны, которые Армель распознал как «время», «пространство» и «воля». Похоже, именно это и означало «посвящение» Скрытому Лику. По крайней мере Совет успел прислать поздравления с новым статусом, а также приглашение на ближайшее заседание.

В качестве Советника. Я была в шоке, Эвальдос криво усмехнулся, а Тай… Мой балавр только тяжело вздохнул. Мое «повышение» выливалось в новые обязанности, а значит часть ректорских упадет на широкие плечи моего ассистента.

— Уж лучше у нас, чем непонятно где, — согласилась я. — Придется проследить…

— Тебе предстоит огромная работа, — кивнул лорд Цениан. — Вот, думаю, пора отдать его тебе.

Мужчина протянул мне свой, вернее, ректорский перстень. Массивный такой, с большим фиолетовым камнем в оправе… Химера, вот на что было похоже обрамление!

— Химера? Разве Темная…

— Почему-то во мне все больше уверенности, что мы неверно мыслим о Многоликой. Что-то не так со всем этим. Слишком много всего спрятано именно в Темном Лике, слишком разнообразны Дары именно этой ипостаси.

— Под Темным Ликом прячется Скрытый, — пожала я плечами.

— Возможно, — уклончиво протянул Эвальдос. — Но меня не покидает ощущение, что есть и другое объяснение. Впрочем, с этим уже тебе разбираться.

Перстень сел как влитой на указательный палец правой руки, подстроившись по размеру. Оказавшись на одной руке, кольцо и часы подозрительно сверкнули, а потом между ними по видимой части кисти прошелся еще один узор. На мне так скоро живого места не останется!

— Н-да, чем дальше в могильник… — хмыкнул Тай, созвучно моим мыслям.

— Ладно, дети, пора мне и честь знать, — лорд Цениан встал, тяжело опираясь на спинку кресла. — Если буду нужен, вы знаете, где меня найти.

Как только фигура Эвальдоса растворилась в дымке портала, между нами с Таем повисла напряженная тишина. Была одна тема, которую мне было страшно поднимать, но я чувствовала себя обязанной. Балавр же чувствовал… мою скованность и от этого тоже хмурился.

— Крис, глупый вопрос, но все в порядке? Не считая… очевидного.

Мой деликатный ассистент покосился на горло, на котором не осталось ни отметены. Многоликая не только разрисовала мне всю правую руку и висок, но и любезно стерла все следы несостоявшегося жертвоприношения. Армель тоже постарался, подлечил и восстановил жизненные силы.

— Все хорошо, — поспешила я успокоить Тая. — Наверное…

— Наверное? — насторожился он. — Крис, что происходит? Ты так старательно избегаешь смотреть на меня… Разговор с Богиней, что там еще было?

Да, о беседе с Многоликой я рассказала и ему, и Эвальдосу с Армелем, вот только опустила часть информации. Ту, что касалось второго Дара.

— Я должна… я должна тебе кое-что рассказать, — наконец-то решилась я на правду. — Насчет нас с тобой.

Балавр прищурился, поддался вперед:

— Мне не нравится твой тон и обреченность во взгляде.

— Тай, я… в общем, с нашей истинностью все не так…

— Не «как»?

Меня все время напрягали эти «истинные пары», казались искусственными, какими-то не такими. Почему какая-то непонятная связь должна определить будущее двух разумных? Почему этому нельзя противостоять? Почему должна быть… обреченность, да, Тай верное слово подсказал. Истинность заставляет сомневаться, в собственных чувствах, а самое страшное — в чувствах партнера. Ведь все это не совсем взаправду.

— Тай, когда… в общем, когда ты стал балавром, ты кое-что утратил.

— Я многое потерял. Глупое стремление доказать отцу, что я могу быть чем-то и вне Стаи дорого мне стоило. Семьи, родных, нормального звериного облика…

— …И истинной пары, — закончила я перечисление.

Он лишь отрывисто кивнул. Челюсти сжались, и скулы вновь обозначились острее.

— Тай, это правда, что у балавра не может быть истинной пары?

Тяжелый взгляд и давящее молчание, а потом:

— Правда.

— Тогда ты понимаешь, что наша истинность, она ненастоящая?

Вот! Я выдавила это из себя, сказала страшные слова.

— И? — почему-то Тай расслабился, откинулся в кресле.

— Ну, как же, ты же… — объяснения не находились, все умные фразы вылетели из головы, а я ведь готовилась к этому разговору.

— Я люблю тебя.

Как удар, хлестко, коротко. Твердо, уверено. Глаза в глаза и ни малейшего сомнения, страха, или еще чего лишнего.

— Да, мой зверь признал тебя, чего быть не может, так как большая часть инстинктов должна была отмереть после первого полноценного шага на Грань, — Тай говорил спокойно, контролируя голос и жесты. — Сперва я сам не понял, что происходит. Твой запах… он будоражил, заставлял тревожиться, вызывал непонятное возбуждение. Непонятное для неполноценного, полумертвого оборотня, нормальный сразу бы распознал в чем дело…

— Ты нормальный! — с жаром возразила, но оказалось, что в моей защите нет необходимости.

— Я нормальный балавр и давно это принял, — усмехнулся Тай. — Это мой выбор, и я смирился с последствиям, но вещи привык называть своими именами. Самое ценное для оборотня — семья, потомство — мне стали недоступны. Я знал на что шел, но не до конца понимал, как это повлияет со временем. Зверь все больше отдалялся, засыпал, не показываясь на поверхности сознания, пока не появилась ты.

Тай опять подался вперед, притянул мои ладони ближе и нежно сжал:

— Уже за одно это я тебе благодарен на всю жизнь — ты оживила зверя, часть меня, которую я отчаянно боялся окончательно потерять. Понимаешь, именно часть меня — неотделимую, значимую.

Я старалась вникнуть в его слова, пропустить через себя, но это было сложно. Иррациональное чувство вины тяготило, не давало окончательно поверить, но следующие слова Тая сняли это бремя:

— Даже, если… кто-то помог с этим пробуждением, — он подобрал очень верные слова, — я все равно благодарен. Тебе. За то что ты есть, за то, что ты именно такая.

— Какая? — вопрос вырвался сам, такой дурацкий, но такой важный.

Балавр мягко улыбнулся, а в его глазах засветилось то самое чувство:

— Цельная. Смелая. Умная. И очень-очень красивая.

Простые слова, которые мне нужно было услышать.

— И я люблю тебя, — повторил он самое важное. — Именно тебя. Для зверя первична связь, ты права, но я еще и человек, пусть с изрядной долей потустороннего. И мне, вот этому двуногому до безумия нравишься ты, моя драгоценная леди Корвин.

Зрение немного помутнело, и я прекрасно знала почему — это слезы, слезы счастья.

— И я люблю тебя, — прошептала, но он конечно же услышал.

Миг, и я оказалась у него на коленях, в крепких объятьях, а потом… Потом было перемещение коротким порталом, нетерпеливые движения, кажется, ткань платья не выдержала… Жадные поцелуи, обжигающие прикосновения и полет, бесконечный, стремительный и мощный, в котором мы делили одни крылья на двоих…

Эпилог. Осчастливить всех

Драгоценная металась по кабинету, от чего верхняя юбка из более легкой ткани то и дело вздымалась элегантными складками. На лице любимой была та самая смесь вины, озабоченности благом ближнего и готовности действовать, которую я уже научился распознавать. И опасаться.

Примерно с таким лицом она «признавалась» в божественном происхождении нашей истинности. Как будто истинность может быть иной — это ведь по определению дар богов! Но такое объяснение было не для моей насквозь разумной пары. Закрадывалось опасение, что она так и не приняла всерьез факт существования богов. Относилась к Многоликой без… фатализма, свойственного практически всем. Для нее воля Богини не была истинной в последней инстанции, что уж говорить о Совете или прочих смертных…