Как указывает в своей официальной истории Цвики Дрор, в израильской разведке учат, что нашим началом послужило подразделение «Заря», из которого выросли крупные операции и все то, что в последующие годы стало известно всему миру как «подвиги „Моссад“». Эти подвиги – полезная мифология для маленькой страны, находящейся в опасном положении; они затушевывают уязвимость народа. Но мы пишем только о народе и о его уязвимости, о затушевывании речи не идет.

Это не всеобъемлющая история рождения Израиля или израильской разведки, даже не самого этого подразделения. Речь идет о двадцати ключевых месяцах, с января 1948-го до августа 1949 года, о двух левантийских портах в восьмидесяти километрах друг от друга и о четырех молодых людях, угодивших с периферии в самую гущу событий. Я искал не столько суть исторических событий, сколько их человеческое сердце, – искал и находил.

Улицу переходил молодой человек в новом костюме, с настоящим паспортом на вымышленное имя. Стоял январь 1948 года; в Хайфе это дождливый сезон. Над портом громоздилась гора Кармель одного зеленого оттенка; по другую сторону простиралось Средиземное море другого оттенка того же цвета; все это было накрыто низким серым небом. Молодой человек решительно шагал с чемоданом в руке. Он торопился на самолет. Судя по одежде и повадкам, он не был ни рабочим, ни преподавателем – скорее, сыном лавочника из арабских кварталов; последнее соответствовало действительности. Он называл себя Юсефом; давайте и мы до поры до времени будем звать его этим именем.

Молодой человек напускал на себя целеустремленный вид, но его притворная собранность была блефом, как и его имя. Ему нужно было только взять билет и попасть в маленький аэропорт за городом, но он знал, что эта непростая задача. Война шла всего полтора месяца, но расстояние между жизнью и смертью уже стало пустяковым, длиной в ошибочно употребленный глагол, в опрометчивый ответ на резкий вопрос. Деталь одежды могла стать решающей: сельский житель, обутый как городской клерк, слишком чистая рубашка на работяге. Город был пропитан новым, смертоносным электричеством – страхом шпионажа и диверсий. Стены, мимо которых торопился Юсеф, были заклеены плакатами Арабского национального совета:

Или:

В архиве сохранилась фотография Юсефа, она поможет нам представить эту картину.

Хайфа была главным портом Британской Палестины – наполовину еврейским, наполовину арабским городом, не столько единым целым, сколько скоплением кварталов, тянувшихся от причалов вверх по склонам Кармеля и связанных друг с другом извилистыми дорогами и каменными лестницами; у воды обитали арабы, выше, на горе, – евреи. В отличие от Иерусалима, привлекавшего почти все внимание и вызывавшего бурю страстей, Хайфа была не скопищем оспариваемых святых мест, а городом-тружеником с нефтеперерабатывающим заводом и складами, полным мошенников и бурной деятельности, обычно кипящей в портах и вокруг. Там звучали не только иврит, английский и диалекты арабского, но и греческий, турецкий, идиш и русский. Над портом вот уже три десятилетия, со дня прихода британцев, реял «Юнион Джек». Но теперь все разваливалось прямо на глазах.

Юсеф торопился по притихшим вопреки обыкновению арабским улицам в транспортное агентство за билетом, чтобы покинуть Хайфу и страну. Всю ночь вдоль опутанной колючей проволокой линии разделения между арабским и еврейским секторами велся снайперский огонь, и люди испуганно затаились. В предыдущие недели еврейские бойцы проводили кровопролитные операции в соседнем квартале, где жили арабы, работники нефтеперерабатывающего завода, – возмездие за убийство арабами с завода коллег-евреев. Это убийство, в свою очередь, стало местью за подрыв евреями арабской автобусной остановки близ завода, совершенный в отместку за… Тут след теряется, что и понятно. В Хайфе переход из квартала в квартал всегда был беспрепятственным, но теперь все жители засели по разные стороны разделительного барьера.

Глядя на эти события прошлого, мы понимаем, что речь идет о начальном этапе конфликта, названного впоследствии израильской Войной за независимость, или Войной 1948 года; арабы назовут его Катастрофой. В начале 1947 года британцы объявили о своем скором уходе из Палестины из-за исчерпанных сил и финансов в только что завершившейся Мировой войне и невозможности управлять двумя народами, враждебными Великобритании и друг другу. На драматическом голосовании в Нью-Йорке в конце того же года, 29 ноября, Объединенные Нации постановили, что после прекращения британского мандата в Палестине летом следующего года страна должна быть поделена на два государства, еврейское и арабское. Евреи ликовали, как утопающие, которым бросили спасательный круг; арабский мир возмутился новым унижением своей цивилизации, и на следующее утро грянула война.

Может показаться, что события неминуемо приближались к известной нам теперь исторической развязке, но в январский день 1948 года, когда Юсеф объявился в Хайфе, никакой неизбежности еще не существовало, никто еще ничего не знал. Государства Израиль еще не было, и вероятность его появления казалась ничтожной. ООН не обладала инструментами для навязывания своего плана раздела. На улицах еще оставались британские солдаты и полицейские; королевский средиземноморский флот, ублажая арабское население, не подпускал к берегу суда с оружием и еврейскими беженцами. Но с приближением ухода британцев их силы иссякали, а гражданская война между евреями и арабами набирала силу. Вспышки насилия происходили и раньше, но теперешнее столкновение было решающим. Его результат должен был стать катастрофой – это сомнений не вызывало. Неясно было только, катастрофой для кого.

Я неоднократно бывал в Хайфе и, бродя по ее старым кварталам, пытался представить здешнюю жизнь, какой ее видел Юсеф. Устланную изнутри коврами Большую мечеть с оттоманским минаретом – часовой башней, – некогда вмещавшую толпы молящихся, теперь не разглядеть рядом со сверкающим стеклами изогнутым небоскребом «Парус». Над изящными каменными зданиями высятся краны современного порта. Улицы, по которым проходил тогда Юсеф, по-прежнему полны жизни, но носят другие названия. На черно-белых фотографиях сороковых годов тянутся ряды лавок, на рабочих – кепки и мешковатые штаны, тут и там мелькают британские солдаты, но ощущения повседневной жизни не уловить. Люди, без которых нет города, обычные люди, занятые обычными повседневными делами, не стремятся запечатлевать себя и свои занятия и почти не оставляют следов.

След арабской Хайфы можно отыскать в архиве Хаганы – вооруженного еврейского подполья, действовавшего до Войны за независимость. У разведывательного отдела Хаганы была своя информационная служба, сотрудники которой наблюдали за арабской частью города. У этой службы был широкий взгляд на содержание разведывательной деятельности. Сотрудники собирали всевозможные любопытные сведения, печатая страницу за страницей на иврите. Теперь плоды их трудов занимают десятки картонных коробок и папок в симпатичном старом здании неподалеку от бульвара Ротшильда в Тель-Авиве.

Благодаря их содержимому можно представить, какими видел Юсеф в январе 1848 года эти улицы: прокуренные рабочие забегаловки близ порта, где «крики официантов и ругань картежников перемешивались с завываниями радиоприемника», «попрошайки бормотали фразы из Корана и благословляли спешивших мимо прохожих», рыночная толчея, женщины в дверях борделей, зазывающие мужчин, заведения слегка поприличнее чуть подальше от причалов… Если требовалось заглянуть в кафе, чтобы поболтать о политике или купить из-под полы гашиш или огнестрельное оружие, то существовали следующие варианты: