Проще говоря, здесь ревность – это неготовность лишиться «своего» партнера, неготовность встретить неизвестное и потому пугающее будущее. Такой страх накрывает сильней всего несамостоятельных и неполноценных несамодостаточных людей – таких, кто не умеет в этой жизни опираться на себя.

Такая несамостоятельность – не обязательно материальна. Она может, куда драматичней проявляться на психическом уровне. То есть, даже человек, обеспеченный финансово, может оказаться «нуждающимся» и зависимым – а потому и ревнивым, в плане душевном, чем и пользуются всевозможные альфонсы и содержанки, манипулируя зависимостью своей жертвы.

Сюда же можно отнести неготовность встретить собственные страхи одиночества и невостребованности. Если таковые в душе обосновались, ревность может работать бесперебойно, поглощая значительную часть личной силы. На практике, чтобы как-то залатать угрозы от собственных страхов, ревнивец устраивает истерики и пытается контролировать партнера.

В такой ситуации вынос мозга ревность – это попытка принудить партнера к «любви» – то есть к непрерывному обслуживанию страхов ревнивца – вечным доказательствам того, что у него нет поводов бояться одиночества и своей никому ненужности. От сюда же растет чувство собственника, побуждающее делать из своего партнера верную и послушную собственность.

Вопрос «Ты меня любишь?» – это по сути просьба, или даже требование ревнивца ублажить его неуверенность в себе. Даже секс может интересовать ревнивца лишь, как возможность почувствовать себя нужным.

Ревность как страх оказаться обманутым дураком

Такой тип ревности – это страх унижения. Ревнивец как бы предчувствует, что предатель-партнер, вступив в заговор с любовником, делает из ревнивца лопуха, обманывает его и втихомолку насмехается. И вот, предчувствуя такое унизительное к себе отношение, ревнивец, чтобы защитить свое достоинство, устраивает обвиняемому персональный Армагеддон.

Ладно бы ревнивец точно знал, что партнер ему изменяет и гневался «справедливо». Но такой тип ревности ослепляет. Ревнивец опережает события, и чтобы не оказаться обманутым лопухом, приписывает себе всезнание – дескать, уж его-то не обмануть – такой он умный и проницательный. Ему даже допрос своей жертве устраивать необязательно, можно сразу начинать с обвинений.

Поначалу невинную сторону такая ревность может даже радовать – вроде как «любят» же, раз ревнуют. Пока дело не доходит до истерик, тираничного контроля, или даже рукоприкладства. Говорят же, что «любовь» – жестока?

В запущенных случаях желание раскрыть «обман», изобличив изменника, может стать страстью и даже смыслом всей жизни. Ревнивец вкладывается в свои навязчивые идеи по полной, и чтобы оправдать вложения, пытается поймать партнера на обмане в любой немыслимой ситуации. Каждая нелепица может в глазах ревнивца оказаться бесспорным «доказательством» лживости партнера.

В противном случае пришлось бы признать, что все это время обманутым дураком ревнивец делал себя сам, ведь все его обвинения – это чаще всего самообман и самодурство. Но признать эти факты и успокоиться он не готов. Ему проще до конца жизни настаивать на своей правоте, и верить, что он – одинокий герой, отстаивающий справедливость. И никто его не перехитрит. Потому что это никому не нужно. Он и без того себя дурачит сам.

При этом ревнивец упорно отказывается нести ответственность за свои переживания. Якобы это не он сам ревнует, метая искры, а его жестоко мучают, принуждая ревновать. И поэтому ревнивец с упоенным упорством делает виноватым в собственных мучениях партнера, ожидая с ним скорой расплаты за все перенесенные терзания. В таких отношениях ревнивец становится жестоким тираном, беспощадно осуждающим и наказывающим своих «любимых».

Вам все еще хочется называть ревность любовью? А?

Ревность как недоверие

Есть распространенное мнение, будто ревность вызвана недоверием. Но по мне, так объяснять ревность недоверчивостью – все равно, что обвинять в собственной клаустрофобии сам факт наличия замкнутых пространств. И замкнутые пространства, и недоверие – явления нейтральные, а вот страхи, вокруг них накрученные – нестабильны и субъективны.

Да и не каждая ревность сопровождается недоверием. Ведь ревнуют не только к соперникам, но еще и к работе и увлечениям, детям и котикам – к чему угодно, что отвлекает желанное внимание от ревнивца. А если человек, вообще, склонен к ревности, для его недоверия и поводов не требуется. Паранойя «по волшебству» их творит из ничего.

Другой стереотип о ревности убеждает, что ревнивец ревнует, потому что сам изменяет – дескать, по себе судит и свою же неверность приписывает партнеру. То есть, исходя из такой логики все недоверчивые – это обманщики, а легковерные простаки – честные люди. Такая взаимосвязь, если и прослеживается, то с большой натяжкой. Ревнивец не обязательно склонен к изменам, а сторона, уверенная в надежности партнера, может преспокойно «ходить налево». Как человек по роду деятельности, общающийся с людьми по душам, я этот факт всесторонне подтверждаю.

На самом деле психологически здоровых людей в нашем обществе просто нет. Хотя бы поэтому и стыдиться своей ревности не стоит. Едва ли не все мы такие вот «любящие» ревнивцы.

Измена, верность и свободные отношения

В нашем обществе верность идеализируется, и без всякого критического анализа принимается как несомненная ценность. Измена, напротив, демонизируется – ее воспринимают, как грешное зло. Как показывает психологическая практика, большая часть всех проблем в наших головах возникает как раз на почве убеждений, которые принимаются за очевидные истины. Иногда, прежде, чем заглатывать блюдо, целесообразно ознакомиться с его ингредиентами. Сейчас разберем «рецептуру» измены и верности. Если тема для вас лично не актуальна, можете рассматривать информацию из этой главы, как наглядный пример критического анализа «божественных» псевдоистин.

Я здесь не призываю к неверности и свободному сексу, а напротив, в пользу верности привожу реальные основания, чтобы верить в нее, словно в рождественское чудо, не приходилось.

В нашем обществе всем вроде бы ясно, что измена – это «плохо», а верность – «хорошо». В психологии такая слепая морализация рассматривается как механизм психологической защиты – способ, которым личные притязания прикрываются «несомненными» ценностями. То есть нам попросту удобно, чтобы партнер верил в свои обязательства, как в святые законы жизни, не подвергая их «грешным» сомнениям.

Когда страшно потерять свое счастье, почувствовать себя обманутым, ненужным и брошенным, когда ясно, что партнера в отношениях удерживать нечем, тогда то и выгодно верить в долг верности именно слепо, как в несомненный, божественный закон. Мы держимся за свои ценности, потому что они оправдывают и прикрывают наши невротичные страхи.

Если отступить от слепой морализации, картинка уже не кажется такой уж однозначной. Измена не может быть чем-то безусловно «плохим», а верность «хорошим». Все зависит от условий и взглядов.

Условия и взгляды

Можно было бы сильно упростить и сказать, что измена – это «плохо» просто потому, что причиняет боль. Но такая логика непоследовательна, врачебные процедуры тоже бывают болезненными, и «плохими» от этого не становятся. К тому же больно здесь только пострадавшей стороне; изменщик, напротив, получает радость «запретных» удовольствий.

Можно было бы сказать, что измена «плоха», потому что рушит отношения. Но с таким же успехом измена становится благом, потому что избавляет от изначально ненадежного партнерства.

Можно для примера взять ситуацию посложней, где с изменой отношения не заканчиваются, а продолжаются, отравленные виной, обидой и ревностью. Но и здесь, сказать, что нарушенная верность является чем-то однозначно «плохим» нельзя. Ведь отношения сохраняются, а измена всего-то вытаскивает на поверхность правду – реальное отношение изменившего партнера, страх и зависимость пострадавшей стороны. А на правду обижаться бесполезно. Остается лишь признавать наивность собственных ожиданий и выносить конструктивные выводы.