— Неужели это несуразное создание так оскорбило твой чувствительный взор, что ты готов рвать и метать? — с усмешкой спросил он, но осекся.

Мальстен стоял к нему спиной, опираясь на тонкое резное мраморное ограждение. Его расставленные в стороны руки с такой силой сжимали камень, будто он собирался вырвать из него два внушительных куска. Голова была опущена, плечи горбились.

Бэстифар вмиг растерял все остроты, вертевшиеся в голове минуту назад. Он вновь ощутил нечто странное — то же, что чувствовал, когда Мальстен объяснял ему причины побега.

Я не понимаю. Ты сказал, что жизнь в Грате была для тебя самым лучшим периодом. Как можно говорить о чем-то счастливом так, будто это причиняет тебе боль? Ее ведь… нет. Реальной. Я бы знал. Но тебе, как будто… всегда… Я не могу понять, — вспомнил он собственные слова. Вспомнил он и то, что не осмелился договорить свою догадку. На его вкус, это звучало слишком безумно. Слишком странно. Так не должно было быть.

Тогда что же это сейчас? — недоуменно подумал Бэстифар, несколько раз моргнув, словно пытаясь сбросить с себя странный морок.

А ведь он и раньше это чувствовал, с первого дня знакомства с Мальстеном. Кара с усмешкой называла это странным влечением, он сам — любопытством, но ведь что-то заставляло его стремиться оказаться рядом с этим проклятым данталли, хотя, видят боги, Бэстифар шим Мала не припоминал за собой подобной навязчивости.

Он вспомнил недавний разговор с Аэлин Дэвери. Она говорила о его способностях, как о пытках, используя для примера душевные страдания.

Ты отвлекаешься, но ничего не помогает. Оно постоянно напоминает о себе.

Бэстифар задумался. По описанию очень похоже на то, что чувствуют раненые, больные или данталли во время расплаты… Они чувствуют это физически, в теле. Каково это, Бэстифар не знал, но он нехотя признавал, что понимает, как могут давить страдания душевные. Если хоть на миг предположить, что, сосредоточившись, аркал может уловить нечто подобное…

Тебе будто всегда больно, — осмелился закончить свою мысль Бэстифар, глядя в спину Мальстену.

Могло ли такое быть?

Бэстифар попытался привычными методами распознать эту боль и взять ее под свой контроль, но не смог. Она словно ускользала от него, стоило ему лишь попытаться на ней сосредоточиться.

Мальстен тем временем оставался недвижим и не оборачивался, продолжая сжимать руками мраморное ограждение. На предыдущий ироничный вопрос он предпочел не отвечать — если вообще слышал его.

— Мальстен? В чем дело?

Бэстифар подходил аккуратно, как будто боялся спугнуть дикого зверя. Ему казалось, что тот ураган, на который походил Мальстен, влетая в комнату, до сих пор бушует где-то между двумя сердцами данталли, и это неизведанное явление вызывало трепет и легкую опаску.

— Уйди, Бэс, прошу тебя, — тихо ответил Мальстен.

Какой же силы должна быть эта душевная боль, если даже меня она сводит с ума? — продолжал рассуждать Бэстифар, качая головой в ответ на собственные мысли. — Нет, — тут же исправился он, — она не сводит с ума. Она… пьянит. Почти так же, как зов расплаты. И кажется, что только протяни руку, и ухватишься за эту боль, но не получается.

— Ты пугаешь меня, дружище, — нахмурился аркал, продолжая подходить ближе.

— Поговорим позже.

— Что случилось на арене?

Мальстен промолчал.

У такого состояния должна быть причина, — думал Бэстифар. — Проклятье, и как я мог раньше не видеть, насколько это похоже на его расплату?

Ему пришло в голову, что к тому, чтобы просто попробовать сосредоточиться на невидимой душевной боли, его подтолкнула Аэлин Дэвери. Как аркал, он всегда рассматривал тело и душу отдельно друг от друга, разводил их по разные стороны баррикад и даже не предполагал, что одно может влиять на другое. Однако после разговора с охотницей в его восприятии что-то переменилось.

Бэстифар попытался отринуть это странное ощущение и сосредоточился на разговоре. На свой вопрос он так и не получил ответа.

— Бесы тебя забери, Мальстен, я ничего не понимаю! Пару часов назад ты с уверенностью выдворил меня из моего же цирка, продемонстрировав, что у тебя все под контролем. А теперь ты вихрем влетаешь в комнату и выглядишь так, будто своими глазами видел Сто Костров Анкорды…

И вновь то странное чувство полоснуло Бэстифара далеким ударом хлыста. Это было похоже на… он понятия не имел, с чем это можно сравнить, но знал одно: тому, кто испытывает это наяву, должно быть весьма несладко.

Да что произошло на этой проклятой арене, мать твою!? — хотел спросить он. Ему хотелось требовать, кричать и проклинать друга за это тягучее неведение, однако откуда ни возьмись в его словах зазвучала деликатность, прежде ему не свойственная:

— Мальстен, что случилось? Не знаю, много ли веса для тебя в моем «ты меня пугаешь», но, если помнишь, я не из пугливых, так что оцени по достоинству, будь так добр.

— Проклятье, Бэс… — Мальстен оборвался на полуслове и покачал головой. Из груди его вырвался прерывистый вздох, глаза зажмурились, словно пережидая волну расплаты, которой не было.

— Дело… в Дезмонде? — осторожно поинтересовался Бэстифар.

— Это обучение нужно отменить, — надтреснутым, почти старческим голосом произнес Мальстен, не открывая глаз. — Ничего не выйдет.

— Он так безнадежен? — невольно усмехнулся аркал.

— Да! — с неожиданным жаром отозвался Мальстен, стукнув раскрывшимися ладонями по балконному ограждению, и вдруг сморщился так, будто терзавшее его внутреннее чувство стало невыносимым. Бэстифар недоуменно округлил глаза и даже сделал шаг прочь от него. Словно почувствовав укол стыда, Мальстен отвел взгляд попытался взять себя в руки. — Нет, — наконец исправился он. Голос его теперь звучал привычно тихо. — Безнадежен я. Я не могу обучить его. Я никого не могу обучить. Ничего не получится. Прости…

Бэстифар издал нервный, почти беззвучный смешок. Он не знал, что и думать. Пожалуй, таким он Мальстена еще не видел.

— Знаешь, если б ты сказал, что из Дезмонда просто не выйдет толк, я бы тебе даже поверил. Я ведь и сам иногда так думал: он в цирковые постановщики не годится. С нитями работает грубо. Пыжится, как роженица, а толку чуть. А расплаты и вовсе боится, как…

— Бэс, пожалуйста! — вновь повысив голос, прервал его Мальстен. — Не надо об этом.

Аркал на миг замер с открытым ртом, не договорив, а затем громко щелкнул челюстями. Несколько мгновений он изучающе глядел на друга, пытаясь понять, что же могло так выбить его из колеи.

— Об этом — это о расплате?

Мальстен не ответил, но руки его напряженно сжались в кулаки, а волна странной неуловимой боли вновь показалась Бэстифару почти ощутимой.

— Ладно, не буду. — Он приподнял руки, борясь с желанием вновь потянуться к этому ощущению и взять его под контроль. — Тогда позволь закончить мысль: если б ты сказал, что Дезмонд безнадежен, я бы тебе поверил. Но ты говоришь это о себе, а в это, прости, я поверить не могу. Ты — едва ли не самый могущественный данталли на Арреде. Либо ты грубо нарываешься на комплимент, чего за тобой не водится, либо тебе ровно настолько… больно.

Мальстен громко вздохнул. Бэстифар замолчал, изучающе глядя на друга и пытаясь проверить, попал ли в точку. Тягучее молчание продлилось почти минуту. Затем Мальстен криво усмехнулся:

— Ты бы знал. — Голос его снова зазвучал приглушенно.

Бэстифар задумчиво пожевал губу.

— Не хочешь рассказывать, стало быть, — хмыкнул он. — Прогнать пытаешься. Ты ведь понимаешь, что делаешь так только во время расплаты? Ты не хочешь, чтобы я видел тебя в эти моменты. Не хочешь, чтобы хоть кто-то…

Мальстен повернулся к нему, в глазах полыхнул огонь ярости, какой Бэстифар наблюдал только в те моменты, когда его близким или ему самому угрожала опасность.

— Да что вы заладили, бесы вас забери?! — воскликнул данталли. — Расплата — зрелище, да, Бэс? Тебе так нравится на нее смотреть? — Он сделал к Бэстифару шаг, и тот почему-то попятился вместо того, чтобы воспользоваться собственными силами и усмирить его гнев. — Иди тогда к Дезмонду, он это обожает! Когда сочувствуют его боли! Пожалей его, он будет в восторге! — Мальстен почти что выплюнул последнее слово, и голос его исказила горячая волна презрения. — Я-то тебе на что сдался?! Почему нельзя просто уйти и не лезть ко мне со своим участьем?! Это жалкое зрелище, и я в нем — жалок! На это тебе нравится смотреть? Таким ты меня хочешь видеть?! Таким я вам всем нужен?!