— Что значит молодые и красивые?
Весь запал куда-то ушел. Как-то мы вышли на ту тему, которая меня поедом грызла все лето, но в конкретные слова я ее так обличить не смогла. Саша понимает, что что-то сейчас изменилось в моем настроение.
— О чем ты говоришь?
— Ни о чем…
— Сань?
Я чувствую его руку на своем колене. Прикосновение осторожное, ободряющее.
— Скажи уже честно. Я тебе просто надоела за столько лет? Я ведь уже не молода, ну и роды особо никого не красят. Да и в целом, внешность у меня всегда была самая заурядная, — я стараюсь говорить ровно и спокойно, но горечь все равно проскальзывает в каждом сказанном слове.
Рука на моем колене сжимается сильнее.
— Ты сейчас шутишь, да? — Чернов по-настоящему удивлен, такое просто так не сыграешь. — Сань, откуда эта дрянь у тебя в голове? Ты никогда не была заурядной. Да я тебя в юности всегда хотел так, что у меня в штанах все трещало.
— То в юности…
— А потом ты стала моей. И у меня была возможность узнать тебя всю, каждую твою черточку, каждую ямочку… каждую выпуклость, — в Сашиных словах появляется легкая хрипотца, и я непроизвольно заливаюсь краской. Как хорошо, что вокруг темно. — Твое тело всегда было, есть и будет идеальным для меня. Будто нас специально лепили друг для друга. Глазища твои, губы… ноги. У кого в этом мире еще такие ноги?! Ты хоть представляешь, чего мне стоило от тебя тогда в гостинице оторваться? Да если б я мог, я бы тебя месяц из спальни не выпускал, чтобы только моей была.
— Тогда я не понимаю почему?! Зачем она тебе понадобилась?!
Наверное, Саша думал, что делает мне приятно. Вот только его слова имели обратный эффект, если дело не в моей внешности, тогда в чем? Во мне как личности? Скидываю его руку с моего колена.
— Я тебе объяснил…
— Нихера ты мне не объяснил! Сказал, что злился. На что злился?! Что я тебе сделала?! Всю жизнь, только и думала о том, как сделать так, чтобы тебе хорошо было!
— Ты была несчастлива… — Саша говорит так тихо, что я даже думаю, что мне послышалось.
— Что? Что ты сказал?!
— Ты в последние годы была несчастна со мной.
Внутри меня все обмирает, чтобы не застонать, приходится закусить губу.
— Ты не говорила, не жаловалась, но я видел по тебе… По твоим глазам. Как будто внутри тебя запал какой-то пропал. Ходила, улыбалась, дела какие-то делала, а глаза не твои, неживые.
— И ты решил меня добить?
— Нет, Сань. Пытался развеселить тебя, разгрузить. Няню нанял, кухарку. Думал, что устала, хотел помочь. В отпуск съездили, но ты не возвращалась, все больше с детьми куда-то удалялась.
— И ты… — немыми губами шепчу я.
— Решил, что ты именно со мной несчастлива. Устала терпеть. Я так и не смог до конца победить тот страх, что ты со мной из-за отсутствия иного выхода. Ты ведь совсем самостоятельной стала, и я понял, что ты в конец без меня со всем справляешься. А живешь со мной по инерции, идеальная жена с печальными глазами.
— Если ты это все видел, почему не поговорил со мной, не спросил?!
— Потому что правду не хотел услышать. Я ведь жилы ради вас рвал, ради тебя. Благодарность твою видел, но от этого только хуже было. Сходить с ума по женщине, которой ты не нужен. Которой с тобой плохо! Знаешь как меня эта твоя благодарность бесила! А если б я спросил, и ты это подтвердила?! Что мне тогда оставалось делать? Только отпустить. Это был такой эгоизм с моей стороны. Видеть твои глаза, и трусливо делать вид, что этого нет. Тогда еще можно было убедить себя, что мне лишь кажется, что это не так. Что просто отвык от вас, поэтому не клеится все. Что ты от меня отвыкла, что исправить можно. К Олесе этой поперся, потому что сил уже не было себя ненавидеть, захотелось хоть на час, но уйти от этого.
— Сааашааа, — стону я. — Что же ты наделал?! Почему не сказал?! Почему не спросил?!
— А что бы это изменило?!
— Да все бы это поменяло, все!
Слезы досады застилают мне глаза. Почему, почему все так?!
— Сань? — его рука опять находит мое колено.
— Спроси. Спроси меня сейчас, — молю я его.
Сашка какое-то время решается, а потом неживым голосом все-таки спрашивает меня.
— Ты была несчастлива со мной?
— Да не с тобой, мне просто плохо было! Я наоборот только из-за тебя и детей еще на поверхности держалась.
— О чем ты?
— Да о том, что после того, как мы в дом переехали, у меня нихрена не осталось. Я оказалась в изоляции от мира с кучей детей. Меня и до этого Москва душила, своим одиночеством, но там хоть Алана была, да и с тобой мы все-таки каждый день виделись.
— Сань, у меня выбора не было!
— Да знаю я это! Думаешь, я не понимала?! И про деньги, и про работу… Все я понимала, только легче от этого не было. Знаешь, как я все эти годы тебе завидовала? Что у тебя дело любимое есть, что ты востребован, успеху твоему завидовала. Потому что я рядом с тобой бледная тень, умеющая только детей рожать.
— Ты что такое сейчас говоришь?
— А то и говорю. Думаешь, я не видела, как твои коллеги на меня смотрели, все эти партнеры твои, клиенты. Да они понять не могли, как такой мужчина как ты, мог выбрать меня. Все всю жизнь ставили тебя на порядок выше меня. Не спорю, заслуженно, ты же талант у нас. А что я?
— Спросил человек, знающий шесть языков.
— И что из того, что я их знаю? Кому это сдалось?! Я их для себя знаю, в стол, в пустоту. Я себя только и успокаивала, что мыслями о том, что ты меня любишь, что детям нужна. А ты отдалялся. Блять, ты отдалялся. Сначала работал, и у меня не было никакого морального права тебя хоть в чем-то упрекать. Потом ты метался, то с нами, то не с нами. Что я должна была думать? Только то, что мы тебе нафиг не сдались.
Беззвучно глотаю слезы.
— Я пытался тебя разгрузить, честно. Кухарка, няня…
— Да-да, садовника забыл. Саш, разгрузить — это еще ничего не значит. Времени действительно больше стало, но это не означает, что я могла обратно найти контакт с этим миром. Пыталась, японский пошла учить. Гарри Поттера этого осилила, и все. Если б не Ленка и дети, я бы вообще из дома перестала выходить. Так бы сидела под окном и ждала тебя.
— Почему не сказала?
— Как ты себе это представляешь? Любимый, ты нас всех из большой жопы тянешь на своей работе, а мне тут плохо и скучно от того, что приходиться ждать тебя?! А ты, ты почему молчал?! Как ты вообще мог сомневаться в моей любви?!
Между нами повисает гробовое молчание. Слезы продолжают топить меня. Темнота вокруг сгущается, пытаясь пробраться в пустоту, образовавшуюся после всех признаний.
Сашка находит мое лицо, вытирая ладонями мокрые ручейки на моих щеках.
— А ты любишь? — с надеждой в голосе спрашивает он.
— Еще один такой идиотский вопрос, и я тебя укушу, клянусь!
— Ах да, я и забыл, что ты кусаешься. Ты же меня предупреждала именно в этом кабинете.
Наверное, он бы меня поцеловал, и я, наверное бы, даже не сопротивлялась. Я уже чувствовала его дыхание на моем лице. Но в этот момент под дверью нашего укрытия слышатся шаги, и кто-то вставляет ключ в замок, громко ворча.
— Эй, кто здесь! Я вас слышу.
— Бежим, — командует Саша, хватая меня за руку.
В окно мы выпрыгиваем вместе, он успевает его прикрыть. По территории школы мы мчимся, не оглядываясь. Он перекидывает меня через забор, и свешивается сам.
Мы еще какое-то время бежим, пока не оказываемся на освещенном проспекте. Отдышаться оказывается не так легко, оба уперлись в свои колени и жадно глотаем воздух. А потом сначала у Саши, а потом и у меня начинается приступ гомерического смеха. Еле успокаиваемся.
Саша притягивает меня к себе. Просто обнимая, не позволяя ничего лишнего, но его движения все равно кажутся мне очень интимными.
— Как мы с тобой докатились до этой жизни?
Ответит мне на это нечего. Лишь хлюпаю носом.
Он провожает меня до дома и уже у самого подъезда, я задаю свой вопрос.
— А о чем ты хотел вспомнить? Ну, там, в кабинете.
