Она так воодушевленно все это тараторит, что я тут же заражаюсь ее восторгом!
— Как же я за вас рада!
Мы обнимаемся, у Аланы даже глаза слезятся от счастья. А мне немного завидно, что люди вон как детям радуются. Для меня каждая беременность была моральной задачкой на выносливость.
— Спасибо, Сань! Обсуждаем прекрасные новости во всех подробностях.
— Знаешь, а я уже начала верить, что сработало проклятье бабки Рустама. Вроде бы не суеверная, а в последние годы все больше ее слова вспоминала.
— Это как?
Она на какое-то задумывается, а потом желание рассказать пересиливает.
— Ты же не знаешь нашу историю с Рустиком. Там где мы жили раньше, семья Бероевых очень влиятельна и почитаема. И дело даже не в деньгах, а в положение. Не знаю, как тебе это объяснить. Просто в тех местах их слово закон, и это не обсуждается. Рустам — единственный наследник, продолжатель рода, на него столько надежд возлагали. И невеста у него была правильная, из подходящей семьи. Только он всегда был равнодушен к ней, я точно знаю. Мы с ним в одном классе учились, за одной партой все десять лет просидели. Он всегда только меня любил, это я тоже всегда чувствовала. До сих пор спорим с ним, кто первый понял, что жить друг без друга не можем. Рустик говорит, что, конечно же он, а я лично и не помню уже, как это жить без любви к нему. Но моя семья была неровня его. Банально, да? Меня только мама воспитывала, и она ничего не могла Бероевым противопоставить.
— Они были против?
— Знаешь, чтобы быть против, нужно хотя бы всерьез воспринимать. А его родители меня и за человека, наверное, не считали. Я для них всегда была так… блажь, нежелательная помеха. Они ему всегда говорили, что играй в любовь сколько угодно, но женишься ты на Лейле. А он просто взял и сбежал со мной. У них договоренность с родителями была, что он поедет учиться в другой город. Они-то надеялись, что он вернется, и тогда сыграют свадьбу. Рустик уехал, а мне пришлось в нашем городке остаться — мама заболела. Тоже учиться пошла, не в такое престижное место как у него, но мне нравилось. А Рустам мне письма писал. До сих пор их храню.
Алана закусывает нижнюю губу, видимо приходя к чему-то неприятному в своих мыслях. Она уже не смотрит на меня, а разглядывает кружку в своих руках. А я боюсь дышать, так меня затягивает их история.
— Мама умерла, когда мне девятнадцать было. Я тогда не есть, не пить не могла, даже слез не было. Просто лежала на кровати и смотрела в потолок. Благо, что родня помогла с похоронами. Мне тогда хотелось вместе с ней уйти. Просто она такая удивительная была… И судьба у нее тяжелая, до сих пор не могу понять, почему так произошло. Рустам приехал поздно ночью, сразу после похорон. Так удивилась тогда, я ведь ему даже и не сказала про то, что мама ушла. Он тогда, дурачок, извинялся, что на сами похороны не успел, что не смог быть со мной. Но так и не рассказал, как узнал. Говорит, что почувствовал, что со мной беда. Через неделю я с ним уехала. В городе нашем только об этом и говорили. Тогда и пожаловали к нам все его родственники по очереди. Кричали, что он семью позорит, что Лейлу предал, требовали, что бы он от меня отказался, чтобы свадьбу срочно ехал играть. А Рустик тогда лишь улыбнулся и сказал, что поздно, мы уже женаты. Что там было!
— А когда вы успели пожениться?
— Да мы и не успели. Он соврал. Мы ведь даже и не целовались толком тогда. Он очень трепетно к этому относился, говорил, что до свадьбы будет на меня только смотреть, — в этот момент Алана нежно улыбается, видимо вспоминая юность. — Через год поженились, когда траур по маме прошел. Сложно было, родители же почти сразу лишили его всех денег. Впрочем, Рустам даже на это внимание не обратил. На заочку перевелся, и работать пошел. Я тоже хотела, но он мне не позволил. Сказал, что я учиться должна. А после свадьбы я практически сразу забеременела. Мы были так счастливы, Рустик меня на руках носил. Потом мне приспичило к нам в город съездить, к маме на могилку. Понимала, что не скоро смогу вернуться. Поехали, и как назло я тогда бабушку Рустама на кладбище встретила. Родственники то его, считай, нас из жизни вычеркнули, делали вид, что Рустика не было, а бабушка все принять не могла. Да она в принципе тяжелым человеком была. Ну, она мой живот и увидела. Схватила меня за руку и давай кричать о том, что не видать семьи мне большой. И что этот ребенок останется единственным в моей жизни. И проклятье такое странное выбрала, пожелала, что б ребенок настолько хорошо был, чтоб мне всегда еще хотелось, а я не могла этого заполучить.
— Кошмар. Я-то думала, что Сашина родня — тяжелые люди, но ваш случай явно переплюнул всех.
— Да ладно тебе, — лишь отмахивается Алана. — В итоге вон как все получилось. Мы в Москву переехали. Дамирчик какой у нас растет. И как видишь, проклятье не сработало, я же теперь беременна! Так что все мои суеверия.
— Уверена, что Рустам будет на седьмом небе от счастья. А родственники его, вы так и не общаетесь?
— Нет, мы для них умерли. Нет нас. Мы только втроем в целом мире, но это не страшно. Мы есть друг у другу, и это главное! А теперь вообще вчетвером будем. Рустика только дождусь, и обрадую его!
На этом разговор наш как-то сам пришел к завершению. Прибежали девочки и начали требовать внимания, а Алана побежала разогревать обед, скоро должны были вернуться дети со школы.
Вечером, лежа в постели с Сашкой и прижимаясь к его горячему плечу, я вспоминала эту историю, так не похожую на нашу.
Через месяц приехали мои родители. Наше строительство набирало обороты, и нам не терпелось похвастаться. Саша вбухал в него все свободные деньги, и несвободные тоже. В тот злополучный день, Чернов забрал папу и вместе со Стасом и Ромкой поехали смотреть нашу новую собственность. Старший сын подумал-подумал и в итоге выпросил, чтобы Саша еще и Дамира с ними взял. А мы с мамой, девочками и Кириллом пытались мирно пообедать, когда зазвонил дверной звонок. На лестничной площадке обнаружился бледный и мрачный Рустам.
— Сань, можно Дам, после того как они вернутся, у вас побудет до вечера? — встревоженным голосом спрашивает он.
— Да, конечно, без проблем. Что-то случилось?
Рустам нервно сглатывает и поднимает на меня вымученный взгляд.
— У Аланы кровотечение. Видимо с ребенком что-то не так. Сейчас в больницу поедем.
— Ой, езжайте. За Дамира не бойтесь, мы за ним присмотрим, пусть сидит у нас столько сколько нужно.
— Спасибо, — на автомате благодарит Рустам. По-моему, он настолько ушел в свои мысли, что толком и не слышал меня.
Кровотечение — это страшно, по крайней мере в моем понимание. У меня было лишь однажды, и то, после того как я уже родила Кира. Но я все еще помню, что такое животный страх, когда твоему ребенку грозит опасность.
Дальше вроде бы день идет своим чередом, но предчувствие надвигающейся беды безотрывно ходит за мной по пятам.
Приезжают мужчины. И я с натянутой беззаботностью рассказываю Дамиру, что папа повез маму в больницу. Без подробностей, без намеков. Смотреть в глаза и улыбаться, ничего же не случилось. Все у Аланы и ребеночка будет хорошо. Повторяю я по кругу про себя.
Не знаю, понимает ли Дамир, что происходит, но внешне он остается вполне спокойным. И это меня успокаивает. Чего это я так паникую?
Спасибо Стасу, который постоянно чем-то занимает своего друга.
Брожу по квартире, имитирую бурную деятельность. Загрузила стиральную машинку, распихала обувь по местам, заставила пацанов разбросанные вещи собрать, начала готовить ужин. А сама все время то на телефон, то на часы поглядываю, да к звукам в подъезде прислушиваюсь. Но там как назло тихо.
Саша развлекает моих родителей разговорами, разводит детей по углам, когда это надо, и краем глаза следит за мной.
Время ужина, мы все еле помещаемся на кухне. Стас порывается утащить Дамира ужинать в комнату, но я не разрешаю. Не хочу оставлять их одних, кто знает, до чего они там наедине договорятся.
