Оклик настиг Сергея уже на пороге. Брат обернулся.
— Ты придумал, что писать на лейблах?
Герман физически почувствовал, как брат улыбнулся, называя имя, которое хотел там видеть. Непонятно, как он к этому пришёл, но как только оно прозвучало, Герман понял, что другого варианта просто не могло быть. Это имя было – Грёз.
***
Прощай, город, со всеми твоими лифтами и лофтами, и цокольными этажами, и колодцами дворов, сомнительными саунами, массажными салонами, карточными клубами, калёными кальянными, квестами в реальности, чёрными днями, белыми ночами.
Прощай; ты никогда не любил близнецов и давил их более чем трёхвековой тяжестью. Они возвращались домой и не видели, как солнце стекло в водосточные канавы, и его смыло в реку, и пала тень облаков, которые не разойдутся уже до самого лета.
***
— Обязательно ехать к Свечину? Я в порядке, честное слово.
— Ты в порядке. А Серёга?
Герман заглянул в экран смартфона. Брат слушал музыку, и его лицо было абсолютно расслаблено.
— А Серёга плохо видит, - пробормотал Герман. – Пусть Свечин как-то решит этот вопрос, вместо того, чтобы… изучать нас.
— Так скажи ему сам, - предложил Андрей.
— И скажу. Его интерес неуместный и противоестественный, меня до сих пор передёргивает, когда вспоминаю…
— Скажи, скажи. И за рецептами для Гены будешь ходить сам – в государственную поликлинику, кстати. И если ему снова понадобится операция, за неё заплатишь тоже ты. Надеюсь, ты уже достаточно наворовал.
— Останови машину, - ровным голосом произнёс Герман.
Грёз съехал к обочине. Свет фар окутывал дорогу красноватым облаком. Раздражение Германа понемногу остывало.
— Я не должен был так разговаривать, - сказал Грёз. – Все время забываю, что ты уже взрослый.
— Прекрати. Ты всё правильно сказал. Я воровал и… Да чего я только не натворил, пока мы не виделись! А когда ты меня жалеешь, я чувствую себя дерьмом. Я и есть дерьмо. Ты даже не представляешь, какое. Ты многого обо мне не знаешь.
— Как и ты обо мне, - мягко напомнил мужчина.
Серёжа вытащил наушник и, держа его на отлёте, сказал:
— Надеюсь, вы успели друг другу во всём признаться, так что поцелуи и объятия предлагаю отложить на потом. Серьёзно, ну сколько можно? Поехали уже.
Герману не нравилось, что они приехали в клинику после закрытия. Не нравилось, что в окнах не горел свет, что Грёз накрыл близнецов курткой, чтобы провести под видеокамерой, как будто они совершали что-то постыдное. И снова видеть Свечина тоже не нравилось.
— Вы тут сторожем подрабатываете, что ли? – буркнул Герман вместо приветствия.
Ветер бросил мелкую морось Свечину в лицо, и оно стало как оплёванное. Быстро-быстро замелькали ресницы.
— Андрей! Ты почему не сказал, что их привезёшь? – укоризненно бросил доктор в пустоту за спиной у близнецов. – Я уже думал, что-то с Геной, тьфу-тьфу, конечно.
Никто не отозвался. Высадив близнецов, Грёз отошёл, чтобы перепарковать машину. Герман нагло рассматривал Свечина, всей душой желая, чтобы ему стало так же неуютно в присутствии близнецов, как им – в его присутствии.
Свечин жестом пригласил следовать за ним в смотровую.
— Наделали вы дел, парни, - говорил он. – Мы все очень беспокоились, когда узнали, что вы у Гастролёра. Надеюсь, оно того стоило.
Не вписавшись в дверь, Герман чувствительно ушиб плечо и поморщился.
— Я хочу сказать – навряд ли Гастролёр обеспечил вам надлежащее медицинское сопровождение, не так ли?
— Вы так говорите, будто мы больные и неполноценные. А мы не такие.
— Вы не такие, - то ли согласился, то ли передразнил Свечин. – Садитесь, мне надо взять у вас анализ крови…
Когда пришёл Грёз, близнецы были до пояса перемазаны липким гелем. В волосах у Германа тоже высыхал гель. Увидев насквозь их сердце и всё внутренние органы, теперь Свечин делал Серёже УЗИ головы.
— Андрей, да ты всю грязь с улицы притащил! Это всё-таки медицинское заведение. Ты хочешь, чтобы уборщица пожаловалась, и у меня были проблемы? Пойди и купи бахилы, - сказал доктор.
Стоило Грёзу выйти, он обратился к близнецам:
— Я обнаружил у вас обоих следы кровоизлияния в мозг. Понимаете, что это значит?
Его голос звучал, как опадающая мёртвая листва. Свечину было плевать, сдохнут близнецы или останутся жить. И хотя плевать на это было многим, почему-то именно сейчас Германа пробрало до костей.
Доктор подтолкнул к краю стола упаковку бумажных полотенец, чтобы близнецы вытерлись, и буднично продолжил:
— В последнее время у вас усилились головные боли. Рвота, шум в ушах. Нарушение координации, особенно по утрам… Я прав?
— Ну допустим, - ответил Герман оборонительно. – И дальше что?
— Если за время побега с вами произошло что-то, что вы хотели бы скрыть… особенно если хотели бы скрыть, - подчеркнул Свечин, - сейчас самое время об этом рассказать.
Близнецы молча вытирались, и тогда он добавил с нажимом:
— Я специально попросил Андрея выйти. Но можно подождать, пока он вернётся. И поговорить при нём, если вас так больше устроит.
Поколебавшись какое-то время, Герман спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о наркотике-головоломке?
— Боже, Герман! Что вы натворили? – в сердцах воскликнул доктор. – Я же предупреждал!
Он замер, повернувшись к близнецам спиной. Прошло несколько мучительно долгих минут, на протяжении которых Герман прислушивался к звукам из коридора – не вернулся ли Грёз.
— Вы не скажете ему, - произнёс Герман, когда тревога достигла высшей точки. – Не скажете ведь?
— Конечно, мне не хотелось бы действовать за спиной у друга, - отозвался Свечин, - но я всё-таки доктор… Я помогу вам. Но вам придётся рассказать мне всё, что я посчитаю нужным. В том числе, про ваш опыт использования нейрокомпьютерного интерфейса. Да-да, Герман, не делай такое лицо. Я видел гнездо. Но Андрею – ни слова! Это в ваших же интересах. Если он выставит вас вон, то я уже ничем не смогу помочь.
На следующий день Свечин пришёл к близнецам, и они всё ему рассказали. Им ничего больше не оставалось.
Когда Андрей спросил у близнецов, не хотят ли они пожить одни, Герман думал, что речь об отдельной комнате. Но Грёз привёз их в квартиру-студию на другой стороне бухты, в городе.
Герман не заметил, чтобы кроме них в доме кто-нибудь жил. Только на первом этаже работали какие-то офисы. Как объяснил Андрей, здание имело наклон и сдвиг фундамента, и после того, как стало очевидно, что оно никогда не пройдёт приёмку, а так и будет стоять, пока не упадёт, Грёзу удалось купить здесь квартиру по символической цене. Электричество он протянул из одного из офисов, а вода поступала из накопительного бака в подвале.
Конечно, Герман догадывался, что Грёз недоговаривает, что не всё так просто, иначе все бы заселялись да жили. Но вникать не хотелось. Потому что посредине студии стоял эйфон – серебристый, сияющий, только замок на приставном столе перебит, и один из фи-блоков – вырван с мясом.
— Номера доставок и такси я вам сбросил, - сказал Андрей напоследок. – Звоните, если что понадобится. Или если закончатся деньги.
Денег хватало. Герман же достаточно наворовал, а обременять никого не хотелось. Но близнецы не звонили Андрею по другой причине. Тот и сам приезжал почти каждый день. Учил Германа водить машину по заброшенной взлётной полосе, под бледным осенним небом. Они много разговаривали – ни о чём и обо всём. Это напоминало самое начало их знакомства.
Но они никогда не говорили о том, что произошло со дня побега. Что думал об этом Андрей – неизвестно. А заглянуть ему в глаза всегда было непростой задачей.
Наконец, он повёз близнецов в гости. Имелся повод – Ян уезжал на подготовительные курсы в университет. Уезжал надолго, может быть, навсегда – в тот же город, из которого недавно вернулись близнецы.