— Я не отпущу, — твердо, не смотря на нее. Сжал кулак, уперся в дверной откос.

— Привяжешь? — хмыкнула.

— Если понадобится, — ответил совершенно серьезно.

Она не поверила.

А ранним утром Глеб поймал ее у входной двери.

— Что, привязывать будешь? — криво усмехнулась, скрестив на груди руки.

— Не надо, Алина. Не делай то, о чем будешь жалеть.

— Опоздал ты, Глеб. Моя точка невозврата уже пройдена. Так что извини, но мне нужно идти.

Застегнула молнию на куртке, накинула на голову капюшон и взялась за дверную ручку. Он не хотел. Не хотел говорить ей. Думал, выберет подходящее время, когда ночью, наконец, обо всем догадался. Сложил два и два и четыре, наконец получил. Но она не оставляла ему выбора.

— Я все знаю, Алина.

Она замерла, обернулась резко. Из-под капюшона выбилась черная прядка. Глеб подавил острое желание накрутить ее на палец. Ладонью уперся в стену, поймав ее темный, что грозовое небо, взгляд.

И неожиданно вспомнил, как учил её стрелять в тире конторы, где тогда ещё служил опером. Правда пистолету она все-таки предпочла ножи. В их метании она стала профи — Глеб ею гордился. Вспомнил и о том, как она частенько ездила с ним на места преступлений. Поначалу Глеба это злило, особенно после личной просьбы генерала Барцева, приёмного отца Алины. А потом он привык. Она была очень наблюдательной девочкой и могла стать отличным следователем. Но выбрала журфак. Потом уехала на стажировку за границу. Полгода они переписывались, после Глеба комиссовали. От него ушла жена. И он надолго потерял связь с Алиной. А потом она неожиданно пришла в гости. Она вытащила его из глубокой депрессии, помогла организовать собственное сыскное агентство. А когда однажды наткнулась на одно старое дело, по которому Глеб работал уже частно, — сильно изменилась. С Глебом разругалась и вновь надолго пропала из его жизни, чтобы свалиться как снег на голову вместе с ребёнком на руках. Она никогда ничего не рассказывала, не отвечала на его вопросы и бесконечно где-то пропадала. А Глеб занимался Матвеем. И не заметил, как за каких-то шесть месяцев привязался к мальчику, как к родному. Он даже предлагал Алине выйти за него замуж и усыновить Матвея. Но она восприняла его предложение по-своему и собрала вещи. Глеб не смог их отпустить. И сейчас не мог, потому что чувствовал — она не вернется.

Алина смотрела на него и ждала. А Глеб не торопился говорить, тянул время, которое пока играло в его пользу.

— Брось, Рощин, — качнула головой, улыбнулась, думая, что раскусила его, — я знаю, что ты задумал. Время тянешь. Думаешь, передумаю уходить? Ничерта ты не знаешь. Потому что нечего…

— О тебе, Айе и о Матвее, — перебил Глеб, наблюдая, как схлынули краски с ее красивого, несмотря на все еще воспаленную царапину, лица. — Он ведь не твой сын, да?

Она дернулась и вжалась в стену, словно ее ударили. А в темных глазах мелькнула злость, вспыхнула да там и осталась, съедая ее саму изнутри.

— Не твой, — вместо нее ответил Глеб. — Зачем ты его выкрала? Неужели не знаешь, что мать без своего ребенка — лишь тень?

— Тебе бы книги писать, Рощин, — прохрипела Алина, обхватив себя руками. — Думаешь, моя мать сильно обо мне страдала? Нет, Рощин, не страдала. Она меня бросила. Выбросила на помойку, как ненужную вещь. Зато с этой…играется. У…этой есть все. Все, что должно было принадлежать мне. И никогда не будет, Рощин. Но тебе этого не понять. Ты же вырос в счастливой семье.

— А ты? — боль скручивала в жгут, но он терпел, потому что если даст слабину — потеряет ее навсегда. — Барцевы любят тебя. Разве нет?

— Для Барцевых я всего лишь замена. Не потеряй они сына — не нужна была бы и я им.

— Чушь, — возразил устало. — Я знаю, как генерал вымаливал тебя, когда ты лежала в больнице с пневмонией и врачи не могли сбить температуру несколько дней. Ты просто сгорала. А Барцев…закоренелый атеист в церкви поселился…он три дня оттуда не выходил…молился. А ты говоришь: замена. Ты просто ищешь поводы, чтобы всех ненавидеть. Но ведь не все твари в этой жизни, Алина.

— На себя намекаешь? — язвить пыталась, но голос треснул.

— Подумай о Матвее, — покачал головой. — Думаешь, он тебе спасибо скажет, когда узнает правду? А ведь он узнает, Алина. Алекс землю рыть будет, но найдет вас. И сына найдет. Как думаешь, что он с тобой сделает?

— Алекс Туманов мертв, — прорычала. — Из-за этой твари мертв. А я еще жалела ее. Спасти хотела. А она отняла у меня единственно дорогого человека, спасшего мне жизнь.

— Да живой он, — теперь в голосе Глеба сквозила усталость. Боль делала свое дело: отнимала все силы, и стоять с каждой минутой становилось все труднее. Но Алине нельзя показывать слабость. Сбежит. А он догнать не сможет.

— Как? — в два шага оказалась рядом с ним, прожигая взглядом. А сама дрожала — Глеб даже сквозь одежду видел, как ее потряхивало, хоть она и старалась контролировать себя. — Я же видела…я…

— Что ты видела? Взрыв?

Покачала головой, растерянная.

— В больнице была вместе с Айей, когда ей сказали…

— Я не знаю, что говорили, но я знаю, что уже месяц по его просьбе ищу Матвея.

— Ты? — прищурилась, губу закусила.

— Я же сыщик, Алина, — дернул плечом и привалился к стене. Чертова нога. Как все не к месту сейчас. Не вовремя.

— Давно догадался? — шагнула еще ближе. Теперь Глеб чуял запах ее парфюма: едва уловимый, с горькой ноткой.

Нет, но это неважно. Хотя стоило догадаться раньше. А он лишь ночью понял, когда позвонил Тимур Крутов и дал новую подсказку: у сына Алекса разноцветные глаза. Примечательная генетическая мутация, но не единичная. Вот только Глеб Рощин не верил в совпадения. А когда Тимур поделился своими подозрениями об Алине Барцевой, Глеб вспомнил, что видел статью Алины о детской смертности и список роддомов, одним из которых был тот, где рожала Айя. А еще они были знакомы. И в день гибели Алекса, Алина приходила к Айе. Кроме того, Глеб выяснил о связи Алины с Павлом Дергачевым, бывшим парнем Айи, который в день родов был в клинике. Для этого пришлось залезть в телефон Алины, который она бросила в ванной. Его номер значился в контактах. Тогда Глебу пришлось тряхнуть стариной и взломать базу оператора связи. Все сошлось, когда он восстановил все удаленные смс-сообщения с телефона Алины.

До последнего не верил, что его Алька, которая однажды вытащила его из такого дерьма, что и черту не пожелаешь — сама по уши увязла в вонючей мести. Ее взгляд развеял все сомнения, как и ее слова.

— Это неважно, — выдохнул, осторожно перенес вес тела на здоровую ногу. — Важно, чтобы ты не наделала глупостей. Слышишь?

— Глупостей… — ухмылка исказила ее тонкие губы. — Убийство — тоже глупость, как считаешь?

Глеб даже не дернулся. Нечто такое он и предполагал, когда понял, о чем и кому Дергачев рассказал правду. И кровь на полотенце, ссадины на лице от ветки. И ее вчерашнее «ничего уже не исправить». Все он понял, не дурак.

— Верни Матвея Айе. Она — не твоя мать. Он ей нужен, понимаешь? К тому же… — чертова боль! Глеб сцепил зубы, растер сведенное судорогой бедро. Алина проследила его движение и на мгновение в ее взгляде блеснула жалость. Но тут же стерлась огнем не стихающей злости.

— Договаривай, Рощин, — хмыкнула. — А то время поджимает, знаешь ли.

— Матвей твой брат, — затылком уперся в стену, не сводя глаз с Алины, замершей в немом изумлении. — Твоя мать, Марина Нежина, родила тебя ещё девчонкой. Родила от Леонида Костромина, который долгие годы жил под именем Алексея Туманова.

— Откуда ты…

— Сорока на хвосте принесла, — огрызнулся. — Я же не пальцем деланный, Алька, — впервые за долгие годы назвал ее давним именем. Она вздрогнула, даже на шаг отступила, словно он ее толкнул со всей силы. Стеной уперлась в стену напротив Глеба.

— Не может быть, — прошептала, стянув с головы капюшон. Черные волосы рассыпались по плечам. А глаза потухли, блеснули слезами.

Неужели получилось? В комнате за спиной закряхтел Матвей. Глеб прислушался: тишина. Заглянул в комнату. Спит Матвей, раскинув ручки и ножки. Смешной. Улыбнулся и тут же ощутил Альку. Замерла рядом, неотрывно смотря на мальчугана. На лице — непроницаемая маска, а во взгляде…ничего. Пустота, от которой выворачивало наизнанку.