— Что взять с малахольного? — пожала плечами Полина, уплетая за обе щеки плов.

— Долго мурыжить своих мужиков собираешься? — не поднимая головы, поинтересовалась мать.

— Никого я не мурыжу, — насупилась Полька.

— А как это называется? Любишь только себя.

— Не только.

— Бе-бе-бе, — рассмеялась Зорина-старшая, высунув кончик языка. — Тогда не объяснишь, почему пока твой Стас где-то в астрале на паузе завис, это чудовище голосистое наши качели смазывает?

— А я тебя предупреждала! — вскинулась Полина. — От него теперь не избавиться. Разве только применить радикальные меры.

— А мне он нравится. Смешной.

— Смешной, — согласилась дочь и снова уткнулась в тарелку. Что ей делать с этим смешным — по-прежнему оставалось главным, неразрешаемым вопросом.

— И еще я за него болею, — добавила зачем-то Татьяна Витальевна. — Ты потому и злишься, что он твою жизнь, как одеяло в пододеяльнике, хорошенько встряхнул. Еще не поняла, что так лучше.

— Кому?

— Тебе. В конце концов, если бы тебе действительно было все равно — давно бы отвадила.

— Научишь? — Полина подперла голову рукой и воззрилась на мать.

— Мои методы тебе не подойдут, — неожиданно помрачнела Татьяна Витальевна. — Вряд ли ты готова поменять город обитания. Но если бы ты сама точно знала, что со Стасом, никакого Мироша в помине не было бы. А так… он тебе нравится.

— Вообще-то мне Стас кольцо подарил, — и Полька сунула матери под нос руку с блеснувшим камнем на безымянном пальце.

— У меня тоже было кольцо, Плюшка. И могло быть не одно. Вряд ли оно определяет счастье или несчастье человека.

— И я по-прежнему собираюсь за него замуж, — не унималась дочь.

— Собирайся, — улыбнулась Татьяна Витальевна, придвинула к себе чашку и посмотрела в глубокие льдистые глаза дочери. — А Иван, судя по качелям, не собирается тебя туда отпускать. Из-за тебя явился?

— Угу. На фестиваль пригласил.

Материн взгляд чуть заметно вспыхнул, но так же быстро погас, сделавшись лукавым.

— А ты? — спросила она в интонациях Фастовского — так, что ясно: ничего хорошего не ждёт.

— Не знаю пока, — Полина подхватилась со стула и сунулась с грязной тарелкой к мойке. — Думаю.

— На фестиваль — не замуж, — резонно заметила Татьяна Витальевна, наблюдая за ее метаниями, скорее нервными, чем по делу.

— Ну вот и пойду! — заявила Полька. — Там группы прикольные будут.

— Развлечешься, отвлечешься. Ты ж на этом Зэте ни разу не была. Иван тоже там выступает?

— Разве ж он денется куда? — вздохнула дочка и в сердцах сказала: — Банный лист!

— В жизни каждой женщины он должен быть хоть раз. Паж. Моему-то опыту ты можешь поверить.

Опыт Зориной-старшей и правда был довольно многообразен. По счастью, ни одного мужика из тех, что имели к ней отношение, Полине не довелось звать папой. С того дня, как мать оказалась одна с ребенком на руках, ее интерес к противоположному полу стал поистине потребительским. И любой кавалер, а тех, ввиду ее яркой внешности и веселого нрава, было немало, оценивался исключительно с точки зрения того, что они с дочкой могут от него получить. К своим тридцати девяти годам Татьяна Витальевна имела не так уж мало. У всего есть своя цена, и отмеренную ей она платила много лет, разучившись чувствовать задолго до того, как стала хозяйкой собственного пансионата. И никогда не заговаривала о прошлом, том, что было до рождения Полины. Только вот льдистый взгляд дочери иногда пугал ее. Такой похожий и одновременно совсем другой, чем собственный.

Не видя любви прежде, Полина выбирала Стаса. Правильного. Замечательного. Лучшего. Проблема была лишь в том, что сама Зорина-старшая все еще помнила, как когда-то умела любить.

— Во всяком случае, — скрывая некоторую растерянность от собственных же мыслей, проговорила мать, — я буду спокойна, что ты не одна и никто не обидит. Мало ли неадекватов.

— То есть ты уверена, что он — не обидит? — развеселилась Полька.

— Ванька? Скорее ты его.

— Вообще-то, ты должна быть на моей стороне.

Полина сунулась к матери с поцелуем. Та смешно подставила щеку, махнув рукой, и неловко рассмеялась.

— Сама определись, где твоя, потом разберемся.

— Исключительно там, где светло! — хохотнула дочка и выскочила из кухни.

Пока переодевалась и внимательно разглядывала себя в зеркало, она упрямо продолжала спорить. Теперь сама с собой. Выискивая аргументы в пользу того, что идет на фестиваль ради фестиваля и чтобы не сидеть дома. «В твоем возрасте надо гулять и развлекаться», — не единожды поучительно вещала тетя Галя. Вот она и идет развлекаться, а не ради «Меты» и уж тем более — не ради Мироша. Мама может придумывать, что ей угодно. А у Полины есть Стас. И совсем не дело Ивана, собирается она замуж за него или нет. Что бы там мама ни говорила!

Их всех послушать — они знают лучше нее самой, что ей нужно. Хоть бы кто-то поинтересовался ее мнением. В своих жизнях не разобрались, а в ее лезут.

Полька вздохнула. Критическим взглядом осмотрела себя и тряхнула головой, отчего волосы блестящим светом рассыпались по плечам. Подумала немного и собрала их в сложенный вдвое хвост, закрепив тонкой прядью.

Еще раз глянула в зеркало и, наконец, спустилась вниз. Матери в кухне уже не было. Полина черканула записку и спустя несколько минут бежала на остановку, заметив приближающуюся маршрутку. Топать пешком к черту на рога совершенно не хотелось.

У площадки, которую определили для концерта в день открытия, сквозь несколько входов уже проходили зрители. Оглядевшись, увидела свой — для тех, кто имел VIP-пропуск. Здесь очереди не наблюдалось, в отличие от других турникетов. Перед охраной стояла презабавная пара — солидный мужчина и не менее солидная женщина. Полька не сдержала улыбки, разглядывая их и пытаясь придумать, кто бы это могли быть и что заставило их посетить столь не подходящее их внешнему виду мероприятие. Потом и ее пропустили в ВИП-зону, где пока еще было малолюдно. И Полина, недолго думая, заняла достаточно удобную позицию у самой сцены.

А пока томилась в одиночестве, совершила самое удивительное открытие за последние несколько месяцев. Она ждет начала концерта, ждет выступления Мироша и ждет, чтобы он проводил ее домой. Совсем растерявшись, она завертела головой в поисках выхода из уже довольно плотной толпы, образовавшейся вокруг нее, но тут на сцене появился ведущий, и Полина смирилась. Оставалось ждать того, ради чего она сюда пришла — чтобы фестиваль объявили открытым.

И его объявили.

Лазурь горизонта сменилась кораллом ускользающего за край солнца, а потом и тот залиловел, приглушенный подступающей к морю ночью. И когда профессиональный шутник с музыкального канала, заигрывая со зрителями, нес положенную пургу, воздух стал плотно-серым. Но дальнейшее стоило ожидания. Стоило этих сумерек.

На вновь опустевшей темной сцене загрохотали трембиты, освещенные только тонкими лучами красного света. Они понесли свое звучание, подхваченное ветром, далеко-далеко, по всей косе. Вступали ударные. И со сцены пахнуло энергией. Все, что было после, сметало горячим потоком сомнения и страхи. Уносило прочь растерянность. Заставляло забыть о смирении.

Ведущий выкатывался редко и лишь тогда, когда надо было напомнить о спонсорах и сделать переход к следующей части открытия. Официоз сжали до минимума. Первым был певец из звездного эшелона в мире музыки, а потом по восходящей погнал народ попроще. Но для получения нужного драйва хватало и этого. Время потерялось где-то между песнями, и находить его необходимости не было. Все отмеривалось вскидыванием рук, образующих волну. Движениями в танце. Светом камер телефонов. И толкотней под сценой, которая, в сущности, роли не играла. Только слова из горла выкрикивались — слова тех песен, что она знала, и которые невозможно было не петь.

Ту, единственную песню она знала тоже.

И вспомнила, едва только зазвучало вступление, которое легко, словно бы внутри нее самой, рождало и заставляло произносить вслух: