Те две недели, когда Ника с ним не разговаривала, были похожи на ад. Он зарёкся когда-либо ещё поступать подобным образом и был почти счастлив, когда получил ответ на очередную колкую реплику, призванную расшевелить Веронику, вытащить из кокона отчуждения, привлечь внимание. И теперь каждая едкая фраза с её стороны была в радость. Пусть так, лишь бы не безразличие.
Шли годы, традиция прогулок втроём настолько укоренилась в сознании, что когда у Пашки стали появляться случайные пассии, он даже не считал нужным с ними уединяться, а просто приводил в их «тройку». Сегодня одну, через несколько дней другую, спустя пару недель третью. Официально Ника была просто другом, так что Паша, казалось, не видел ничего необычного в таких прогулках и даже намекал временным пассиям, что Ника, если что, с его другом.
Славик ничего не отрицал и пользовался моментом, чтобы поухаживать за зазнобой: то руку подавал, если нужно было перейти по шаткому мосту, то придерживал доску, когда пролезали через дыру в ограде. И каждый раз Вероника морщилась, потому что хотела ухаживаний от Пашки, а не от его «друга». И Слава злился, обижался и выливал на неё очередной ушат издёвок и насмешек, получал в ответ столько же «приятностей» и колкостей, но неизменно подавал руку или помогал, когда требовалось.
Так и жили в постоянной грызне и обсуждении беспорядочных связей Пахи. А в одиннадцатом классе Ника за зимние каникулы ощутимо похудела, сменила имидж… и произошло самое страшное: Паша увидел в ней не просто друга, но девушку. Ну нет, стать временной забавой любвеобильного безответственного подростка Славик ей позволить не мог. Он не допустит подобное сомнительное завершение многолетней влюблённости! Пашка же всё равно не оценит, растопчет, выбросит, наигравшись, снова переведёт в разряд «друзей», а она… она будет сломана и уже не станет прежней.
Пришлось в срочном порядке устроить Пахе серьёзный мужской разговор и даже опуститься до угроз. Но одним разговором в тот раз всё не ограничилось, потому что Паша не привык, когда ему указывали по части девушек (да и Слава никогда раньше не вмешивался в его личную жизнь).
— Паш, у тебя таких много, а у меня она одна. Одна, понимаешь? — говорил Слава, заглядывая Дронову в глаза. — Оставь её, как друга прошу.
— А если не оставлю, что делать будешь? — усмехнулся тот. — Мне Ника тоже нравится, по-серьёзному, не так, как другие. Я сейчас думаю, что раньше мне никто и не нравился вовсе, а теперь… Она такая… Да ты и сам знаешь!
— Я не отступлю, не для того ждал столько лет, — Славик был сама серьёзность.
— Тогда давай решим вопрос по-мужски. Кто продует, тот и отчаливает, — Паха был явно уверен в своих силах.
— Не передумаешь? — сощурился Славка.
— Не-а.
— Что ж, договорились. Если что, ты сам виноват, — Слава хотел снять очки и положить в карман, чтобы случайно не разбились, но потом передумал.
«Нельзя светить лицом, даже перед ним».
В итоге Дронов две недели сидел дома и залечивал синяки на лице и прочих местах, прикрывшись якобы подкосившей его заразной болезнью и не позволяя Нике приходить в гости, чтобы проведать. А когда снова пришёл в школу, то, кажется, рассудил, что мужская дружба важнее, а девушек вокруг и так полно, так что умерил свои поползновения и переключился на другой объект, а потом на ещё один, и ещё…
Разумеется, Вероника ничего не узнала и очень обиделась, что Пашка «не заметил» её преображения, на которое она очень надеялась. К несчастью, её постройневшая фигурка привлекла внимание ещё нескольких «хищников» как из их класса, так и из параллели, так что Славе пришлось проводить «беседы» и с ними, чтобы не лезли.
Он отлавливал их по одному, дабы не светиться перед остальными. Не все из них знали, что «главный ботан из одиннадцатого А» несмотря на внешнюю щуплость и умышленное освобождение от физры увлекается восточными единоборствами и капоэйрой, да ещё и силой не обделён. Ну, теперь понемногу узнавали, но молчали в тряпочку, чтобы добавки не получить и оставшиеся зубы не потерять.
И чем больше Славке приходилось выяснять отношения с другими парнями, тем сильнее он понимал, что как бы ни пытался этого отрицать, но прошедшие совместно годы не могли не оставить свой след и Пашка всё же успел стать ему другом, притом единственным. Они не раз подставляли друг другу плечо, и у них двоих был лишь один камень преткновения — это Вероника.
В отношении Ники они вели себя друг с другом честно. Один, как и договаривались, умерил свои поползновения, другой ни на чём не настаивал и пытался завоевать. А она всё не завоёвывалась и была верна детской влюблённости, осложняя положение обоих. После выпускного Славке пришлось уехать, но он через общих знакомых продолжал следить за её жизнью, а потом и вовсе нанял людей, которые поставляли нужные сведения. И когда Вероника серьёзно заболела и ей срочно нужно было поправить здоровье, именно он, а не добрый дядя-куратор, сделал так, чтобы ей вне очереди досталась путёвка в комфортный профилакторий.
В общем, Славик хоть и был далеко, но помогал, чем мог. Хотел бы делать больше, гораздо больше, но и сам достаточно долгое время находился в подвешенном состоянии и зарабатывал авторитет у отца, а когда более-менее стал на ноги, то и помощь стала серьёзнее. Ника до сих пор не знает, что полное обследование, выявившее всю тяжесть болезни, которое сделали её отцу бесплатно, на самом деле обошлось Славке в кругленькую сумму, и не должна узнать. Нельзя, чтобы стала чувствовать себя ещё более обязанной. Не это ему от неё нужно, совсем не это.
Наверное, многие парни рассмеялись бы ему в лицо, что он так зациклился на Веронике, ведь девушек вокруг пруд пруди, выбирай любую. Да только Славка был однолюбом. Может, именно поэтому Стас оказался таким ветреным, чтобы братья уравновешивали друг друга?
Славик любил Вероничку до одури, до биения пульса в висках. И годы сделали это чувство ещё крепче, оно вросло в сердце, пустило там корни, его уже никогда и никуда не вытравишь из груди, разве что вырвешь вместе с сердцем. Чем бы у них всё ни кончилось, но в его жизни ни для кого другого нет места и никогда не будет.
Слава притиснул Вероничку к себе и положил подбородок на её макушку. Его строптивая половинка пахла вином, цветочными духами и собой, тем самым только ей свойственным ароматом, который он так любил. Но сейчас к нему примешивался слабый запах парфюма Руслана, и за это Вершинина нужно стереть в порошок. Разорить их чёртову семейку, сбить спесь, поставить на колени, чтобы они поняли, что не выше других, что нельзя топтать тех, кто слабее, и подминать под себя…
Но отец не позволит. Ему нужен Вершинин-старший, а значит и младшего слишком опускать нельзя. Долгое время Славке удавалось поддерживать конспирацию и ничем не выдать, что он вовсе не брат. Хоть Марго и Руслан были со Стасом из одного круга, но имели лишь шапочное знакомство, поскольку вращались в разных компаниях.
Руслан предпочитал развлечения особого рода, поэтому и друзей себе выбирал «по интересам». Марго всё больше пропадала с подругами, а Стас любил гонять по ночным трассам в компании таких же холостых парней, а когда не гонял, то зависал в клубах или посещал светские тусовки, где цеплял временных подружек. Так что насколько Вершинины знали Стаса, настолько всё это время Слава и вёл себя как брат, однако сегодня Руслан мог что-то заподозрить, слишком жёстко Славка с ним обошёлся.
Хотя кто знает, как повёл бы себя в подобной ситуации Стас?! Он определённо не любит, когда посягают на что-то, принадлежащее ему, и готов разорвать каждого, кто только посмотрит на то, что ему приглянулось. Брат привык получать всё, что пожелает, так уж его воспитали. И если захочет себе Марго, то Вершининым это будет только на руку, а Руслану придётся засунуть свои подозрения куда подальше, чтобы не разрушить союз двух влиятельных семей.
Как ни странно, легче всего Славику удалось отмазаться от друзей Стаса. Сославшись на новую ответственную должность и женитьбу, он временно покончил с ночными гонками и случайными подругами, но обещал вернуться «в семью», как только праведная жизнь ему наскучит и отец ослабит контроль. Другими словами, до тех пор, пока Стас не придёт в себя и не продолжит вести тот образ жизни, к которому привык.
