Через полчаса мы стояли под палящим солнцем у закрытой двери здания. Мой рюкзак был пуст, как и душа, и ничего мне не оттягивал — крылья опали, так и не подняв меня от земли. Пабло ответил на звонок — таксист заблудился в здешних улочках с односторонним движением и просил дать ему лишние пять минут. Да хоть все двадцать четыре часа! Чем позже я предстану под очи Альберта, тем лучше. Я смотрела на припаркованный на другой стороне улицы мотоцикл Пабло и сгорала от желания перебежать дорогу и отлупить ему колеса намного больше, чем от летней жары.
Наконец я уселась в такси. Назад. Одарив перед этим Пабло таким взглядом, что тот предпочел кресло рядом с водителем. А я предпочитала смотреть в окно, разглядывать мелькающие дома, машины и мысли, застывшие в глазах моего отражения. Я старалась не думать о мрачном будущем, я вспоминала прошлый сентябрь, когда скакала через лужи под руку с Альбертом без всяких там крыльев. Сейчас если у меня и будет шанс опереться о его руку, то лишь по велению его большой души, когда он решит удержать меня в сознании, не дав свалиться к своим ногам без чувств.
О, как бы я хотела ничего сейчас не чувствовать: ни стыда, ни сожаления, ни боли, ни желания поднять с земли булыжник и швырнуть в Пабло. Лучше будет не смотреть под ноги и идти с гордо поднятой головой, иначе я отыщу самый увесистый камешек и размозжу этому проходимцу голову.
Минуты быстро сложились в час и в другой. Чтобы еще больше оставить меня в покое, Пабло всю дорогу разговаривал с таксистом на каталонском. Смесь французского с испанским спокойно свистела мимо моих ушей, как и дорожные указатели мимо бессмысленного взгляда. И из машины я вышла, тоже не дожидаясь протянутой руки — меня начинало тошнить от одной только мысли, что этот подлец до меня дотронется даже кончиком пальца. Даже с Димкой в кафе я не боялась так прощального поцелуя. Пабло, похоже, почувствовал мое отвращение или прочел в глазах немой вызов, потому просто махнул рукой — давай уж не отставай.
Я шла задрав голову, но не из-за оттянувших мне спину невидимых крылья и, ей- богу, не от распирающей меня гордости за звание мисс Вселенная в шортах из белой джинсы и майке в акварельных разводах с ярким попугаем в центре — самый что ни на есть нелепейший наряд из всех возможных, но я не собиралась носить эту майку, я взяла ее на обратный полет, в котором мне верно потребуется пилюля смеха, которую я смогу получить, взглянув на себя в зеркало. На Пабло мой наряд не произвел никакого впечатления — он перестал улыбаться, чем несказанно меня порадовал: вряд ли мне хватит выдержки выдержать его нахальный взгляд. Я не стала проверять себя на стойкость и просто смотрела вверх — на средневековый город Бесалу.
Каменные ворота с решеткой на арочном каменном мосту открывали вход в город, раскинувшийся на холме-полуострове между двух речушек с отвесными берегами, заросшими буйной растительностью, которые соперничали в высоте с городской стеной. А на ней, следом за чередой каталонских флагов, красовались желтые буквы слова «Республика» — сейчас я разделяла желание каталонцев отделиться, пусть Альберт дарует мне свободу от испанского проходимца, пусть тот даже в десятом поколении каталонец, который зачем-то потащил меня не на мост, а в информационный центр.
Только не надо записывать меня на экскурсию! Я не за сакральными знаниями сюда приехала — вернее, позволила себя привезти.
— Пабло, — я заставила себя прикоснуться к нему, взять за локоть и развернуть к себе. — Где Альберт?
Он вдруг поднял глаза к потолку, затем махнул в сторону окна.
— Думаю, ты предпочитаешь познавательную экскурсию шатанию по туристическим лавкам, а ничего другого я предложить тебе днем не смогу.
Он назвал клерку наши имена и бросил на стойку несколько монет.
— Пойдем за мороженым. Полчаса не так страшно…
Он протянул руку — размечтался: я сунула свои в карманы, порадовавшись их наличию в шортах. Шляпа на глазах, темные очки на носу, солнцезащитным кремом я намазала себя самостоятельно… Никакого больше вмешательства в мое личное пространство! Но на мосту, когда мне захотелось остановиться послушать испанскую гитару, Пабло больно схватил меня за локоть — я вырвалась, но все же пошла дальше, пусть и впереди него. Пабло отстал, но бросил мне в спину:
— Мы вернемся с мороженым сюда.
Узкие средневековые улочки, на которых невозможно раскинуть руки. Ступеньки за ступеньками, полетев с которых, легко разбиться в кровь. Цветы в кадках, за которые еще надо умудриться не зацепиться… Пабло знал город, как свои пять пальцев, и вел меня заячьими тропами, минуя шумную толпу, но все же у итальянской мороженицы пришлось столкнуться со всевозможными сувенирами: от сумок с эмблемами Каталонии до пробок для винных бутылок с акварельными видами моста. Я схватила стаканчик с манговым джелато и вцепилась зубами в торчащую из него вафельку, неожиданно вспомнив, что мы так и не позавтракали. Но надпись про французские блинчики мой глаз и мозг по обоюдному согласию решили проигнорировать.
Мы вернулись на мост, встали напротив музыканта и уткнулись каждый в свой стаканчик. Я никогда не думала, что пластиковые ложки могут так громко стучать по зубам. Парень играл великолепно, но сейчас я предпочла бы музыку Шопена. Увы, это было в прошлой жизни… Я чуть повернула голову в сторону Пабло и тут же наткнулась на его взгляд — мои глаза опущены в стаканчик и спрятаны в очках — на что смотреть? На измазанные мороженым губы? И я сжала их, чтобы ненароком не облизать.
Пабло, пойманный с поличным, шагнул через мост и бросил пару монет в шляпу музыканта. Теперь можно было бы слушать перезвон гитары с чистой совестью, но Пабло сказал, что мы опоздаем на экскурсию. А я с большим удовольствием отправила бы на нее его одного. Пять человек и мы, и с нами девушка с семью дырками в одном ухе: я не поленилась, посчитала, с пирсингом и обворожительной улыбкой, за которой скрывались извинения за плохой английский — она впервые взяла англоязычную группу. Пабло подмигнул ей с обещанием помочь. И помощь пригодилась тут же — от волнения несчастная забыла, как будет по-английски «камень». Зато я вспомнила о своем желании отыскать увесистую испанскую «пьедру», чтобы познакомить с головой Пабло, который, к счастью, шел рядом с нашим гидом, и я могла даже отстать, как крестьянин на переправе: чтобы не платить пошлину за мост, на рынок бедняки добирались на плотах. А я, кажется, ночью заплатила Пабло на годы вперед!
Девушка много еще чего говорила, но я не слушала, я думала про Альберта — полностью отдаваясь счастливым воспоминаниям, не желая думать, что принесет мне новая встреча. Я подняла глаза только около меноры, не совсем поняв, почему знакомство с городом началось именно с еврейского квартала — может, из-за близости к реке? Или потому что один из знаменитый бургомистров был евреем и вот его дом? Хотя причины и маршрут нашей экскурсии интересовали меня меньше всего. Я смотрела под ноги, чтобы не загреметь с очередных ступенек.
От синагоги ничего почти не осталось — мы стояли на огороженном решеткой бывшем школьном дворике. В городе каталонское население занималось обеспечением процессов жизнедеятельности: накормить, одеть, обуть, спать уложить, а евреи занимались в основном врачеванием, так что те и другие сожительствовали довольно мирно и счастливо. Ровно до прихода Чумы. Из евреев почти никто не умер, потому их горожане и обвинили в том, что евреи эту чуму на них и наслали: начались погромы и изгнания. А объяснение чуда было предельно простым: они же врачи. Своих больных евреи тут же изолировали от здоровых, а здоровых заставляли следить за гигиеной, в основном мыться, чего остальные горожане не делали.
— Миквэ, еврейская баня, осталась в первозданном виде, — девушка сняла с шеи связку с ключами. — Это будет конечный пункт нашей экскурсии.
— Что? — это я спросила у Пабло.
Тот улыбнулся:
— Сюда без экскурсии не попасть, а туры водят сейчас один раз в день из-за отсутствия англоязычного гида. Не хотел упускать такую возможность. Остальное, церкви, сами посмотрим, если время останется.
