Тратить снаряд на и так умирающую машину Алексей не стал. Палец смещается ниже, выпуклая поверхность пулеметной кнопки приятно холодит подушечку. Пулемет глухо бубнит короткой очередью, пули дырявят запасные топливные баки на дверцах десантного отделения. Корма вспыхивает, как копна пересушенного сена, языки огня плещутся на асфальт, вокруг машины растекается пылающее озеро. Черный дым поднимается к небу, скрывая от глаз, как из распахнутых люков на крыше пытается спастись экипаж, как от нестерпимого жара вспыхивают камуфляжные комбинезоны и горят зеленые пограничные фуражки ...
Шум двигателя и лязг гусениц сливаются в монотонный шум. Машина мягко покачивается на неровностях дороги, в салоне тепло, запах крови почти не ощущается. Изорванный осколками труп наводчика Алексей выкинул сразу после боя, кое-как затер пол от пятен крови и включил вытяжку. Очищенный фильтром воздух поступает в салон, создавая избыточное давление. Таким нехитрым образом во время атомной войны должны удаляться радиоактивная пыль и отравляющие вещества из машины. Простенька система фильтров и насосов (второй резервный) раньше так и называлась – противоатомная защита.
Дорога идет под уклон, мимо ползут крутые бока земляного вала. Даже сейчас, спустя несколько веков, вал внушает уважение. Подняться по склону почти невозможно, угол наклона приближается к девяноста градусам. А если сверху, со стены бросают камни, льют расплавленную смолу и прицельно пускают стрелы? Штурм превращается в коллективное самоубийство!
По крыше барабанит дождь, Алексей сдвигает люк, ветер швыряет дождевые капли в лицо. Дождь несильный, но встречный ветер превращает его в злобный ливень. Несколько капель забирается за воротник, объединяются в колхоз и ледяной ручеек шустро бежит по спине. Алексей морщится и плюхается обратно в кресло, крышка люка становится на место.
- Как себя чувствуешь, красна девица? – весело спрашивает он. Адреналин еще не ушел из крови, приподнятое настроение не покидает Алексея.
- Паршиво, - призналась Ксения. – Тут все пахнет кровью и какие-то темные кусочки валяются.
- Это ничего. Пусть подсохнет, потом вымету, - успокоил Алексей. – Зато машина какая!
Ксения вздохнула, в глазах появилось выражение снисходительности – мужчины, особенно военные, как дети - стрелялки, каталки и шумелки! Да что б побольшее и погромчее!
Дорогу впереди пересекают трамвайные рельсы, дальше поворот и спуск становится круче. Алексей притормаживает и на всякий случай прижимается к обочине. Появляются полуразрушенные дома прибрежной части города. За развалинами раскинулась река, на водной глади не видно ни одного судна или лодки.
- Осмотримся, - предложил Алексей.
Ксения с удовольствием выбирается из еще пахнущего кровью салона на броню, холодный воздух дождливого дня наполняет легкие влажной свежестью. Алексей устало опускается на башню, подставляет ладони под капли. Лицо покрыто разводами грязи, от одежды пахнет пороховым дымом, волосы торчат в разные стороны, как иглы озлобленного ежа.
- Не упади, - буркнул он, протирая лицо дождевой водой, - броня скользкая.
Ксения становится на цыпочки, потом забирается на башню, ее колени для устойчивости упираются Алексею в спину.
- Что нибудь видишь?
- Только развалины по обоим берегам, - с грустным вздохом ответила девушка. – Кстати, торговый центр не разрушен!
- То есть?
- Ну, разрушен, но не до конца. Торчит, как пирамида среди пустыни.
- Видно, взрывчатки не хватило, - пожал плечами Алексей. – Здание большое, на стальных опорах. Так просто не взорвать, надо закладывать заряды в определенных местах, а зомбяки подрывались где попало.
Дождь начинает слабеть. Алексей последний раз проводит по лицу влажными ладонями, кончики пальцев касаются торчащих в разные стороны волос – типа причесался!
- Ну что, насмотрелась? Поехали отсюда. Надо найти нору, отдохнуть, умыться-побриться... пожрать чего ни нить!
Ксения не ответила. Молча смотрит в одном направлении и Алексей почувствовал, как она напряглась.
- Что-то видишь? – спрашивает он изменившимся голосом.
- Люди на берегу. Вон там!
Алексей становится рядом, смотрит в указанном направлении. Береговые постройки уничтожены почти полностью, частично сохранились только здание красных казарм и больница речников. Именно возле больницы собралась внушительная толпа. Люди спокойны, не размахивают руками, нет бесцельного брожения. Толпа плотная, будто строй солдат перед парадом. Чуть слышно доносятся невнятные звуки, словно поют хором псалмы.
- Давай-ка поближе подъедем.
Двигатель урчит на малых оборотах, машина неторопливо движется по дороге вниз, сворачивает вправо. Засыпанная мусором проезжая часть ползет на холм, с которого отлично видно все, что происходит внизу. Алексей приникает к прицелу, мощная оптика показывает крупным планом человеческие фигуры. Заметны даже мелочи вроде поднятых воротников и грязных пятен на одежде. Видно, что люди стоят неподвижно, лица обращены вперед и вверх. Руки безвольно опущены, тела совершают медленные колебательные движения в ритм пения. Алексей приподнимает прицел. В перекрестье появляется небольшое возвышение – канцелярский стол или тумба, что-ли? – на котором человек маленького роста плавно машет ручками и явно что-то выкрикивает нараспев.
- Ксюш, глянь в прицел. Вроде твой знакомый, - с нехорошей улыбкой произносит Алексей.
Ксения несколько мгновений всматривается, пальцы сжимаются в кулаки.
- Это он, - не отрываясь от прицела, говорит она. – Тот шибздик из цирка.
- Как его, Замятинский?
- Да, Алексей Палыч.
- Интересно, что на это раз замыслил тезка?
