— Конечно, теперь, когда вы решили бросить мою дочь, мы возвращаемся к плану изначальному! — Данеон пожал плечами. — Уж не обессудьте. Признаться, я даже рад, что выйдет именно так, хотя не питаю к вам ни малейшей злобы. Но мне было бы еще больнее принести в жертву вашего брата. Он так напомнил мне вашу мать…

— Моего брата?! — Филип уже не знал, кто здесь сошел с ума. Может — он сам, а все это — причудливый кошмар его воспаленного разума.

Как же затекли руки…

— Ну да. Когда моя дочка увлеклась вами, пришлось искать другой источник священной крови. Лорд Бэзил приходил сюда по моему приглашению — вы его даже едва не узнали! — Данеон слегка усмехнулся. — Как странно — черты моей дорогой супруги мне все сложнее припомнить, а вот лицо леди Филиппы врезалось в память так, будто его выжгло там огнем!.. Когда я увидел вашего брата, то даже остолбенел от сходства. Я собирался назначить лорду Бэзилу встречу на сегодня, но когда узнал, что вы расстались с моей дочерью, необходимость в этом отпала. Ваше непостоянство в любви, несомненно, обидное для меня и моей Эллис, спасет вашего брата — разве это не утешительно осознавать?

— Филип не легкомысленный, — вступилась за него Эллис, коснувшись его плеча оберегающим жестом. — У него слишком много обязательств в этом мире, он не волен распоряжаться собой.

Защитница!.. Если б Дениза узнала, что вы задумали, она расправилась бы с тобой шпилькой от шляпы!

— Его связывают узы брака, и он не может противиться воле отца. Но, — Она нагнулась, и лицо, каждую черточку которого Филип изучил так хорошо, оказалось совсем рядом. — Когда я вкушу твою плоть, между нами установится вечная связь, истинный союз тела и духа. И там, где ты окажешься, в мире, где все просто и ясно, ничто не помешает нам быть вместе.

Этих обветренных губ касалась человечина, на эту нежную улыбку смотрели глаза Тристана, пока их не затянул смертный туман…

— Безумцы, неужто вы воображаете, что вам это сойдет с рук?! Я не уличный музыкант, после моего исчезновения поднимется настоящая буря! И потом, я сказал жене, что поехал к вам!

— Почему-то мне кажется, что вы лжете, мой лорд, — возразил Данеон. — Я вас не осуждаю — жить хочется каждому. Вы ведь всегда соблюдали меры предосторожности, приезжая сюда. Полагаю, для своего семейства вы и на этот раз придумали легенду, а телохранителей оставили где-то в таверне. Но если даже начнутся расспросы, мы скажем, что вы пробыли здесь недолго, а потом уехали. В дороге всякое может случиться, вы знаете сами… А от вашего коня мы избавимся.

То, что они собираются убить его Красотку, взбесило Филипа не на шутку.

— Впрочем, я надеюсь, что после этой, последней, жертвы, — продолжал Познающий, — долго лгать и притворяться не придется. Темные божества снова будут к нам благосклонны, как сказано в книге, а мы станем их любимыми слугами. И никому из нас не надо будет бояться и прятаться, больше никогда.

— Что еще за книга? — спросил Филип, которому, как никогда в жизни, было плевать на все книги мира. Пусть говорит, говорит как можно дольше…

Познающий, кажется, обрадовался вопросу, сделал знак рукой — сейчас, мол. Отошел, а когда вернулся, с благоговением прижимал к груди толстый фолиант, нежно поглаживая темную тисненую кожу переплета. — Вот оно, мое сокровище. Книга из дворцовой библиотеки, самый полный сборник сохранившихся записей великого Миррдина Тифарского, Ведающего, непревзойденного мастера Темного Искусства. Кладезь мудрости и тайного знания. Награда за долгую верную службу, которую, признаюсь, я вручил себе сам.

— То есть, попросту украли, — заключил Филип.

— Я более чем заслужил ее, после того, как ваш папочка выгнал меня пинком под зад, это после многих лет безупречного служения! — Маска рассеянного ученого соскользнула, из-под нее полыхнуло злобой. — Сослал в провинцию, считать комаров, без всякой моей вины!..

А у Данеона, оказывается, свои счеты с семейством Картмор. Это многое объясняло.

— …Миррдин был среди первых, кто открыл врата, и он записал, как. Тогда я рассуждал, что лучше его трудам оказаться в руках человека науки, чем без толку покрываться пылью на полках. Смешно теперь вспомнить, ведь…

— Отец, — оборвала его Эллис с болезненным вздохом, — неужели это так важно сейчас? — Все это время она стояла, понурив голову, и мучительное колебание, искажавшее ее черты, вселяло в Филипа смутные надежды.

— Да, ты права, душа моя, — согласился Данеон. — Прошлое есть прошлое, пора двигаться дальше.

Неужели уже все? Нет, не может быть! Пульс зачастил, горло сдавили липкие пальцы страха. Филип крутил головой, следя за мельчайшим движением их обоих, настороженный — и совершенно беспомощный. Когда Эллис сделала резкий жест, он судорожно втянул воздух.

— Все произойдет быстро, мой лорд, — Данеон ободряюще кивнул, снова обретя благодушие. — Вы едва успеете почувствовать боль.

— Одно мгновение невыносимой боли должно казаться вечностью, — процедил Филип, с удовлетворением заметив, что Эллис вздрогнула, как от удара.

Отлично! Мучайся, сука. Сейчас он ненавидел ее всей душой. Еще одно предательство! Уж на сей-то раз он его не заслужил. Людей, которые были ему дороже всего на свете, он третировал, как избалованный мальчишка, а с этой сдувал пылинки, играя в доброту и великодушие.

Эллис смотрела на него с мольбой. — Любимый, прошу, не надо бояться. Это как вскрыть нарыв: укол, а потом — исцеление.

— А ты будешь спокойно стоять и наблюдать, как меня убивают? Или сделаешь это сама — теми же руками, которыми ласкала? Это, хотя бы, не будет трусостью. А дальше что?! — Он дернулся вперед, в порыве бессильной злобы. Путы еще глубже вонзились в запястья, обжигая, но сейчас ему было плевать. — Вечность в компании предательницы и лгуньи? А я, моя душа не получит право голоса? Не может выбирать?

— Не смотри на меня так… — Эллис вскинула руку, словно защищаясь, а он хлестал ее словами, за неимением лучшего.

— Вот что я тебе скажу: можешь сожрать меня хоть с костями, мерзкая людоедка, но это не сделает тебя моей женой. У меня есть супруга, женщина, которую я люблю. Это к ней я буду приходить во снах, а не к тебе, предательница! — Осторожность сгорела в пламени гнева. — Она хотя бы доказала свою любовь, рисковала ради меня жизнью, а ты? Ты использовала меня, а потом скушаешь, это твоя любовь?

— Перестань, — прошептала она одними губами, сделала шаг назад. Нож дрожал в руке…

— Если я приду к тебе, то только чтобы проклясть. За предательство, за обман, за жизнь, которую ты у меня украла. И даже мильон серебряных монет меня не утешит — засунь их себе в зад, вместе со своей лживой любовью!

— Дочка, пора кончать, — осторожно заметил Данеон. Он все еще прижимал к груди книгу.

— Нет, подожди, — откликнулась Эллис, и голос ее звенел слезами. — Ты же видишь, он еще не готов. — Она снова повернулась к нему. — Там, откуда ясно видно все, ты поймешь, как я тебя любила.

Филип медленно покачал головой. — Нет, Эллис, боюсь, никогда я уже не поверю в твою любовь, ни на этом свете, ни на том, и это ранит больнее всего, — Его еще сотрясал приступ злости, но где-то глубоко, там, где пряталась частица его, всегда остававшаяся ледяной, зарождалось подобие плана. — Никому нельзя верить, пока они не умерли ради тебя — вот мой горький урок. Все предавали меня в конце, изменяли, уходили… И ты, Эллис, даже ты…

— Неправда, — повторяла она. — Неправда!

Боль, стиснувшая виски, свелась к единой огненной точке, пульсировавшей в основании черепа. — Ты выбрала обманывать, когда могла сказать правду, убить, когда могла спасти!.. Что может быть хуже такой измены?.. Любовь — это жертва, а где твоя жертва? Есть только один путь, чтобы мы были вместе, и ты это знаешь, Эллис. Правильный путь.

Он был связан, прикован к месту. Все его силы сосредоточились сейчас во взгляде, вся воля, весь страх.

— Дочка, отдай мне ножик, — взывал Данеон. — Я все сделаю сам. Только положу книгу…