Шалия? Так что, были в роду пустынники?
Хотя, какая разница. Хоть кикиморы!
Я последовала его примеру, отворачиваясь тоскливо думая, как мне осточертел этот лес, и как я хочу обратно в город, к цивилизации и спокойствию.
***
…-Как же мне осточертел этот город… Как же я хочу куда-нибудь в лес, к тишине и спокойствию!
— Поближе к комарам, клещам и диким змеям? — Иронично вопрошает молодой человек, расположившийся за соседним столом, боком к окну. В отличие от меня, сгорбившейся над бумагами, он откинулся назад и закинул ноги на стол. Видите ли он до того устал, что не может разбирать корявки молодых дежурных стражей. А я можно подумать, после слежки длиной в сутки, не устала!
— К нечисти. — Мрачно поясняю я. — К привычной, понятной, и считай уже родной нечисти, по которой сразу видно, что она — это она, и бить нужно именно ее. А вместо этого сиди здесь, прирастай к стулу, разбирайся в этом клубке и думай, выясняй, кто плохой, кто хороший, а кто ни то и ни это, просто мимо проходил!
Я подпираю кулаком подбородок и тоскливо гляжу в окно, за которым бурлит разношерстная толпа: окна управления городской стражи выходили прямо на центральную городскую площадь.
— Тем более, уже давно не тальник. — Добавляю я задумчиво. — Можно с комфортом ночевать прямо в лесу, а не рыскать в поисках избушек лесников. Кстати, а какое сегодня хотя бы число!?
— Сейчас первый день зарника.
— Вот, я даже счет времени потеряла! — С тоскливым стоном утыкаюсь головой в стопку отчетов.
— Так ты девятый ранг никогда не получишь. — Укоряет меня Виктор. — Простой путь, как правило, неверный. Обычную нежить бить проще. Ее и ученики легко гоняют. А самый интерес как раз в сложности. Того же зубаря найти проще простого, а ты попробуй разыщи в городе замаскированную шайку вурдалаков, или как у нас, демонопоклонников!
— Вот и искал бы, а не втягивал в это кодло простодушную меня! — Бурчу я, перелистывая страницу, исписанную убористым почерком. Экономят они эту бумагу, что ли…
— А вы, женщины, более усидчивы. — Спокойно парирует охотник. — И внимательны к мелким деталям. Это известный факт. И если бы не ты, я бы не додумался, что в ритуале был использован порошок из корня ирмета. С обонянием у вас тоже получше.
— Не расхваливай, не куплюсь! — Огрызаюсь я вяло, но лесть все равно сработала. Становится как-то даже приятнее работать. Вот ведь зараза, как он хорошо меня знает!
— Но знание того, что один из них настоящий колдун, пока ничего не дало. — Он морщится, потирая виски. — Второй уровень как минимум у одного, но я думаю, что их двое. Следы настоящей, а не заемной силы, слишком отчетливо чувствуются. И к сожалению, они в курсе, что я здесь. А тебя вот, в лицо еще не знают.
— Как ты говорил, легкий путь чаще всего неверный? Колдовали бы себе, наращивали резерв естественным путем, и лет через шесть дотянули бы по уровню силы до третьего ранга. Но нет, сила им нужна именно здесь и сейчас. И ничего умнее эти энтузиасты не придумали, чем призвать хаос.
В дверях появляется молодой стражник:
— Госпожа Хельдин, а вы еще не убирали мой отчет? Я тут вспомнил, там бы дописать кое-чего…
Я, не отводя взгляда от изучаемого рапорта, протягиваю руку к краю стола, беру скомканный шарик дешевой бумаги. Подтягиваю его к себе и начинаю медленно разворачивать. Он до последнего не понимает, что это и есть тот самый отчет, который он писал весь вчерашний вечер.
— А… а чего вы сделали?
— Там нужно не «кой-чего дописать», а переписать его весь. Место происшествия — подворотня, на которую выходят окна двух домов на несколько семей, и у тебя только один свидетель!?
— Так спали же все, госпожа Хельдин!
— Спали поголовно, беспробудно, включая бдительных старушенций, которые круглую ночь, аки псы, бдят у окна едва ли не с подзорными трубами?
— Да что нам, этих сплетниц опрашивать!? Они ж навертят с три короба, такого наплетут про весь дом, что волосы дыбом встанут!
— Ваше дело — Сурово отзывается Виктор из угла — Выслушивать всех, кто хоть краем глаза мог видеть подозреваемых. И пусть они хоть всю улицу выставят упыриным кодлом, вы должны найти самого подозрительного упыря. Или вы старушке принципиально не поверите, даже если она увидит, как ее сосед тащит окровавленный труп по коридору?
— Ну, труп-то это другое…
В разговор включается второй страж, начав еще в коридоре:
— Мы лучше знаем эту работу, знаем местных, кому можно верить, а кому нет, и методы у нас уже налажены свои!
Я поднимаю голову.
— Тогда как получается, что мы вынуждены говорить вам, что делать?
Возмущенное лицо старшего стража явно говорит о том, что вместо моих слов он услышал что-то вроде: «Заткнитесь и слушайте нас, заезжих молодых выскочек, потому что мы умнее!» Но почему-то молчит. Наверное, подавился. Зато воодушевляется первый, почуяв за спиной поддержку.
— В отличие от ордена, у нас почти тридцать дел, из них восемь — убийства с грабежами. И нужно раскрыть все, а не только то, которое вам показалось интересным! А у нас и без того людей мало… и времени… — Добавляет он уже тише, поняв, что мы можем интерпретировать его слова как попытку обвинить орден в злоупотреблении полномочиями. Если захотим.
— Ладно! — Я вскидываю ладони. — Я ни разу не говорила, что вы должны забросить все свои дела и носиться с нами, помогая с расследованием и заваривая чай. Но и добросовестного отношения к этому делу тоже терять не надо. Как сказал ваш товарищ, вы здесь работаете долго, в курсе местных реалий, и без вас нам придется гораздо сложнее. Поэтому мы ждем качественной помощи — окажите ее нам. Не зря же вас рекомендовало начальство.
Осторожная лесть, даже не лесть, а похвала, иногда творит чудеса. Оба стража слегка расправляют плечи.
— И поэтому, чтобы не загружать вас, я схожу на опрос свидетеля сама. — Встаю из-за стола и с плохо скрываемым наслаждением разминаю шею. — Разогнать кровь точно не помешает, а то я скоро к этому стулу прирасту. А вы пока обновите отчет. Надеюсь, выяснится что-нибудь новое.
«И ты оставишь меня с этими бумажками одного!? А могла бы позвать с собой, хотя бы для моральной поддержки, предательница!!» — Так и читается на лице Виктора. Но охотник решает не терять достоинства, выпрыгивая в окно, чтобы добраться до свидетеля раньше меня. Он опускает ноги со стола и подтягивает к себе стопу нечитанных отчетов.
Драгоценный свидетель же, пойманный мной у порога таверны, где он снимал жилье, мнется и тянет с ответами, словно за несколько часов потерял желание сотрудничать.
Ну, понятно. Говорить на улице о том, что ты ночевал у чужой жены, и во время перекура на балконе увидел, что под ее окнами зарезали человека — наверное, неудобно. Так что я позволяю ему войти внутрь, и провожу до самой комнаты, чтобы поговорить в простой обстановке. Но на пороге он опять краснеет и просит дать ему минутку, чтобы быстро убрать кое-что, потому что вещей у него там много, а в таком беспорядке говорить с девушкой как-то… неудобно.
Пропустив краснеющего юношу внутрь, я в ожидании прислоняюсь к стене у двери и задумчиво смотрю на свои ногти. Потом вздыхаю, оттягивая вырез рубашки. Чертова жара. А ведь казалось бы, недавно пронесся сезон дождей, вместе с которыми должен прийти холод. Хотя бы прохлада, нет? Но солнце припекает так, что сейчас, стоя в коридоре, я могу слышать, как на крыше потрескивает черепица. Не спасает ни расстегнутый ворот, ни убранные на затылке волосы. И обмахнуться нечем…
С легким скрипом открывается соседняя дверь. В коридор выходит другой человек. Я отмечаю про себя, что видела его внизу, входящим внутрь, когда задержала на пороге свидетеля. Чем-то он мне глянулся.
Увидев меня, он останавливается и с интересом склоняет голову.
— К Оливеру, что ли?
— К нему — киваю я. Да, тот взгляд мельком меня не подвел. Симпатичный парень, глазастый такой, с живым лицом. Такие как раз вызывают меньше всего подозрений. А может, я вообще на нашего колдуна-убийцу смотрю!?