— О, и почему я сразу не догадалась? — улыбаюсь, слезая с мотоцикла на парковке рядом с «Бразерсом».

Делаю шаг в сторону входа, но Брэйн вдруг хватает меня за руку и останавливает. В глаза заглядывает, пальцами волосы с лица убирает, а у самого такой внимательный взгляд, в котором настоящая буря бушует. Никогда его таким взволнованным не видела.

— Обещаешь, что не будешь злиться? И паниковать не станешь.

— О чём ты?

— Помнишь наш разговор о детях, о свадьбе… помнишь?

Ой, что-то мне не хорошо. С того странного дня, когда так много изменилось в нашей жизни мы больше ни разу не касались темы совместного будущего, официальных статусов, планов. Просто жили, наслаждаясь каждым моментом, словно любой из них может стать последним. Об одном только знала, в этом была уверена: я люблю Пашу, так отчаянно и невыносимо, что поставь хоть сто тысяч печатей во все документы мира, всё равно мало будет.

— Помню, конечно… Но я тогда немного не в себе была. Если не хочешь, то не надо, я же понимаю, что пока что рано очень. Не бери в голову…

Слова вылетают автоматной очередью, и даже при всём желании не могу остановиться. Просто мелю какую-то чушь, но вдруг Брэйн поднимает меня в воздух, и ничего не остаётся, как обхватить покрепче его талию ногами. Какая-то проходящая мимо благообразная пенсионерка возмущённо фыркает, бросает на нас полный негодования взгляд и споро удаляется, бурча себе под нос, что спасу нынче нет от вседозволенности молодого поколения. А я запрокидываю голову и смеюсь, потому что тревога вдруг куда-то испарилась, а мне просто так хорошо, что счастье внутри не вмещается, на части разрывает.

— Посмотри на меня, — просит, а я ловлю на себе восхищённый взгляд ореховых глаз в ореоле густых тёмных ресниц. Всё-таки он очень красивый, хоть скажи кому об этом не поверят ведь, но наплевать, для меня Брэйн самый красивый мужчина во всём мире. — Ты так и не пообещала не злиться.

— Обещаю, — киваю, а он улыбается мне и оставляет горячий поцелуй на виске. — Если, конечно, не собираешься меня вот сейчас прямо бросить. Потому что в таком случае я тебе могу и глаз выбить. Мало ли, что мне в голову прийти может.

— Дурочка. — Снова целует, на этот раз в губы и спускает на землю. — В общем, дыши спокойно, не нервничай и на любой вопрос отвечай «да», хорошо? Это обязательное условие.

— А если меня попросят почку продать? Тоже соглашаться? Или там, допустим, в любовницы к кому-нибудь пойти. А?

— Если тебе кто-то сегодня что-то из этого предложит, сразу зови меня и катафалк заодно подгони, будем избавляться от трупа.

— Дурак. — Хлопаю Брэйна по плечу, потом ныряю ему под руку и направляемся к входной двери бара.

На удивление, несмотря на дневное время, парковка забита мотоциклами. Какие-то узнаю, некоторые вижу впервые. Снова оживает подозрение и копошится на задворках сознания, но отгоняю его прочь, потому что не хочу волноваться из-за всякой ерунды. Возле входа нас встречает высокий широкоплечий парень в кожаных брюках и чёрной футболке. Длинные светлые волосы собраны в хвост, виски выбриты, а над левым ухом вытатуирован плюющийся пламенем дракон.

— Мы вам рады, — улыбается охранник и делает приглашающий жест рукой. — Всё готово.

Брэйн кивает, а у меня всё плывёт перед глазами. Не понимаю, что происходит, но волнуюсь как робкая гимназистка. Если это то, о чём я думаю, то я убью Пашу, собственными руками задушу. Зачем мне такой стресс?

— Паша, что происходит? — Замираю возле двери и сжимаю кулаки, потому что ладони вспотели и дрожат. — Что ты задумал? Говори сейчас! Если не скажешь, никуда не пойду.

Оказывается, я ненавижу сюрпризы, а от этого так вообще готова бежать, вопя от ужаса.

— Повторяю: сюрприз, — растягивает губы в улыбке и мягко подталкивает меня в открывшуюся дверь.

Когда попадаем внутрь, шум голосов, радостные возгласы, громкие звуки музыки оглушают. Приглушённый свет не даёт сфокусировать взгляд хоть на чём-то, и приходится несколько раз моргнуть, чтобы понять, что вообще происходит. Но когда понимаю, что главный зал «Бразерса» забит посетителями под завязку так, что не протолкнуться, становится совсем не хорошо. Очень плохо мне становится, надо признаться в этом хоть самой себе. Тут все, включая моих родителей. Родителей! В «Бразерсе»! И бабушка, и близнецы…

— Пришли! — кричит Арчи, сжимающий в руках белые ленты и цветочные гирлянды. Охапка этого добра такая огромная, что он больше смахивает на ярмарочный столб.

— Дорогу молодым!

— Ура!

— Приготовились!

Голоса доносятся со всех сторон, а я молчу и лишь улыбаюсь, глядя, как Ася — нарядная, с горящими восторгом глазами — спрыгивает со сцены и бежит в мою сторону. Светлые волосы распущены и красивыми волнами спадают ниже пятой точки. Когда обнимает меня и визжит что-то на ухо, смешно подпрыгивая, меня обволакивает аромат нарциссов и лилий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я так счастлива за тебя, так счастлива, — всхлипывает и смотрит на меня, обалдевшая от счастья.

— Паша… Это то, о чём я думаю? — обвожу украшенное цветами и белыми лентами помещение, из-за всей этой мишуры почти неузнаваемое.

— Именно, — кивает настолько спокойно, точно в этом нет ничего особеного.

— То есть мы сейчас жениться будем, да?

Фух, я сказала это и меня даже молния в лоб не припечатала. Я так огорошена этим всем, что даже не волнуюсь о том, что на мне надето. Подумаешь, белая майка и короткие шорты. Чем не свадебный наряд?

— Да. — улыбается и очерчивает длинным пальцем линию моих скул. — Я, наверное, давно должен был это сделать, но вот как-то так. Прости, у меня всё не как у людей, иначе скучно.

Вокруг всё затихает, а Паша отходит от меня и почти бегом направляется к сцене. Свет во всём зале гаснет, остаётся лишь желтоватый круг, в центре которого стоит Брэйн. Смотрю на него и не могу пошевелиться, настолько всё, что происходит сейчас не укладывается в голове, а тем временем мой — жених? будущий муж? — берёт в руки микрофон, несколько раз дует в него, проверяя звук, потом улыбается и начинает:

— Когда я был совсем маленьким, у моей мамы на книжной полке стояла дивная шкатулка. Трогать её не разрешали, но каждый раз, оставаясь один, открывал крышку и любовался бесконечным танцем крошечной балерины. И каждый раз казалось, что ничего красивее увидеть не получится. Потом не стало мамы, а шкатулка куда-то пропала, и те воспоминания казались лишь сладким призрачным сном, блажью маленького мальчика, страстно любящего рисовать.

Но когда я увидел тебя, Поля, меня будто кто-то взял за шкирку и кинул в ледяную реку памяти. Потому что ты — моя ожившая фантазия, сладкий сон и моя любовь. Все картины, что были и будут, вся моя жизнь — только ради тебя.

А теперь, Полина Юрьевна Обуховская, у меня к вам вопрос. Только помните, дорогая моя Поля, что обещали отвечать лишь «да», потому что никакие другие ответы сегодня не принимаются, таковы условия. Итак, согласны ли вы стать моей женой? Разделить со мной каждый день, что отмерян, родить кучу детей и поддерживать во всём?

Его слова разносятся окрест, вливаются в мою кровь, а внутри сворачивается тугой узел, комом подступивший к горлу.

— Согласна… — вырывается, и я медленно иду к сцене, на которой всё ещё стоит Брэйн с микрофоном в руках.

— Я не слышу, — улыбается, и достаёт что-то из кармана. — Поднимайся сюда.

Чьи-то руки помогают взобраться на сцену, минуя боковую лесенку, и через несколько мгновений оказываюсь рядом с тем, кого так неожиданно встретила и так отчаянно полюбила.

— Я согласна, — повторяю, а Брэйн берёт меня за руку и целует каждый палец.

— Уверена? — Взгляд обжигает, а мне так хочется поцеловать Пашу.

— Да.

— Но ты же понимаешь, что это навсегда? И это без шуток.

— Главное, чтобы мы оба это понимали, — смеюсь, а Брэйн цокает языком и головой покачивает.