— А как отреагировал на весь этот фарс дядя Жора? Ведь в какой-то момент вам всё-таки пришлось встретиться лицом к лицу. Неужели он ни о чем не догадался?
— Не буду обманывать, я ждала этой встречи. Ждала дня, когда снова загляну в его глаза. Ведь несмотря ни на что, я никак не могла выкинуть его из головы и продолжала любить. Внутри теплилась надежда, что когда он приедет и снова увидит меня, то может быть, осознает, какую ошибку совершил. Может быть, мы сможем начать все заново…
— Что? — вскипела я. — То есть, если бы дядя Жора снова дал тебе зелёный свет, ты бы вот так запросто бросила отца?
— Да. Тогда я бы так поступила, — нисколько не смущаясь своих откровений, она смотрела мне прямо в глаза. — Жора прилетел утренним рейсом в день нашей с Серёжей свадьбы, тогда он ещё не знал, кто именно избранница его брата. Когда он вошёл в заводскую столовую, где проходило торжество, то буквально застыл на месте. Он просто не мог поверить своим глазам. Но далее он сделал то, что поставило окончательную точку и разрушило все мои призрачные надежды на наше с ним воссоединение. Подойдя, Жора протянул руку и представился, как будто видит меня впервые. Не знаю, может, он щадил чувства брата, может, таким образом хотел избавить себя от лишних расспросов и ушёл от необходимости лгать. В общем, нам удалось скрыть от всех, что когда-то мы были знакомы. Мы оба решили, что так будет лучше.
— Ты так и не сказала ему, что ждёшь от него ребенка?
— Нет. Но я думаю, что он подозревал это. Жора никогда не был дураком.
— Не то, что отец… — горько усмехнулась я.
— Если ты считаешь, что я хорошо устроилась и нисколько не мучилась угрызениями совести — то ты ошибаешься! Несколько раз я порывалась рассказать всё Серёже и уйти, но мне было некуда: без жилья, образования, опыта работы, ещё и с маленьким ребенком на руках. К тому же очень скоро я забеременела снова. В конце концов я оставила эту затею с побегом и попыталась принять положение вещей как данность. Попыталась строить свою жизнь без Жоры…
— Безответная любовь, вынужденный брак, нелюбимый мужчина и незапланированная дочь, которая разрушила твою жизнь… Теперь я хотя бы понимаю, за что ты меня так ненавидишь…
— Я тебя не ненавижу, не смей так говорить! — перебила мать, впервые за весь вечер повысив голос. — Да, когда-то я по глупости винила тебя в своих бедах. Я думала, что если бы тогда не послушала подруг и сделала аборт, то жизнь могла бы сложиться иначе. Этот поступок не вернул бы мне Жору, но, возможно, я встретила бы другого мужчину, которого полюбила. И мне не пришлось бы каждый день ложиться в одну постель с человеком, к которому у меня не было никаких чувств, кроме благодарности…
— Вот пожалуйста, только избавь меня от подробностей! — вспылила я. — Лучше бы ты действительно сделала аборт, тогда бы мне не пришлось одну половину жизни чувствовать себя изгоем, а другую — зализывать раны.
— Я люблю тебя и всегда любила! Именно поэтому была с тобой так строга, неужели сейчас, будучи уже взрослой женщиной, ты этого не понимаешь? Я хотела для тебя лучшей жизни, хотела, чтобы ты не совершила тех же ошибок, что я в молодости. Когда я узнала, что ты ждёшь ребёнка, то будто вернулась на шестнадцать лет назад. Я вспомнила себя! С твоим появлением мне пришлось распрощаться с мечтой о высшем образовании, со своими друзьями, с планами на будущее. Я только сидела дома бок о бок со свекровью и стирала пелёнки. Я не хотела для тебя такой же судьбы, именно поэтому приняла тогда такое решение. Оно далось мне нелегко, но я думала, что всё делаю правильно, и что потом ты ещё скажешь мне за это спасибо.
— А я и говорю: спасибо, мама, что разрушила мою жизнь.
Резко поднявшись, я подошла к подоконнику и, отыскав в сумке пачку сигарет, нервно затянулась, смотря в окно на ночной город.
— Ты имеешь полное право меня ненавидеть, но никто не мог предугадать подобных последствий, — ощутив у себя на плече её руку, я тут же рывком её сбросила.
— Всё ты знала, не нужно врать! Врачиха обо всём тебя предупредила, говорила, что аборт чреват бесплодием, я подслушивала тогда у кабинета. Ты знала и всё равно дала добро! Не нужно было лезть в мою жизнь и решать за меня! Ты даже не поинтересовалась, чего хочу я! Я, а не ты! Шестнадцать грёбанных лет я жила с огромным чувством вины, оно не покидало меня ни на одну чёртову минуту. Я жрала пачками антидепрессанты, обвиняя себя в смерти отца и бабушки, а ведь это не я была виновата, а ты! — повернулась к матери и обвиняюще прижала указательный палец к её груди.
— Я? Это ты пыталась убить себя! — закричала она. — Если бы ты не совершила тогда того глупого поступка в ванной, никто бы не узнал про ребёнка. Жили бы дальше тихо и мирно! А мне пришлось рассказать им правду, ты не оставила мне выбора. И эта правда их подкосила. Они тоже обвиняли во всем меня: и в том, что отвела тебя на аборт, и в том, что ты чуть не умерла, якобы по моей вине. День за днём я слышала упрёки в свой адрес. Отец сорвался и начал пить, у бабушки стало совсем плохо с сердцем. Жизнь превратилась в ад! Из-за тебя! Это ты виновата в их смерти!
— Если бы не твой эгоизм, скрываемый под личиной благодетели, я бы никогда не взяла в руки ту бритву! — сквозь зубы процедила я.
Мы стояли молча друг напротив друга, прожигая ненавидящими взглядами. Две одинокие несчастные женщины с поломанными судьбами.
— Уходи, — тихо сказала я и отвернулась.
— Поехали домой. Нам больше нечего делить, — устало промолвила мать. — Я сполна расплатилась за все свои грехи.
— Уходи! — с нажимом повторила я.
Только после того, как услышала щелчок замка закрывающейся двери, я наконец отошла от окна и обессилено рухнула на кровать.
Я рыдала в голос, не стесняясь того, что меня могут услышать.
Я жалела себя. За свою никчёмную жизнь, за непутёвую любовь, за череду трагических событий, преследовавших повсюду. Жалела своего нерождённого ребенка, которому сейчас было бы целых шестнадцать лет. Своего отца, который от горя допился до чёртиков, и пьяным сев за руль, улетел в овраг. Свою бабушку, которая заслуживала спокойную старость, а не подобные встряски с её слабым сердцем. Жалела дядю Жору. Я не могла винить его ни в чём, ведь насильно мил не будешь. Я даже жалела мать, судьба которой тоже не была лёгкой…
Я плакала и, казалось, что вместе со слезами из меня потихоньку выходит все то невыстраданное, что я держала в себе долгие годы. Так я и уснула, в слезах, перебирая в памяти вереницу лиц, событий и прожитых лет.
Часть 38
Неприятно пиликающий звук доносился откуда-то издалека, бесцеремонно выдергивая из цепких лап тревожного сна. Не открывая глаз, нащупала телефон на прикроватной тумбочке и не глядя отклонила вызов. Не хочу никого слышать, голова раскалывается.
Я не помнила, как вчера отключилась, но зато в памяти хорошо отложились обрывки кошмарного сна: похороны деда, чёрная одежда, угрюмые лица, горсти влажной земли, с грохотом падающие на крышку гроба. Потом кабинет врача и окровавленные по локоть руки тучной акушерки; дядя Жора, ещё совсем молодой, с большими пышными усами, и моя мать рядом с орущим младенцем на руках. Но самым жутким видением, от которого сердце до сих пор бешено колотилось, была несущаяся по пустынной трассе старенькая "Волга" отца. Его сосредоточенный взгляд и побелевшие костяшки пальцев, крепко обхватывающих руль. Пропасть обрыва была пугающе близко, но вместо того, чтобы нажать тормоз, он со всей силы утопил в пол педаль газа… и этот страшный крик: «Я сам это сделал» — тонущий в чернеющей пустоте…
На самом деле я была даже благодарна неизвестному звонившему, прервавшему столь страшное видение.
Перевернувшись на другой бок, я застонала — болела каждая косточка затекшего от неудобного положения тела. Очень хотелось пить и принять душ, но подняться с кровати не было сил. Ужасная ночь, чувствовала я себя совершенно разбитой.
