— А при чем тут Макс?

— Там есть две очень некрасивые бумажки. Не пропустишь. Честно говоря, я сама не ожидала… Если у майора Реброва не найдется приличных объяснений, и ты решишь не давать тому, что я накопала, хода, предупреди меня, пожалуйста. Сама я в эту грязь не полезу. А вот заявление о переводе — напишу.

— О каком еще переводе? — окончательно запутался Николай.

— Ты читай. Сам все поймешь, — грустно улыбнулась девушка. — Я подойду вечером. Договорились?

— Хорошо, — согласился капитан.

Агафья ушла, а он занялся бумагами.

Два часа спустя Николай отложил не просмотренную даже до половины стопку. Он понял, на какие факты намекала девушка, когда говорила, что ему это не понравится. Агафья действительно накопала кучу странностей. Именно эти странности привели его в столь мрачное расположение духа. По неприметным на первый взгляд моментам, легким шероховатостям в протоколах вырисовывался нелицеприятный вывод: Ильин специально разваливал некоторые дела. В одном случае хозяйка в присутствии милиции вымыла всю посуду, оставшуюся после посиделок за обедом ее убитого мужа и его неизвестного убийцы. Женщина каялась и извинялась, но куда при этом смотрела опергруппа во главе с подполковником, было непонятно. В другом — опрос ключевого свидетеля собрались проводить аж через две недели после убийства. К тому времени несчастная тетка оказалась в Неве с пулей в затылке, опрашивать стало некого. В третьем — свидетель был убит в тот же день, как пообщался с Ильиным, а протокол допроса бесследно испарился. Якобы мужик, видевший убийство, отказался говорить без адвоката.

Но не это заставило Николая отложить документы в сторону. На одной безграмотной бумаге, составленной так, что за нее можно было спокойно огрести служебное расследование, а то и срок, стояла подпись Макса. Ни один вменяемый опер не проведет так допрос. Ни один честный опер, поправил сам себя Николай. Голова у мужчины пошла кругом от таких открытий. Он отложил несколько напугавших его листочков с подписью друга в сторону и задумался. Капитан не понимал, что теперь делать с выплывшими обстоятельствами давно забытых дел. Ильин пропал, отвечать за халатность (если это была просто халатность) некому. И если всем этим заинтересуется прокуратура, в жернова вполне может попасть майор Ребров. Уголовные дела рассыпались на самой ранней стадии, и разобраться теперь, кто там был виноват, кто прошляпил или получил мзду — практически невозможно. Наконец, он решил сперва поговорить с Максом, а потом уже действовать или не действовать дальше, и набрал номер друга.

— Макс, — с трудом выговорил он. — Подъезжай в контору.

— Очередной покойничек? — весело поинтересовался майор.

— Приезжай, узнаешь. Это не телефонный разговор. Пулей, майор!

— Понял, — посерьезнел Ребров. — Пробок сейчас вроде быть не должно. Через полчаса нарисуюсь.

Тридцать минут, то и дело поглядывая на часы, капитан ходил из угла в угол по комнате. Услыхав в коридоре шаги, он распахнул дверь, но вместо друга увидел начальника убойного отдела.

— О, Николай, похвальное трудовое рвение, — улыбнулся Бурундук. — Что привело тебя в контору в законный выходной?

— Да так, дела подполковника Ильина просматриваю, — ляпнул капитан, не придумавший с ходу другого ответа.

— Разумно, — согласился полковник. — Я сам тоже думал посмотреть, но там Полозкова окопалась. Только сегодня закончила. Ладно, потом расскажешь, что вы там почерпнули.

Начальник пошел по коридору, а Николай, захлопнув дверь кабинета, рухнул на стул. Макс появился минут через сорок.

— Извини, опоздал. Опель ехать отказался. Выходной у него. Что у нас плохого? Полозкова куда-то вляпалась?

— Нет, с Агафьей все в порядке. В относительном.

Капитан снова умолк и закурил. Он не знал, как начать разговор.

— Может быть, наконец, объяснишь, что произошло? — поторопил друга майор.

— Скажи, Макс, ты работал по делу Соколова? — через силу проговорил тот.

— Соколов… это который?

— Глухарь. Жена вернулась раньше с работы и обнаружила еще теплый труп мужа. Мужику развалили черепушку бутылкой.

— А, этот. Да, работал.

— Вместе с Ильиным? — упавшим тоном спросил Николай.

— Да, а что?

— Тогда скажи мне, друг, — голос капитана стал таким тихим, что Макс с трудом разбирал слова, — что это?

В руки майора легли несколько ксерокопий. Майор непонимающе посмотрел на бумаги. Николай, отвернувшись, молча выдыхал сигаретный дым в окно.

Сообразив, что друг больше ничего не скажет, Макс бегло просмотрел лежавший сверху лист.

— Что это за ахинея? Кто написал этот бред?

— Там внизу подпись есть, — еще тише подсказал Николай.

— Я?! — в изумлении выдохнул майор.

— В конторе появился еще один майор Ребров? Это тебя Ильин попросил? Он тебе угрожал? Скажи, чем он тебя взял, на чем поймал? Я не верю, что ты мог это сделать добровольно! — только что говоривший еле слышно, теперь Николай почти кричал.

— Колька, не ори! Я сам не понимаю…

— Не орать? Хорошо. Я постараюсь. Если ты объяснишь мне, что это такое. Благодаря этой, как ты выразился, ахинее, вероятный убийца спокойненько живет сейчас в Южной Америке.

— Вспомнил! Я тогда начал работать по делу не сразу. Только дней через десять после убийства. Я свалился с аппендицитом. Ты меня еще в больницу отвез. Помнишь? Я не хотел, мол, само пройдет, съел не то. Но ты уперся и потащил меня в лечебницу. А хирург посмотрел и на операционный стол отправил. Глянь на дату. В этот день я в койке валялся, от наркоза отходил!

— Фу, блин… — выдохнул Николай, и понял, что последние несколько секунд не дышал. — Слава Богу. Можешь дать мне по морде…

— Не имею такого желания. Красивая липа. Хрен его знает, что бы я сам подумал на твоем месте, — отозвался взмокший майор, чуть сам не поверивший в собственное грехопадение. И тут до него медленно стало доходить, что все это значит. — Погоди, ты хочешь сказать, что Ильин…

— Разваливал дела? — продолжил капитан. — Именно так. Мне Агафья позвонила. Она в архиве таких приколов нарыла… Благо, с твоим автографом только это. Но там и без тебя хватает… Да и не все я успел просмотреть.

— Однако…

— Следователям, похоже, тоже перепадало. Прокатила же бумажка за твоей подписью, хотя тебя там и близко не было.

— С этим надо идти к Бурундуку, — майор продолжал разглядывать липовый документ. Его собственная подпись выглядела почти безупречно.

Николай покачал головой:

— Не спеши. Я пока дочитаю Агафьины выписки. А то, как эту пакость увидел, больше читать не смог — поплохело. А ты — хорошенько подумай.

— Коль, ты, что, и правда, думаешь, что я мог взять мзду? — опустил голову майор.

— Нет, — твердо отозвался Николай. — Если бы ты это делал, липа бы не понадобилась. Но все знают, как ты «любишь» бумажную работу. Сколько раз я за тебя отчеты перепечатывал, а ты потом подписывал? Может, еще кто-нибудь содействовал?

Макс задумался.

— Иногда мне помогают девочки из секретариата. Но там я все внимательно проверяю. Они могут фамилию переврать, или целый абзац пропустить…

— Вспоминай глухари, по которым работал Ильин, — подсказал Николай.

— Точно! — Макс схватился за голову. — Было дело. Одно! Больше ничего такого вспомнить не могу. Я осмотр места происшествия делал с жуткого бодуна. Ильин на меня посмотрел и велел домой идти. Мол, сам закончит. А с утра меня еще в коридоре поймал. Наплел, что когда я ушел, неожиданно заявился Бурундук и начал орать, дескать, посылал сюда Реброва, так какого лешего его здесь нет. Ильину пришлось соврать, что осмотр я уже закончил и поехал к родственникам. Он тогда быстро сунул мне протокол, мол, его уже следователь заждался, бесится. Ну, я и подписал, не читая…

— Приехали…

— Может, там все нормально, — с надеждой проговорил Макс.

— Сомневаюсь, — жестко отозвался Николай. — Припомни, сколько раз Ильин закрывал глаза на нарушения?

— Ни разу.