Но даже этот неумелый шажок русских к обозначению своих политических прав, своего места в уже не дружной семье народов вызвал бешенство, поднялся визг о якобы «возрождении русского фашизма». Журналисты, которые поощряли парад национальных фронтов в республиках агонизировавшего СССР, буквально зверели, если кто-то произносил в эфире само слово «русский». «Это же прилагательное, – кривились они. – А настоящий народ – существительное!» Но это еще полбеды. Спецслужбы тайно поощряя национальные «фронты», всячески препятствовали самоорганизации и сплочению русского населения в союзных и автономных республиках. Ну, не любили в КГБ «русистов», и это потом роковым образом сказалось на судьбе страны, ведь если бы, например, против «саюдисов» вышли «светлояры»… Но не будем о грустном!.

Помнится, все горячо обсуждали тогда утку, запущенную Собчаком, о зверствах спецназа, якобы рубившего свободолюбивых грузин на площади в Тбилиси саперными лопатками. Мы сидели в молодежной газете и выпивали с моим старшим другом поэтом Александром Ароновым. Он никак не мог успокоиться: «Нет, Юр, ты подумай: лопатами! За что? За желание независимости! Да как же можно! Живых-то людей! Давай выпьем стоя!» Выпили. «А если на Красную площадь выйдут «русские фашисты»? – лукаво спросил я. – Их-то можно саперными лопатками?» «Их? Ни в коем случае! Только огнеметами, а лучше – напалмом!» – был ответ. С тех пор мы никогда вместе не выпивали, да и вообще раззнакомились:

Таким образом, на историческом переломе «старший брат» остался без лидеров (Хасбулатов, понятно, не в счет), без действенных политических структур и организаций. Трагическая судьба перспективного Фронта национального спасения, который возглавлял Илья Константинов (я сам ходил на его митинги), еще ждет своего исследователя. Но из недавнего общения с этим ярким политиком переломной эпохи я вынес ощущение, что Народный фронт, пытавшийся противостоять развалу, был умело выведен из большой политической игры не без участия все тех же спецслужб. Партийные же функционеры, русские по преимуществу, в смысле отстаивания интересов своего народа выглядели, точно кастраты в женской бане.

А Ельцин проявил себя в Беловежской Пуще как обыкновенный аппаратный перестраховщик. Ему, «уральскому самородку», даже в голову не пришло озаботиться интересами России в новой СНГ-конфигурации и поставить вопрос о судьбе русских (не по крови, конечно, а по языку и менталитету) в отделяющихся республиках. Нельзя! Неудобно! Это же великодержавный шовинизм, а номенклатурных карьеристов пугали им еще в колыбели районной партшколы. В самом деле, как можно было не обсудить в Пуще статус Крыма? Ведь украинская делегация, по воспоминаниям Кравчука, ради «незалежности» пошла бы на любые уступки. Как можно было не оговорить транспортный коридор из России в Калининград? Даже побитой Германии разрешили наземный и воздушный транзит. Наша артполк стоял на обочине Гамбургского шоссе, по нему из ФРГ в Западный Берлин неслись автомобили, а над нами кружили натовские «рамы» – так низко, что видно было улыбающееся лицо пилота в открытой кабине. Как же так?..

Теперь-то понятно: Ельцин покупал власть в России ценой сдачи СССР, подталкивая союзные республики и даже автономии к разрыву с Центром. А как еще понять дикий призыв: «Берите суверенитета, сколько сможете!» Даже многие местные руководители колебались, понимая свою ответственность за разрушение единого экономического организма. Но предательство тех, кто с помощью зарубежных специалистов по цветным революциям захватил власть в Москве, обрекло СССР на катастрофический развал. А был ли у многонациональной страны шанс? Мне сразу ответят: «Если бы да кабы… У истории нет сослагательного наклонения!» У истории, как движения общества из прошлого в будущее, точно – нет, а вот история, как наука, этими самыми «если бы да кабы» просто-таки обязана заниматься с утра до вечера. В этом ее предназначение. Просчитывая и анализируя возможные, но не случившиеся по разным причинам варианты событий, мы осмысливаем исторический опыт, работаем над ошибками, предотвращаем рецидивы неверных управленческих ходов. Нам в многоплеменной России сегодня анализ причин и механизмов развала СССР необходим, как прививка от смертельного мора.

Давайте на минуту допустим следующее: в Москве в конце 1980-х у руля оказался умный, волевой, патриотичный лидер, наподобие Путина, Назарбаева, Лукашенко или Примакова. Возможно? Почему бы и нет. Мог бы он с единомышленниками изменить ситуацию? Думаю, да. Хочу напомнить: в 1990-м году (об этом как-то подзабыли) Съезд народных депутатов все-таки принял процедуру выхода из СССР. Опираясь на нее, можно было диктовать условия жаждущим самоопределения республикам. И прежде всего, за основу границ новых государств следовало взять те территории, с которыми союзные республики некогда вошли в СССР, а принадлежность земель, обретенных под игом «Красного Египта», определять с помощью референдума. Для подготовки плебисцита, уточнения границ, проработки прав нацменьшинств, в том числе русских, пришлось бы объявить переходный период. Обычная мировая практика. Именно так расходились чехи и словаки. Сколько лет дали Британии на выход из Евросоюза? То-то же! А наши братские республики во главе с РСФСР выпрыгнули из СССР, как проститутки из горящего борделя.

Теперь прикиньте, кто бы с чем остался после выполнения всех процедур, согласований и референдумов! Уверяю, процесс достижения консенсуса, а, значит, переходный период затянулись бы надолго. Полагаю, некоторые республики предпочли бы сохранить Союз, чтобы не сжаться, как мошонка на морозе. Не понадобилось бы через четверть века возвращать в родную гавань Крым, он бы никуда не уплывал. То же можно сказать о Донбассе, Луганске, Приднестровье… Не было бы утеснений русских в этнократических лимитрофах, сноса памятников героям войны, запрещения русского языка, ведь в переходный период можно подробно прописать языковые, культурные и политические гарантии русских и русскоязычных граждан, составлявших кое-где половину населения. В Финляндии шведов меньше 10 процентов, а там официальное двуязычие. Представьте: сегодня в Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии и т. д. этнический состав депутатского корпуса пропорционально соответствует численности национальных общин. А? Поняли? Мы имели бы под боком друзей, а не супостатов.

Могла история пойти таким путем? Могла. Но не пошла. И не потому, что хотели, да не вышло. Никто даже не пытался. Вот в чем трагедия! Но я надеюсь, в случае (не дай Бог!) очередного кризиса государственности русские не окажутся снова в положении «межэтнического вакуума», без лидеров и надлежащих структур, как это случилось в 1991 году. Напомню, что в оживившуюся после самоубийства КПСС игру «самоопределение вплоть до отделения» включились тогда почти все народы СССР, кроме, пожалуй, евреев, цыган и русских. Первые уже получили свое национальное государство – Израиль и биться за независимость далекого Биробиджана не собирались. Вторые как-то за тысячелетие таборных скитаний не заморачивались идеей государственности: «Мы кочуем по долинам и холмам…» А русские вообще не воспринимали себя народом, имеющим отдельные этнические интересы, все свои планы и устремления связывая с многонациональной страной. Так их воспитали история, церковь и власть, не только советская.

Вопрос об интересах русской части державы тогда вообще не ставился, если не считать предупреждения Валентина Распутина. На одном из съездов он строго молвил: смотрите, сепаратисты, а то Россия сама отделится от СССР, тогда увидим, кому придется хуже. Конечно, это заявление было скорее эмоциональной реакцией на неадекватность иных «самоопределенцев», нежели реальной угрозой, ведь «независимость» русских – по сути, гибель российской цивилизации. Но такие уж настроения царили в ту пору. Помню, на каком-то писательском форуме один украинский «письменник» договорился до того, что Чернобыль нарочно устроили москали, чтобы отравить украинскую экологию, – тогда «малороссы станут малорослыми». Сидевший со мной рядом поэт из Минска добавил с иронией: а еще для того, чтобы белорусы стали в самом деле белыми – бледными и малокровными. Майдан в головах кипел задолго до незалежности.