Непонятно только, что за шерсть у них, чья. Ни кролик, ни баран, какая-то тёмная, рябая местами, но мягкая. Надеюсь, это не с Воу начесали, а то будет прикол. Свяжу себе варежки и буду в них ходить. Только с вязанием у меня не очень, вспомню ли? — Не уверена. Я ж только шарф пробовала и то, не больше десяти сантиметров. Проблема. Интернета ведь нет, онлайн-урок не поглядишь.

Долбаная фентэзюшная древность. Почему фентэзи нельзя в техническом мире сделать, обязательно одна допотопщина? Тот, кто это выдумал, сам, наверное, печку не топил ни разу. Я тоже, конечно, не топила, но видала, как Халк это делает, ничего весёлого.

Зато, вон, у меня какая ниточка хорошая получается, мягонькая, лёгкой скрутки. Неровная она, правда, чутка, каждые пять сантиметров, но это же я только начала. Потренируюсь и нормально. Эй! Чёрт, оборвалась. Лохонулась я чего-то. Ладно, сейчас поправим всё.

Хорошо, что прялка ножная, а то бы, если была старинная с гребнем, то тут бы я села и встала. Аха-ха! Я нереально крута! Я супер! Я смогла! Спасибо, бабуль, ты супер!

Надо же, и совсем не раздражает. Может, это потому, что тут интернета нет, и сходить некуда? Или потому, что никто не заставляет? Тогда бы мне вряд ли понравилось. Или это, потому, что никто не видит? Если бы меня подружки сейчас увидали, точно заклевали бы! «Ты прямо, как из деревни! Ты что чуханка?!». Вот, сто пудов, так сказали бы. Прямо так и слышу мерзкий прокуренный голос Янки.

Ну, и ладно! Зато у меня есть Халк, он крутой, сильный и добрый. И так вообще очень даже ничего, зелёный слегка, но, если не обращать внимание на это, то супер. Они такого в жизни не встретят.

Вот в клубе такого точно не найдёшь, только, если на фейс-контроле, и то ни разу не такой. Те только по заднице, сиськам и кошельку ориентируются, кого пускать, а кого нет, и как это связано с мордой — непонятно. Тот, кто придумал это название, наверное, сам в клубы такие не ходил.

Вот поэтому я, как и папка, не люблю все эти иностранные названия. Все ими сыпят постоянно, а ты стоишь дура-дурой и вообще не втыкаешь, что это такое, то ли обозвали тебя, то ли похвалили.

И ведь та же Янка ни черта не понимает, у неё с английским было ещё хуже, чем у меня. Наверное, от того, что она с репетитором предпочитала спать, а не заниматься. Зато, она постоянно делала вид, что шарит по-иностранному. А сама только и знала, что повторять «окей», «йес», «мор, бейби» и «Оу бейби ю вё викд кул!». Хорошо, если подходяще к ситуации, но, когда я лбом втемяшилась в стеклянную дверь и чуть там весь мозг не оставила, слышать, как я была крута, мне совершенно не понравилось. Но эти четыре фразы были единственное, что Янка запомнила во время занятий с репетитором. Хорошо, что не немецкий изучала, а то набор слов был бы ещё стрёмнее, а, главное, все бы знали, откуда она почерпнула. А её «дас ист фантастиш» почти так же подошло бы к той ситуации со стеклом.

А сейчас мне надо завязывать с прялкой, а то заметят, что много нитки приросло, начнут на меня коситься. Нет, такое надо преподносить неожиданно, чтобы все разом офигели.

Попробую что ли, выйти. Но повернув голову к двери, я внезапно столкнулась с наблюдающим за мной Воу.

Чёрт! Спалил меня!

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чего ж я такая дура слепондырая! И чего теперь? Сделать вид, будто ничего не было? Прикинуться ветошью? Чего-то не похоже, что прокатит, вон как смотрит на меня, точняк, сейчас про мои навыки начнёт расспрашивать…

«Как ты себя чувствуешь?» — тут же прокрался в мою бедовую взбаламученную его появлением голову вопрос Воу.

Я аж села обратно.

Чего? И что всё? Или это, типа, издёвка такая? Поржать надо мной вздумал, что ли? Типа, я так приболела головой, что кинулась прясть? Ах, ты ж мозговитый коврик в охотничьем доме!

«Нормально», — насупившись, мысленно отмахнулась от него.

Будет тут ещё всякий блохастый волк надо мной смеяться. Хм!..

«Тогда, может быть, поговорим немного о тебе?» — внезапно предложил форкош, глядя мне в глаза с такой серьёзностью, словно следователь.

Ему бы ещё напарника и лампочку, светящую мне в лицо, так точь-в-точь будет. Ух! А ж до костей пробрало. Если бы он ещё вслух мог по-человечески говорить, то ещё бы внушительнее вышло бы.

«Обо мне? Ты это о чём?».

«Расскажи мне о том мире, в котором ты жила», — предложил Воу, растягиваясь на полу комнаты прямо передо мной и явно давая понять, что отказаться нельзя.

Мой мир?.. Как-то странно это звучит теперь, будто бы моя прошлая жизнь — это лишь сон. Понятное дело, что возвращение невозможно, но… Или это совсем не так? Магия же у них очень даже продвинутая.

«Воу, а если я всё расскажу, ты сможешь помочь мне вернуться обратно?».

«Это невозможно», — тут же ответил он, даже не пытаясь осмыслить вопрос.

Что? Вот так вот прямо? Почему ты так погрустнел? Не делай так, иначе я поверю.

«На немного?.. Хотя бы часок?..» — с надеждой взмолилась я, боясь прервать нашу мысленную связь.

Пожалуйста! Мне-то и нужно увидеть папку хотя бы раз, я только скажу, что жива, и потом пусть, как будет. Он ведь там беспокоится. Ну, же!.. Скажи мне хоть что-то хорошее?

«Прости, но у нас нет таких возможностей».

«Никак? Призраком?.. Иллюзией?.. Хоть на секундочку?..».

Воу поднялся с пола, сел, и вполне так по-человечески покачал башкой.

Нет. Так не может быть. Тут же волшебство, маги и нелюди всякие. Вы даже волосы за пять минут зельем наращиваете, грудь увеличиваете, цвет глаз и волос меняете. Не может так быть! Не должно! Я ведь сюда к вам попала, значит это возможно!

«Мне очень жаль».

Я всхлипнула. Так нечестно! Почему меня вырвали вот так и не могут дать возможность сообщить о себе хоть что-то папочке?! Так нечестно! Это плохая сказка! Это неправильная сказка, боженька! Нечестно…

«По ком ты сейчас плачешь? Можешь, мне рассказать?» — участливо глядя мне в глаза, спросил форкош.

Придираться к нему, тыкать в то, что он зверь и не поймёт, я не стала, просто мысленно протянула: «Мой папа…».

«Я понимаю», — пронеслась чужая мысль в моей голове. «Не напрягайся, стараясь мне объяснить. Просто вспомни…».

Я так и сделала, даже не потому, что он мне сказал, просто это шло из души. Мой папа, мой самый замечательный, самый лучший папа. Я вспомнила всё. Его такие большие некрасивые, расписанные синюшными наколками руки, которые при этом были так добры. Его колыбельные на ночь, спетые грубым жутко фальшивым голосом, но так искренне, так нежно. Его тяжёлое дыхание, когда он ещё по первости, когда мы жили все вместе в доме бабушки, после смерти мамы, бежал вместе со мной через всю деревню в ветхое здание медпункта к старой медсестре, когда подумал, что я проглотила стекло вместе с вареньем. Вспомнила, как он прижимал меня к себе, когда вернулся, обещая, что больше никогда не оставит. И как я впервые готовила для него, стараясь показать, как повзрослела. И как он меня ругал за выбеленные волосы смесью гидроперита и аммиака.

Из памяти выныривали всё новые и новые картинки, и я уже не могла остановиться, не задумываясь, видит ли их вместе со мной Воу. Только почувствовав, как этот здоровенный клыкастый зверюга понимающе ткнулся в моё плечо широким лбом, позволяя себя обнять, я осознала, что он видел и понял. Так я впервые за всё наше с ним знакомство без страха прижалась к его пахнущей хвоей и, почему-то, дымом, шкуре, чтобы расплакаться.

Успокоилась я не сразу, и, конечно, легче мне не стало. Одно дело убеждать себя, что нужно жить дальше, раз уж нельзя вернуться, и совсем другое, когда наверняка знаешь, что так в самом деле.

Но плакать хватит! Ещё вдруг привыкну. Нечего тут хлюптеть перед всеми подряд, а то так дойду и до того, что скоро разревусь на пышной груди русалицы. Вот это будет номер. Она наверняка офигеет. Ещё снесёт мне своим визгом черепушку. Нет, уж, теперь только Халк и никто больше. Назначаю его своей подушкой для слёз. А, может, и с ним не нужно. Он не слишком-то хорош в успокоении.