И вот рассвет, и ты спешишь

И гонишь других в тень.

Ты помнишь тех, кто позади

И кто уже ушел.

И ты один, ты впереди

Ты пашешь, словно вол.

Ты надеваешь кандалы, выносишь приговор.

Ты почти бог, но где твой смех?

С покорностью раба взираешь сверху ты на всех,

А твой успех – тюрьма.

Тиаш любил ночь. И дождь. Темное влажное небо разбухало, сдавливая башни замка со всех сторон. Темнота съедала очертания лежащего внизу города. И ему казалось, что он один в этом мире.

И весь мир существует только ради него.

Для него.

Из-за него.

-Мой повелитель, вы…грустите?

Тиаш стоял на смотровой площадке, подставив лицо беспощадно хлещущему дождю. Раскинув руки , отдавшись ощущению свободы. Пусть и иллюзорной. Когда струи дождя, стекая по обнаженной груди, сбегают дальше, омывая пах, бедра колени, ступни, стекая на холодный каменный пол. Когда живешь под этим небом тысячу лет (или больше, он устал считать), понимаешь, что вся роскошь императорского дворца – мишура, пыль, которую бросаешь в глаза алчным придворным.

-Иди сюда…- хрипло позвал он девушку. Юную и свежую, как только что распустившаяся роза. Ее пухлые губы, ее глаза, растворяющиеся в темноте, тонкая, насквозь промокшая ткань свободного платья, пробудили голод. Голод часто мучал его в последнее время, не давая покоя ни днем, ни ночью. С тех пор, как он встретил странную девушку, которая меняла внешность, как перчатки. С тех пор, как он ощутил тепло живой магии, которая откликается на его ласки с такой силой, что он ощущает себя почти живым. Девушку, чья аура от его прикосновений не темнела, а светила лишь ярче.

-Мне не грустно. Я голоден. Разденься.

Девушка послушно скинула платье. Ее длинные темные волосы намокли и прилипли к влажной коже. Это была совсем юная ведьмочка. Чей резерв только лишь слегка приоткрылся, порозовел, как еще не пропекшееся утреннее небо.

-Ты хочешь меня?

-Да, мой повелитель.

-Ложись, пошире раздвинь ноги и поласкай себя.

Девушка опустилась на каменный пол у его ног и, не сводя затуманенного взора со стоящего над ней Императора, неуверенно коснулась своих кудрявых завитушек, раскинув бедра, подставив себя неумолкающему дождю.

-Представь, что я касаюсь затвердевших сосков, сжимаю их так сильно, что тебе почти больно… Но ты стонешь от удовольствия. Моя рука гладит твой живот, и движется дальше, заползает вот сюда…

Большой палец его ноги коснулся мокрых завитков, медленно раздвинул нежные складки и надавил на влажное углубление, горячее и податливое. Девушка изогнулась навстречу и застонала. Ее магия раскрыла лепестки, раскрасила ауру. Аура вспыхнула. Тиаш жадно вдохнул влажный воздух, вбирая в себя, втягивая по капле подсвеченную возбуждением магию.

Где-то внизу, Тиаш безошибочно это уловил, заворочался неугомонный источник. Ночь вокруг вздрогнула, словно ее распороли тысячи острых ножей. И из распоротых трещин хлынули черные, чернее самой ночи, мохнатые, как ядовитые пауки, щупальца источника, обвивая, обволакивая, спутывая, штрихуя все вокруг расплывчато-угольными мазками.

Император почувствовал, как вспыхнули кончики пальцев. Девушка застонала. Ее тело опутывали темные жгуты, до крови сдирая кожу. Но она чувствовала лишь, как ее промежности становится все жарче, как ее повелитель, нежно движется вверх, на возвышение, чуть надавливает, крутится вокруг, медленно спускается вниз, чуть проталкиваясь внутрь. И вдруг все ее пространство между ног накрыла его холодная мокрая ступня, вжалась, подогнув пальцы, так тесно, словно хотела войти внутрь, протолкнуться, пронзить. И вот его ступня, слегка шлепнув курчавую поросль, двинулась вверх, надавливая на живот, наступая на правую грудь, большой палец слегка пощекотал сосок, резко вдавил внутрь, так, что девушка охнула, но тут же отпустил, поймав сосок между пальцев, потянув на себя.

Девушка изогнулась.

-Сдвинь бедра. Сожми их крепче, так, чтобы твоя киска, прижалась к моей ноге тесно-тесно, подвигай попкой вверх. Ты горячая…Очень горячая…