Но одеяло немного сползло вниз. Теперь оно сбилось у Каса на боку, и из-под него видны полотенца: одно наброшено на плечи Каса, как накидка, другое обернуто вокруг груди. Третье полотенце небрежно замотано у него на голове. Где-то там внизу должно быть и четвертое, обернутое вокруг его бедер, — Дин вспоминает, что так и не переодел Каса ни в одежду, ни в пижаму, и под этим одеялом на нем нет ничего кроме беспорядочно намотанных банных полотенец.
Дин невольно улыбается: ему приходит в голову, что это похоже на начало плохого гей-порно (а может, даже и хорошего гей-порно). Одна мысль о том, что под простынями Кастиэль обнажен и с него сползают эти полотенца…
Но мысль эта чисто гипотетическая. В ней есть определенный налет тоски, оттенок сожаления о потерянной возможности, но это все чувства из серии «если бы, да кабы». Подобные грезы все равно наверняка были из разряда фантастики. Просто мечты… неправдоподобные и глупые. Дин понимает, что надо спрятать их подальше. Что Касу нужно, так это забота и поддержка, а вовсе не абсурдные порно-фантазии Дина о спадающих полотенцах.
Он стоит у кровати, прилежно стараясь не думать о том, развязалось ли под одеялом нижнее полотенце, когда Кас меняет позу. Может, он услышал, как вошел Дин, а может, ему что-то снится — сложно сказать, но он щупает воздух вытянутой рукой, после чего подтягивает ее к себе. Потом обеими руками сжимает край одеяла и поднимает его к подбородку, нагнув голову, как будто пытается укрыться получше. Но получается у него только еще больше потревожить полотенца. Тюрбан на его голове начинает разваливаться, и полотенце, которым были прикрыты плечи, соскальзывает назад. Внезапно становится видна плешина в его волосах и один из зловещих синяков в форме следа от когтей на плече. Дин вспоминает и про шрамы на животе, и все его порнографические мысли в момент исчезают. Чувство, которое переполняет Дина теперь, в результате одного этого краткого мгновения, когда Кас пошевелился во сне, — это острая потребность защитить его. Касу слишком холодно, он слишком обнажен, его синяки на виду…
«Я никогда не привыкну к синякам», — думает Дин, наклоняясь и бережно вынимая край одеяла у него из рук. Дин укутывает плечи Каса, укрывая его до самого подбородка, чтобы спрятать синяки. Потом щупает его лоб, проверяя температуру, и осторожно поправляет полотенце на его голове. В этот момент он замечает на подушке рядом несколько отдельно лежащих темных волосков.
Дин замирает, глядя на волоски. Потом смотрит на лицо Каса и теперь обращает внимание на еще одну деталь, которой не видел раньше: отсутствие щетины. Дину только что пришлось побриться; Касу, похоже, этого делать больше не нужно. Привычной грубоватой тени на его подбородке и щеках больше нет. И брови кажутся реже. Эти изменения не очевидны, но теперь, когда Дин знает, на что смотреть, они заметны.
Слова «диагноз?» «прогноз?» всплывают у него в голове.
Диагноз и прогноз. Вот что сейчас важно. Что именно у Каса, и каковы перспективы.
Дин берет стул, ставит его к кровати и садится рядом с Касом. Делать больше особо нечего, и теперь, когда пришли мысли про диагноз и прогноз, оказывается, что их невозможно заткнуть. Они словно непрошенный гость, который настойчиво стучится в дверь; как будто в голове Дина включился какой-то режим «Теперь думаем только про рак и ни про что больше», и голосок в его сознании заладил: «Диагноз? Прогноз? Диагноз? Прогноз?»
«Какой тип? Какой орган? Какая стадия? Насколько плохо? Какое лечение? Как долго? Какие побочные эффекты?»
«Сколько лет, какова вероятность, каковы шансы?»
Ответов пока нет. И Дин уверен, что, даже когда Кас проснется, ответов он сразу не даст, так как уже понятно, что он неохотно сообщает подробности. Дин подозревает, что в какой-то момент придется у него их выпытывать. Вероятно, скоро. Ведь рак убивает…
Нет. Стоп. Рак может убить, но так бывает не всегда. Более того, в наше время это часто уже не так. Многие люди теперь с ним справляются.
«Он не убьет Каса, — думает Дин, меняя позу на деревянном стуле в попытке найти удобное положение на предстоящую долгую вечернюю смену. — Только не Каса. Он победил столько других напастей — он сильный. Это ни за что его не свалит».
«Кроме того, у нас есть кое-какие связи. Есть друзья наверху и, может быть, даже внизу».
Это если растянуть понятие «друг». Настолько, чтобы оно включало врагов.
***
Каких-то пятнадцать минут спустя Дина уже клонит в сон. И стул-то не сказать, что удобный, но все равно Дин начинает клевать носом. Мысли о диагнозе и прогнозе сливаются в неясную дремотную тревогу, вызывающую в его памяти живые картины: как Касу плохо, как Дин держит его над унитазом, как видит его лежащим на полу. Слух Дина выхватывает шум на парковке, и Дин резко приходит в себя, вздернув голову и едва не бросившись к Касу в уверенности, что того снова тошнит и ему нужна помощь.
Но Кас по-прежнему спит. Это все были сны в полудреме. Дин смотрит на время на телефоне: еще, наверное, около часа до приезда Сэма. Он начинает пролистывать приложения, планируя отвлечься какой-нибудь бессмысленной игрой, просто чтобы не заснуть. Но потом вдруг ловит себя на том, что почему-то открыл браузер и набирает ключевые слова «рак диагноз прогноз». В ответ высыпается целый список сайтов больниц и страниц с информацией для пациентов.
«Сэм уже, наверное, все это прочитал», — думает Дин, но все равно начинает просматривать ссылки. Он наугад открывает сайт какого-то госпиталя и вскоре уже щурится в экран телефона, пытаясь сориентироваться в огромном алфавитном указателе всевозможных типов рака и их лечения. «Рак желудка», «рак легких», «рак печени», «рак поджелудочной железы» — мелькают названия в прокручиваемом списке. Фразы кажутся прямолинейными и безжалостными; их десятки, и каждая — эта гиперссылка, ведущая в свой отдельный мирок страданий. Ссылок много.
Ссылок очень много, и Дин не знает, на какую кликнуть. Он просматривает несколько наугад, но в итоге узнает только, что некоторые виды рака особенно ужасны, с жуткими процентами выживаемости. Рак поджелудочной — один из наихудших, и печени — тоже ничего хорошего не обещает, и рак желудка — это плохо…
Скоро становится ясно, что ничего по-настоящему полезного найти не получится, пока Дин не узнает, что именно у Каса, — хотя теперь он со страхом ждет этого разговора. Наконец внизу страницы он обнаруживает еще один набор ссылок, ведущих на PDF-файлы с общей информацией и описанием основных способов лечения. Все это изложено удручающе сухо; безупречно оформленные брошюры отдают почти корпоративным глянцем. Дин прилежно просматривает заголовки, планируя, что скачать позже, когда он вернется к лэптопу. «Жизнь с раком», кажется, стоит посмотреть; «Чего ожидать от химиотерапии» — это точно; «Питание при раке» — и это может быть полезно. Потом Дин замечает брошюру, озаглавленную «Когда химиотерапия не помогает» и еще одну, с названием «Хоспис: выбор пациента».
В тот же миг он поворачивается к тумбе у кровати, чтобы положить телефон экраном вниз и взять пульт от телевизора. Все, поиск окончен. Пора посмотреть телек. Как Кас и советовал прошлой ночью.
Дин настолько напряжен и отвлечен тяжелыми мыслями и настолько устал, что совсем забывает про звук. Когда он включает телевизор, раздается оглушительный взрыв испанского — настолько громкий, что Дин вздрагивает. Несколько мучительных секунд уходит на то, чтобы найти кнопку отключения звука. Эти секунды кажутся годами, но в конце концов Дин замечает нужную кнопку и в панике жмет на нее, и в комнате вновь воцаряется тишина. Он бросает виноватый взгляд в сторону кровати, но, как ни удивительно, глаза Каса по-прежнему закрыты.
Перебор каналов показывает, что выбор телепрограмм в мотеле небольшой. Дин просматривает их все, не в силах сконцентрироваться, и в конце концов возвращается к тому же испаноязычному каналу, с которого начал. Там идет мыльная опера. Дин включает субтитры, надеясь, что, может быть, поймет немного по-испански (уж на сюжет мыльной оперы его ломаного испанского должно хватить).
